Тахира Мафи - Разгадай меня (сборник) Страница 13

– Так точно, сэр, – отвечает он, забыв о кофе. – Я тотчас же отдам приказ.

– Хорошо.

Он встает.

Я киваю.

Он уходит.

С тех пор как она исчезла, я впервые чувствую какую-то надежду. Мы найдем ее. Теперь, обладая новыми сведениями и выставив целую армию против жалкой шайки бунтовщиков, кажется невозможным, что мы потерпим неудачу.

Я делаю глубокий вдох. Затем отпиваю еще глоток этого кофе.

И с удивлением обнаруживаю, насколько мне нравится его горький вкус.

Глава 20

Он уже ждет меня, когда я возвращаюсь в свои апартаменты.

– Приказ отдан, – говорю я, не глядя в его сторону. – Сегодня вечером мы выступаем. – Секунду я раздумываю. – А теперь прошу меня извинить, у меня еще масса дел.

– Каково это, – спрашивает он, – чувствовать себя калекой? – Он улыбается. – Как ты сам себе не противен, когда знаешь, что тебя подстрелил твой же подчиненный?

Я останавливаюсь у двери, ведущей в кабинет.

– Что тебе нужно?

– Что же, – произносит он, – ты такого нашел в этой девчонке?

У меня мурашки по спине бегут.

– Она ведь для тебя нечто большее, чем просто эксперимент, так ведь?

Я медленно поворачиваюсь к нему. Он стоит посреди комнаты, засунув руки в карманы, и улыбается какой-то презрительно-гадливой улыбкой.

– Ты это о чем?

– Полюбуйся на себя, – отвечает он. – Я еще даже имени ее не произнес, а ты уже весь раскис. – Он сокрушенно качает головой, не переставая изучать меня. – Побледнел, сжал здоровую руку в кулак. Задыхаешься и весь напрягся. – Пауза. – Ты выдал себя, сынок. Ты считаешь себя очень умным, – продолжает он, – однако забываешь, кто научил тебя владеть собой.

Меня бросает то в жар, то в холод. Я пытаюсь разжать кулак, но не могу. Я хочу сказать ему, что он ошибается, но вдруг чувствую, что меня качает, и жалею, что как следует не позавтракал. И тут же жалею, что вообще завтракал.

– У меня работа, – выдавливаю я из себя.

– Скажи мне, – не унимается он, – что тебе наплевать, если она погибнет вместе с остальными.

– Что-что? – нервно срывается с моих губ.

Мой отец опускает взгляд. Нервно сжимает и разжимает руки.

– Ты меня так часто разочаровывал, – произносит он обманчиво мягким тоном. – Прошу тебя, пусть на сей раз этого не случится.

На какое-то мгновение мне кажется, словно я существую вне своего тела, как будто я смотрю на себя со стороны. Я вижу свое лицо, раненую руку, ноги, которые вдруг перестают меня держать. По лицу моему идут трещины, потом по рукам, по груди, по ногам.

Я представляю себе, что это значит – разваливаться на части.

Я не отдаю себе отчета, что он назвал меня по имени, пока он дважды не повторяет его.

– Что тебе от меня нужно? – спрашиваю я, поражаясь своему спокойному тону. – Ты без разрешения входишь ко мне, стоишь здесь и предъявляешь мне обвинения, в которые у меня нет времени вникать. Я исполняю твои распоряжения и приказы. Вечером мы выступаем, и мы найдем их логово. Ты сможешь разделаться с ними, когда тебе будет угодно.

– А как же твоя девчонка? – интересуется он. – Твоя Джульетта?

При упоминании ее имени я вздрагиваю. Пульс у меня так частит, что становится почти нитевидным.

– Что ты почувствуешь, если я трижды прострелю ей голову? – Он пристально смотрит мне прямо в глаза. – Разочарование, поскольку ты лишился любимого проекта? Или скорбь, потому что ты потерял любимую?

Время словно замедляется, окутывая меня вязкой пеленой.

– Будет печально, – отвечаю я, стараясь не обращать внимания на дрожь, от которой у меня подгибаются колени, – потерять то, на что я потратил так много времени.

Он улыбается.

– Приятно слышать, что ты трезво смотришь на вещи, – одобрительно кивает он. – И любому проекту, в конце концов, легко отыскать замену. Я уверен, что мы найдем более практичное и рациональное применение твоему времени.

Я медленно закрываю и открываю глаза. Одну половину груди словно судорогой свело.

– Разумеется, – слышу я свой голос.

– Я знал, что ты меня поймешь. – Он хлопает меня по раненому плечу, отчего у меня чуть не подгибаются колени. – Ты прекрасно поработал, сынок. Однако она отняла у нас массу времени и ресурсов, а в результате оказалась совершенно бесполезной. Таким образом, мы избавимся сразу от нескольких неблагоприятных факторов. Отнесем ее к сопутствующим потерям.

