Пола Брекстон - Дочь ведьмы Страница 13

Она опустилась рядом с ним на колени. Мальчик наконец застонал и открыл глаза. Вся семья с облегчением выдохнула.

– Как я тут оказался? – спросил Томас, пытаясь подняться.

– Тише! Лежи спокойно, – сказала Энн, гладя его лоб.

Она поморщилась и отняла руку, словно обожглась о кожу. Взглянула на Джона.

– У него лихорадка.

– Из-за этого он и упал?

Энн кивнула.

– Помоги мне отвести его домой.

Томаса бережно подняли на ноги, уложив руки на плечи родителей, и понесли в дом. Бесс хотела пойти следом, но Энн, обернувшись, велела:

– Помоги Маргарет собрать падалицу. Приходите, когда закончите.

Бесс вскинулась от того, как ее оставили в стороне. Она хотела помочь, хотела позаботиться о Томасе, а не оставаться в саду. Но она знала, что нужно доделать работу. И, что важнее, нельзя, чтобы Маргарет испугалась. Нужно делать, что велели, а за братом она сможет ходить в свою очередь, – позже.

Томасу соорудили в общей комнате низкую лежанку, чтобы ему было тепло от огня. Когда сгустились сумерки и Бесс наконец привела Маргарет домой, то, как выглядел брат, ее встревожило. За несколько часов он превратился из бледного, но сильного молодого человека в покрытого испариной, измученного жаром мальчика с хриплым дыханием и тусклыми глазами. Бесс сменила мать и стала бережно промокать его лицо. Энн добавила в воду несколько капель розового масла, но они не могли скрыть все усиливавшийся запах разгоряченного тела бедного Томаса. Несмотря на огонь, который, казалось, бушевал в нем, брат дрожал и стонал от боли в конечностях и суставах, жалуясь, что ему холоднее, чем коровьему хвосту зимой. Когда Маргарет уснула в другой комнате, Энн позвала Джона и Бесс, чтобы те помогли ей раздеть Томаса. Они омыли его и одели в мягкую отцовскую ночную рубашку.

– Что с ним, мама? – спросила Бесс.

– Лихорадка.

– От какого недуга? – потребовала более определенного ответа Бесс.

– Слишком рано, чтобы сказать. Нужно подождать. Со временем станет ясно, от чего он страдает.

Энн отводила взгляд, чтобы не встретиться с дочерью глазами.

– Ступай в сыроварню. Принеси чай из высокой крынки на верхней полке.

– Крапивный чай?

Теперь Энн взглянула на Бесс.

– Да. Помнишь, как его готовить?

Бесс кивнула.

– Тогда скорее.

Девушка оставила брата неохотно, но решительно, радуясь, что мать сочла, что она сможет приготовить для него отвар. Дойдя до двери в сыроварню, Бесс обернулась. Втроем они представляли собой пронзительную картину: мать, опустившаяся на колени у постели больного сына, отец, стоящий рядом. Бесс увидела, как Джон, не отводя глаз от Томаса, потянулся и погладил Энн по щеке. Мать прихватила его руку и тесно прижала к лицу. В это мгновение Бесс поняла, осознала по одному незаметному, но красноречивому движению, что ее брат в смертельной опасности.

К утру Томасу, казалось, не стало ни хуже, ни лучше, но он стал беспокойным. Ворочался в постели, менял позу в тщетных попытках найти положение, в котором будет не так больно. Маргарет собирала в курятнике яйца. Джон уехал в Бэтком на рынок, продавать сыр. Энн и Бесс сели за кружево, чтобы быть подле Томаса. Внезапно он спустил ноги на пол и попытался встать. Обе женщины бросились к нему.

– Томас, – мать положила руки на его плечи, – тебе надо отдыхать. Не пытайся вставать.

– Нет!

В его невнятной речи звучал гнев.

– Пора приниматься за работу, матушка. Нельзя, чтобы все делал отец.

– Ты болен, – прошептала Бесс. – Отец справится, пока ты не выздоровеешь.

Томас не унимался, он боролся с ними, обретя необъяснимую силу.

– Пустите! Я хочу выйти! – крикнул он, ковыляя к двери и явно не сознавая, что не одет.

Походка у него была шаткая и беспорядочная, отчего он цеплялся за мебель и стены.

– Томас! – позвала Энн.

Они с Бесс попытались убедить его лечь, и снова безуспешно. Теперь он бредил, извергая поток бессвязных слов, точно говорил с кем-то невидимым. В конце концов парень ухватился за щеколду и распахнул дверь. Бесс боялась, что он выйдет из дому – что с ним тогда случится? – но этого ему не дали. Джон ступил на порог, ведя сына обратно в дом. Он развернул Томаса, твердо, но бережно, и направил не обратно в постель, а к двери в спальню.

– Идем, Томас, – мягко произнес он, – ты усердно трудился. Теперь отдохни.

