Робин Хобб - Книга Мечей (сборник) Страница 17

Также я с облегчением замечаю, что у обеих густые, струящиеся, чудесные волосы. Быть может, ученикам бхиккхуни не нужно бриться.

– Идем, – манит бхиккхуни, и я покорно шагаю к небольшой каменной платформе, что выступает из скалы у поворота тропы. – Похоже, ты действительно голодна, – замечает она, и я слышу смех в ее голосе. Смущенно закрываю рот, по-прежнему распахнутый от изумления.

С облаками далеко внизу и овевающим нас ветром кажется, будто мир, что я знала всю свою жизнь, исчез.

– Вот. – Она показывает на груду ярко-розовых персиков на краю платформы. Каждый персик – размером с мой кулак. – Живущие в горах столетние обезьяны собирают их глубоко в облаках, где персиковые деревья напитываются небесной сущностью. Съешь один – и не будешь испытывать голода десять дней. Если захочешь пить, пей росу с лиан и воду из источника в пещере, где у нас спальня.

Две девушки спустились со скалы на платформу позади нас. Каждая берет персик.

– Я покажу, где ты будешь спать, сестренка, – говорит девушка в белом. – Меня зовут Джинджер. Если ночью испугаешься волчьего воя, залезай ко мне в постель.

– Уверена, ты никогда не пробовала ничего слаще этих персиков, – говорит девушка в черном. – Я Конгер. Я с Учительницей дольше всех и знаю все фрукты на этой горе.

– Ты пробовала цветы софоры? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает она. – Быть может, однажды ты мне их покажешь.

Я впиваюсь в персик. Он неописуемо сладок, тает на языке, словно чистый снег. Но стоит мне проглотить кусочек, как в животе теплеет от его питательности. Я верю, что персика действительно хватит на десять дней. Я поверю всему, что скажет Учительница.

– Почему ты меня забрала? – спрашиваю я.

– Потому что у тебя есть талант, Инь Ньянг, – говорит она.

Полагаю, теперь это мое имя. Скрытая Девушка.

– Однако таланты нужно развивать, – продолжает она. – Останешься ли ты жемчужиной, погребенной в грязи безбрежного Восточного моря, или засияешь столь ярко, что твой свет разбудит тех, чья жизнь – лишь сон, и озарит земной мир?

– Научи меня летать и драться, как они, – говорю я, слизывая с пальцев сладкий персиковый сок. Я стану великим вором, обещаю я себе. Я выкраду у тебя свою жизнь.

Она задумчиво кивает и смотрит вдаль, туда, где заходящее солнце превращает облака в море золотого великолепия и алой крови.

Шесть лет спустя

Колеса запряженной ослом повозки скрипят и замирают.

Без предупреждения Учительница снимает повязку с моих глаз и вытаскивает шелковые затычки из ушей. Я вздрагиваю от яркого солнца и моря шума – крика ослов, ржания лошадей, звона цимбал и плача эрху[6] какой-то народной оперной труппы, стука и грохота выгружаемых и загружаемых товаров, пения, воплей, ругани, смеха, споров, молитв, из которых складывается симфония крупного города.

Пока я прихожу в себя после путешествия в колеблющейся темноте, Учительница спрыгивает на землю, чтобы привязать осла к придорожному столбу. Мы в провинциальной столице, вот и все, что я знаю – запахи сотни разновидностей жареного теста, и засахаренных яблок, и конского навоза, и экзотических духов поведали мне об этом еще прежде, чем с меня сняли повязку, – но не могу сказать, где именно. Напрягаю слух, ловя обрывки разговоров, но этот диалект мне незнаком.

Пешеходы кланяются Учительнице и говорят:

– Амитабха.

Учительница складывает руки перед грудью, кланяется и отвечает:

– Амитабха.

Я могу быть в любой точке Империи.

– Пообедаем, а потом сможешь отдохнуть в той гостинице, – говорит Учительница.

– Как насчет моего задания? – спрашиваю я.

Я нервничаю. Я впервые покинула гору с тех пор, как она меня забрала.

Она смотрит на меня с непонятным выражением, смесью жалости и веселья.

– Не терпится?

Прикусываю губу и молчу.

– Ты сама выберешь способ и время. – Ее голос безмятежен, как синее небо. – Я вернусь на третью ночь. Доброй охоты.

– Держи глаза распахнутыми, а конечности – расслабленными, – сказала она. – Помни все, чему я тебя учила.

Учительница призвала с ближайших вершин двух мглистых соколов, каждый размером с взрослого мужчину. Их когти оканчивались железными клинками, жуткие загнутые клювы блестели сталью. Они кружили надо мной, то появляясь, то исчезая в облаке-тумане, гордо и скорбно крича.

