Коллин Хоук - Обещание тигра Страница 14

Кстати, о солнце. Взгляд золотых глаз Кишана, особенно когда он смотрел в мою сторону, излучал столько тепла, что легко мог растопить меня на месте. Признаться, я сама не понимала, почему до сих пор не растеклась лужей и не пролилась в фонтан. Я как раз размечталась о том, как славно было бы стать водой, которой Кишан брызгает себе на кожу, когда вдруг заметила кое-что еще.

Медальон. Он висел на шее у Кишана, и я готова была поклясться, что это и есть тот самый фрагмент, за которым охотится отец. Ледяной страх просочился в мою кровь, остудил пылающую кожу. Я крепко обхватила себя руками. «Что же делать?» Если мой отец узнает, что молодой принц владеет нужным ему сокровищем, он убьет его! Или заставит меня сделать это. В любом случае прекрасные золотые глаза Кишана закроются навсегда. Его тепло сменится холодом могилы. Я задрожала.

– Вы замерзли? – спросил принц. – Позвольте, я провожу вас во дворец?

Я коротко кивнула. Он повел меня в сторону просвета в живой изгороди и по дороге сказал:

– Кстати, меня зовут Кишан.

– Я знаю, – еле слышно прошептала я.

Он обернулся и озадаченно взглянул на меня, но тут же улыбнулся.

– В таком случае у вас передо мной преимущество. Неужели прелестная госпожа не откроет мне свое имя?

Я остановилась, сраженная мыслью о тщетности моих усилий. Как я могу спасти принца и его семью, если отец строит против них такие дьявольские козни? Я подняла глаза и уставилась на шнурок, обвивавший шею Кишана. «Как он умрет?» – спрашивала я себя. Возможно, однажды утром я проснусь и услышу о черных отметинах на его груди? Или он просто исчезнет? Или погибнет от моей руки? Может быть, именно мне суждено вонзить миниатюрный нож в его горло. Или я всего лишь поднесу к его губам чашу с ядом?

Я вдруг почувствовала, что больше не могу на него смотреть. Мое имя было именем его палача. Я была обречена стать убийцей. Но, по крайней мере, молодой принц имел право знать имя той, что отнимет у него жизнь.

– Джесубай, – прошептала я. – Меня зовут Джесубай.

Подобрав юбки, я повернулась, промчалась мимо Кишана и бежала бегом до самого дворца, ни разу не оглянувшись назад.

Я всеми силами пыталась избегать Кишана, но он как будто всегда знал, где меня найти. Он был единственным мужчиной, допущенным в женскую комнату. Очень часто, войдя туда, я заставала Кишана сидящим у ног матери и увлеченно беседующим с ней. Каждый раз он пытался вовлечь меня в разговор, но я под каким-нибудь предлогом уходила. За трапезами я то и дело ловила на себе его взгляды, кроме того, Кишан нередко вызывался быть моим спутником в тех случаях, когда я была вынуждена отправляться на прогулку с Хаджари, усыпляя бдительность моего ненавистного стража.

Наверное, он чувствовал, с каким облегчением я принимаю эту услугу, и во время наших прогулок я часто забывала о присутствии Хаджари. Кишан обладал даром внушать мне ощущение безопасности. Рядом с ним я чувствовала себя почти так же, как тогда в саду. И не только потому, что Кишан был сыном государя, здесь была какая-то другая причина. Только на третий день после возвращения Кишана я поняла, что его присутствие дарит мне надежду. Любой, кто хоть немного узнал бы этого человека, не мог не восхититься стойкостью его духа и твердостью убеждений.

Кишан был похож на дерево, так глубоки и прочны были его корни, и вскоре мне стало казаться, что в его объятиях я смогу спрятаться от всего мира, затеряться, как в древесной кроне. Казалось, ничто не могло поколебать этого человека. Он ничего не боялся. Наблюдая за тем, как Кишан тренируется вместе со своими воинами, я видела, что они относятся к нему с уважением и безграничным доверием. Более того, я сама была на волосок от того, чтобы проникнуться к нему теми же чувствами.

Но не успела я опомниться, как однажды утром Дэчень сообщила, что пора выезжать с караваном навстречу Дирену. Сев в паланкин, я подняла занавеску и выглянула наружу, ища в толпе Кишана, но на этот раз он не пришел проститься со мной. Я сказала себе, что это к лучшему, и отправилась в долгий путь на другой конец царства.