Бесс и Энн пошли следом и помогли мальчику лечь в кровать. Томас, казалось, утомился и сразу забылся беспокойным сном.

Джон взял Энн за руки.

– Я был в деревне, – сказал он.

На лице матери отразился вопрос, но заставить себя выговорить слова она не могла.

– Заболели и другие, – подтвердил Джон. – Некоторые уже умерли.

– Сколько? – прошептала Энн.

– Пока одиннадцать.

– Боже милостивый…

Кровь отлила от лица Энн.

Бесс больше не могла молчать.

– Мама? Что это? Что происходит?

Энн смогла лишь покачать головой, на мгновение лишившись дара речи. Потом судорожно вдохнула и повернулась к Бесс.

– Собери постели. – Она обвела рукой комнату. – Забери отсюда все, что не принадлежит Томасу. Отец передвинет кровати. Потом принеси свечи, нет, топленое сало и ведро, а еще мне понадобится вода. И шалфей, чтобы сжечь… Быстрее, Бесс, некогда зевать.

– Но я не понимаю…

– Слушай, что я тебе говорю. Как только принесешь все нужное, ты больше не должна заходить в эту комнату. Слышишь? И сестре не позволяй переступать порог. Будешь приглядывать за ней сама и не пускай ее ни в комнату, ни ко мне. Обещай!

– Обещаю, – проговорила Бесс, сквозь слезы еле различая хрипевшего и дрожавшего на кровати брата.

Теперь она все поняла, хотя никто не смог ей прямо сказать, что она хотела услышать. В глубине души девушка знала, что за новости отец привез из деревни. Она знала правду, и ей было страшно, как никогда в жизни. В деревне умирали люди. Ее брат умирал. Многих ждала та же медленная мучительная смерть. В Бэтком пришла чума.

Следующие несколько часов были полны бурной деятельности. Бесс сделала все, как велела мать, а потом, прихватив Маргарет, занялась скотиной, что обычно делал Томас. Нужно было подоить коров, покормить и напоить свиней, собрать хворост. Бесс заставила себя сосредоточиться на работе. Она уклонялась от бесконечных вопросов Маргарет, отвечая невнятными уверениями и не могла позволить себе думать о том, что, пока собирает хворост, ее брат угасает. Подобные мысли парализовали бы ее или свели бы с ума. Вернувшись к коровам, в хлев, она увидела, что отец разводит костер. Он бросил в огонь постель, на которой Томас спал прошлой ночью, и всю его одежду. Бесс при виде этого едва не расплакалась. Она стояла и смотрела на отца, и сердце ее разрывалось от того, как мужчина ссутулился, как склонил голову.

В ту ночь она лежала на временной постели в гостиной и слушала, как Томас жалобно стонет в соседней комнате. Мать она видела только мельком, когда та вышла на минутку на улицу, подышать и перевести дух.

Бесс заметила, как она это сделала. Дверь в спальню была приоткрыта, и потребность увидеть брата оказалась невыносима. Она распахнула дверь и прокралась в комнату. Остановившись у кровати Томаса, Бесс всмотрелась в него. В комнате стоял полумрак, брат лежал лицом к стене.

– Томас? – прошептала Бесс, а потом громче повторила. – Томас?!

При звуке ее голоса он перекатился на спину. Увидев брата, Бесс чуть не закричала в голос. Половина его лица была иссиня-черной и опухшей, половина бледной и точно съежившейся. Один глаз налит кровью, второй превратился в алое месиво. От его хриплого дыхания шел такой смрад, что Бесс затошнило. Ей потребовалось все ее самообладание, чтобы с криком не броситься прочь из комнаты.

– Бесс? Это ты?

Он поднял руку, нашаривая ее ладонь.

Бесс собралась и взяла его за руку. Казалось, кисть ее сжал не сильный юноша, а старик.

– Я здесь, Том. Лежи.

– Хорошо, что я тебя снова вижу. Я боялся…

Он не смог закончить. В его несчастных изуродованных глазах стояли горячие слезы.

– Прости меня, Бесс, – всхлипнул он.

– Простить? За что?

– За то, что мне не хватает смелости. Я знаю, я должен, ради матушки, ради всех вас. Но я просто… так боюсь.

Бесс опустилась рядом с Томасом на колени и прижала его руку к груди.

– Ох, Томас, нет смелости в том, чтобы не чувствовать страха. Разве ты не знаешь? Тот, кому ведом страх и кто все равно думает о других, вот он по-настоящему смел.

Томас посмотрел на нее, и кривая улыбка еще больше исказила его лицо.

– Ты в это правда веришь, Бесс?

– Да.

Она кивнула, и ее слезы закапали на мокрое покрывало, смешиваясь с его слезами.

– Бесс! Что ты творишь?!

Крик матери заставил ее вскочить на ноги.

– Я просто хотела повидать его, мама, всего на минуточку.

Энн схватила ее за руку, подтащила к двери и грубо вытолкнула наружу.

– Ты мне обещала, Бесс!

– Прости, я только хотела…