Он одаривает меня лучезарной улыбкой, прежде чем поворачивается и направляется к двери.

Я прислоняюсь к стене.

И медленно сползаю на пол.

Глава 21

Почаще сглатывай слезы, и начнет казаться, что в горле у тебя кислота.

Как же ужасно, когда сидишь тихо, так тихо так тихо, потому что не хочешь, чтобы видели, как ты плачешь не хочешь плакать, но губы все дрожат, а слезы вот-вот брызнут из глаз пожалуйста-молю-тебя-пожалуйста-прости-меня-пожалуйста-сжалься, может, на этот раз все будет по-другому, но все всегда одно и то же. Не к кому бежать за утешением. Некому довериться.

Зажги по мне свечу, шепчу я в пустоту.

Кто-то.

Кто-нибудь.

Если ты есть.

Скажи мне, что чувствуешь ее пламя.

Пять дней патрулирования – и ровным счетом ничего. Каждый вечер я веду группу, мы идем по безмолвной, скованной зимним холодом местности. Мы ищем скрытые проходы, замаскированные люки – любые знаки того, что под ногами у нас другой мир.

И каждую ночь возвращаемся на базу ни с чем.

Безрезультатные рейды последних нескольких дней, их ни к чему не приводящая напряженность наваливаются на меня, притупляя мои чувства, и повергают меня в какое-то оцепенение, которое я не в силах превозмочь. Каждый день я просыпаюсь и начинаю искать решение проблем, которые сам себе создал, но не могу найти.

Если она где-то там, он отыщет ее. И убьет.

Просто чтобы преподать мне урок.

Моя единственная надежда – найти ее первым. Возможно, я смогу ее спрятать. Или отпустить, сказав, куда идти. Или обставить все так, как будто она погибла. Или мне удастся убедить его, что она другая, лучше остальных, что ее надо оставить в живых.

Я рассуждаю, как жалкий, отчаявшийся идиот.

Я словно вернулся в детство и прячусь по темным углам в надежде, что он меня не найдет. Что, может быть, все обойдется. Что, может, в этот раз мама не будет кричать.

Как же быстро я становлюсь другим в его присутствии.

Я оцепенел.

Я выполняю свои обязанности с каким-то механическим усердием – это требует минимальных усилий. Двигаться – это достаточно легко. Принимать пищу – к этому я уже привык.

Я не могу оторваться от ее дневника.

Иногда у меня щемит сердце, но я все же переворачиваю страницы. У меня такое чувство, что я бьюсь о невидимую стену, как будто на голову мне натянули пластиковый пакет, и я не могу дышать, ничего не вижу и ничего не слышу, кроме грохота своего сердца.

В своей жизни я хотел очень немногого.

Я ни у кого ничего не просил.

И теперь я прошу лишь одного – дать мне еще один шанс. Возможность снова увидеть ее. Но если я не смогу найти способа остановить его, для нее у меня останутся лишь эти слова.

Эти абзацы и предложения. Эти буквы.

Меня охватила какая-то одержимость. Я везде ношу с собой ее дневник, каждую свободную минуту я пытаюсь разобрать слова, нацарапанные ею на полях, сочиняю истории по цифрам, которые она написала.

Я также заметил, что в блокноте не хватает последней страницы. Она вырвана.

Я все время гадаю зачем. Я сто раз тщательно просмотрел дневник в поисках других вырванных страниц, но ничего не нашел. Я чувствую себя в какой-то степени обманутым, зная, что есть фрагмент, который я мог пропустить. Это ведь даже не мой дневник, и ко мне он не имеет никакого отношения, но я столько раз перечитывал написанные ею слова, что они стали почти моими. Я выучил их почти наизусть.

Как это странно – видеть ее душу, не видя ее самой. Мне кажется, что она здесь, прямо передо мной. Мне кажется, что я знаю ее очень близко. В окружении ее слов я чувствую себя в безопасности, почти желанным гостем. Понятым и принятым настолько, что порой я забываю, что именно она всадила пулю мне в руку.

Я почти забываю, что она продолжает ненавидеть меня, несмотря на то что я в нее влюбился.

А я действительно влюбился.

Безоглядно.

До безумия. И я прошел через него. Никогда в жизни я не ощущал ничего подобного. Мне знакомы стыд и трусость, слабость и сила. Я познал ужас и равнодушие, самоуничижение и отвращение. Я видел то, что доводится увидеть далеко не каждому.

И все же я не испытывал ничего похожего на это жуткое, ужасное, парализующее волю чувство. Я чувствую себя искалеченным. Отчаявшимся и теряющим контроль над собой. И с каждым днем мне становится все хуже. Передо мной разверзается бездна, где нет ничего, кроме боли.

Любовь – это жестокая, бездушная тварь.