Увидев Дирена, я была потрясена его красотой. Он больше походил на мать, чем на отца. Дирен имел пронзительно синие глаза, и хотя казался очень добрым, мне не хватало тепла золотого взгляда Кишана. Мы довольно долго говорили. Дирен оказался вежливым, хорошо воспитанным, умным, иными словами, в нем было все, что женщина может искать в мужчине, и все-таки чего-то недоставало. Между нами сразу возникло расстояние, и я чувствовала, что преодолеть его будет невозможно. Как ни пристально я разглядывала Дирена все время, что мы пробыли вместе, мне ни разу не довелось увидеть у него на шее шнурок, на котором мог бы висеть второй фрагмент амулета.

Несмотря на неприятности, которые причиняли Дирену бесконечные столкновения с войсками моего отца, он ни единым словом не упрекнул меня в этом и вообще не обсуждал со мной дипломатическую сторону нашего брака. Я услышала от него лишь то, что он с нетерпением ждет свадьбы и надеется на наше будущее счастье.

Все необходимые бумаги были подписаны, принц с присущей ему предупредительностью и добротой позаботился о том, чтобы сделать мое обратное путешествие как можно более удобным, но когда на прощание он прикоснулся губами к моей руке, я не почувствовала ничего, кроме горечи. Он был хорошим человеком, даже чудесным. Он отличался от моего отца, как день отличается от ночи. Все это делало мое участие в отцовских замыслах еще более невыносимым.

Спустя день после того, как я вернулась, отец нанес мне очередной визит, на этот раз уже официальный.

Глава 6. Предательство

Гонец доставил во дворец новость о согласии Дирена на брак за несколько дней до моего прибытия, поэтому семья Раджарам немедленно поставила в известность Локеша. На следующее утро после возвращения меня пригласили в приемный зал дворца. Когда я подошла к дверям, из зала, едва не сбив меня с ног, вылетел Кишан.

Он был в бешенстве – пожалуй, не слишком необычное состояние при встрече с моим отцом, – но почему при виде меня он лишь коротко вскинул глаза и тут же отвернулся? Что случилось? Кишан вел себя так, будто ему неприятно даже смотреть на меня, и это было так больно – больнее укола тысячи игл. Я так глубоко погрузилась в свои переживания, что едва не забыла о том, что нахожусь перед отцом.

Когда Кишан стремительно выбежал из зала, отец приблизился ко мне.

– Джесубай! Как я счастлив видеть тебя в добром здравии, дитя мое, – произнес он таким тоном, будто в самом деле обрадовался встрече. Но за этой лживой маской я видела его глаза, горевшие безумным огнем, и слышала едва уловимые обещания грядущих катастроф.

– Отец, – еле слышно пролепетала я, опуская голову. – Надеюсь, ваше путешествие прошло благополучно?

– Вне всякого сомнения. Прими мои поздравления, дорогая. Полагаю, оба наши царства должны устроить празднество в честь твоей помолвки с принцем Диреном!

– О да, – отозвался Раджарам. – Мы отпразднуем это сегодня же вечером!

Отец взял меня за руку и незаметно для всех железной хваткой стиснул мое запястье, спрятанное под шелком широкого рукава.

– Великолепно, – сказал он. – В таком случае я надеюсь, что уже сегодня вечером мы поговорим о том, когда ваш сын сможет прибыть во дворец, чтобы окончательно оформить союз между нашими детьми и семьями.

– Уверяю вас, что сейчас для моего сына нет ничего важнее брака с Джесубай, – ответила Дэчень. – И я не сомневаюсь в том, что, как только позволят обстоятельства, Дирен поспешит домой, чтобы во всеуслышание назвать Джесубай своей нареченной.

Локеш одарил царицу приторной улыбкой, под которой проступал торжествующий оскал хищника.

– Я несказанно рад это слышать. А теперь, если вы позволите, я бы хотел побыть наедине с моей обожаемой дочерью.

Бесстрастно-вежливое лицо Дэчень слегка омрачилось, она быстро встала со своего трона.

– Надеюсь, сегодня вечером вы уступите мне очаровательную Джесубай. Признаться, я успела привыкнуть к нашим с ней беседам.

– Несомненно!

Локеш слегка поклонился, после чего повернулся и вышел из зала, ведя меня под руку. Даже не взглянув на Хаджари, он все так же молча покинул дворец и быстрым шагом повел меня мимо цепи караульных солдат, охранявших царскую резиденцию. Только когда мы очутились в глубине парка, отец резко остановился, выпустил мою руку и, встав ко мне спиной, какое-то время безмолвно смотрел на дворцовую территорию и зеленевший неподалеку сад. Потом вдруг подбоченился, медленно обернулся, обвел взглядом окрестности и наконец остановил глаза на мне. Выражение его лица поразило меня. Мой отец… был счастлив.

– Ты отлично поработала, – произнес он.

– Я счастлива услужить вам, отец.

– Каким-то чудом тебе удалось добиться даже большего, чем я думал! Приходится признать, что твоя красота все же чего-то стоит.