Джинджер вручила мне маленький кинжал длиной не больше пяти дюймов. Он казался совершенно неподходящим для моего задания. Я сомкнула дрожащие пальцы на рукояти.

– Видимость – это еще не все, – сказала она.

– Помни о том, что скрыто, – добавила Конгер.

– Ты справишься, – сказала Джинджер, сжав мне плечо.

– Мир полон иллюзий, которые отбрасывает невидимая Истина, – сказала Конгер. Наклонилась и шепнула мне на ухо, согрев дыханием щеку: – Сзади на шее у меня сохранился шрам от встречи с соколами.

Они отодвинулись и скрылись в тумане, оставив меня наедине с хищниками и голосом Учительницы, что доносился сверху из лиан.

– Почему мы убиваем? – спросила я.

Соколы по очереди сделали вид, будто пикируют на меня, проверяя мою защиту. Я инстинктивно отпрыгнула и погрозила им кинжальчиком.

– Мы живем во времена хаоса, – ответила Учительница. – Великие лорды Империи исполнены амбиций. Они забирают все, что могут, у людей, которых поклялись защищать, словно пастухи, обратившиеся волками и терзающие собственное стадо. Они поднимают налоги, пока все стены в их дворцах не начинают сиять серебром и золотом; забирают у матерей сыновей, пока их армии не разбухают, словно воды Хуанхэ; плетут интриги и перекраивают границы на картах, будто государство – лишь блюдо песка, по которому ползают напуганные муравьи-крестьяне.

Один из соколов ринулся ко мне. Настоящее нападение, не проверка. Я присела, держа перед лицом зажатый в правой руке кинжал, а левой опираясь о землю для устойчивости. Я не сводила глаз с сокола, позволив всему прочему отступить на задний план, оставив только яркие отблески на острых когтях и клюве, словно созвездие в ночном небе.

Сокол приближался. Легкий ветерок коснулся моего затылка. Хищник вытянул когти и захлопал крыльями, пытаясь в последний момент замедлить пике.

– Кому решать, что один губернатор прав, а другой генерал ошибается? – спросила она. – Человек, который соблазняет жену своего господина, может поступать так для того, чтобы подобраться к тирану и осуществить месть. Женщина, которая требует у своего покровителя риса для крестьян, может делать это ради собственных амбиций. Мы живем во времена хаоса, и наш единственный моральный выбор – быть аморальными. Великие лорды нанимают нас, чтобы убивать своих врагов. И мы выполняем свою миссию целеустремленно и преданно, верные и смертоносные, как арбалетный болт.

Я приготовилась прыгнуть и нанести соколу удар, затем вспомнила слова сестер.

«Видимость – это еще не все… У меня на шее сохранился шрам».

Я упала на землю, перекатилась влево, на считаные дюймы разминувшись с когтями второго сокола, который пытался подобраться ко мне сзади. Соколы столкнулись в том месте, где всего мгновение назад была моя голова, словно ныряльщик слился со своим отражением на поверхности пруда. Клубок бьющих крыльев, разъяренный визг.

Я кинулась на вихрь перьев. Один, два, три удара, быстрее молнии. Соколы рухнули вниз, ломая крылья о землю. Кровь из аккуратных порезов на их горле потекла на каменную платформу.

Кровь также сочилась из моего плеча, ободранного острыми камнями. Но я выжила, а мои враги – нет.

– Почему мы убиваем? – снова спросила я, тяжело дыша от напряжения. Прежде я убивала диких обезьян, и лесных пантер, и тигров бамбуковой рощи. Однако два мглистых сокола пока были самым трудным испытанием, вершиной искусства убийцы. – Почему служим когтями власть имущих?

– Мы – зимняя снежная буря, что обрушивается на дом, изъеденный термитами, – ответила она. – Лишь поторопив упадок старого, сможем мы прийти к возрождению нового. Мы – месть усталого мира.

Джинджер и Конгер появились из тумана, чтобы посыпать соколов растворяющим тела порошком и перевязать мою рану.

– Спасибо, – прошептала я.

– Тебе нужно больше тренироваться, – сказала Джинджер ласковым голосом.

– Я должна сохранить тебе жизнь. – Глаза Конгер проказливо сверкнули. – Ты обещала угостить меня цветами софоры, помнишь?

Тонкий полумесяц свисает с кончика ветки древней софоры перед особняком губернатора. Ночной часовой вызванивает полночь. Уличные тени густы, как чернила, они такого же цвета, как мои шелковые лосины, узкая туника и тканевая маска, закрывающая нос и рот.