Пир стервятников - Мартин Джордж Р.Р. Страница 17

Жажда, голод и непогода оставались при нем неотступно, и со временем он стал думать о них как о друзьях. Скоро не один, так другой друг сжалится над ним и прекратит его мучения. А может, он просто однажды войдет в воду и поплывет к берегу, который лежит где-то на севере, за пределами его зрения. Больной и ослабевший, он, конечно, туда не доплывет, но это не имеет значения. Давос всю жизнь был моряком и знал, что умрет в море. Подводные боги его заждались – давно пора ему отправиться к ним.

Но теперь перед ним появился парус – сперва в виде пятнышка на горизонте, потом растущий на глазах. Корабль здесь, где никакого корабля быть не должно. Давос примерно знал, где находится его скала: в целом ряду других, встающих со дна Черноводного залива. Самая высокая из них насчитывает сто футов во время прилива, высота других разнится от тридцати до шестидесяти футов. Моряки называют их копьями сардиньего короля и знают, что на каждое копье, торчащее над морем, приходится дюжина других, предательски таящихся под водой. Любой капитан в здравом рассудке обходит их стороной.

Давос смотрел своими красными, воспаленными глазами, как приближается к нему парус, и старался расслышать гул надувающего полотно ветра. Корабль шел сюда. Если он не изменит курс, то пройдет на расстоянии окрика от жалкого убежища Давоса. Это может спасти Давосу жизнь – если он захочет. Он еще не решил, как ему быть.

«Для чего мне жить? – думал он, и слезы застилали ему зрение. – Для чего, о боги? Ведь сыновья мои мертвы: Дейл и Аллард, Марик и Маттос, а возможно, и Деван тоже. Пристало ли отцу жить, когда не стало стольких его сильных, молодых сыновей? Что может оправдать его жизнь? Я – сухая скорлупа дохлого краба. Неужели боги этого не знают?»

Они шли вверх по Черноводной под знаменами с изображением огненного сердца Владыки Света. Давос на «Черной Бете» находился во второй линии боевого порядка, между «Духом» Дейла и «Леди Марией» Алларда. Марик, его третий сын, был мастером над гребцами на «Ярости» в середине первой линии, Маттос служил помощником на корабле отца. Под стенами Красного Замка корабли Станниса Баратеона вступили в бой с уступающим им численностью флотом малолетнего короля Джоффри, и река огласилась гулом летящих стрел и треском железных таранов, ломающих весла и борта.

Вслед за этим раздался рев, словно исторгнутый из пасти некоего чудовища, и все вокруг вспыхнуло зеленым пламенем. Дикий огонь, пиромантова моча, изумрудный демон. Маттос стоял рядом с отцом на палубе «Черной Беты», когда корабль словно приподняло над водой. Давос оказался в реке, и течение крутило его и несло вниз. Выше по реке огонь поднимался на пятьдесят футов, стремясь в небеса. Давос видел, как горят «Черная Бета», и «Ярость», и еще дюжина кораблей, видел, как охваченные пламенем люди прыгают в воду и тонут. «Дух» и «Леди Мария» исчезли – затонули, развалились на куски либо скрылись за пеленой дикого огня, но Давосу некогда было высматривать их: устье реки приближалось, а поперек устья Ланнистеры натянули огромную железную цепь. От берега до берега тянулись горящие корабли, и дикий огонь плясал между ними. От этого зрелища у Давоса на миг остановилось сердце; он до сих пор помнил треск огня, шипение пара, вопли умирающих и страшный жар, бьющий ему в лицо толчками, пока течение несло его прямо в ад.

Все, что требовалось от него тогда, – это ничего не делать. Еще несколько мгновений – и он упокоился бы вместе со своими сыновьями в прохладном зеленом иле на дне залива, и рыбы объедали бы его лицо.

Вместо этого он набрал воздуху и нырнул, стремясь к речному дну. Его единственной надеждой было проплыть под цепью, горящими кораблями и пляшущим на воде диким огнем, проплыть и вынырнуть уже в заливе. Давос всегда был хорошим пловцом, и в тот день он не надел на себя ничего железного, кроме шлема, который потерял вместе с «Черной Бетой». Рассекая зеленую мглу, он видел, как тонут другие, которых тянули на дно их кольчуги и доспехи. Давос плыл мимо них, работая ногами изо всех оставшихся у него сил, подчиняясь воле течения, и вода наполняла его глаза. Он погружался все глубже и глубже, и ему становилось все труднее сдерживать дыхание. Он помнил, как увидел дно, мягкое и расплывчатое, и как столб пузырьков вырвался у него изо рта. Что-то задело его ногу – рыба, коряга или утопленник.

Он начинал уже задыхаться, но боялся всплыть, не зная, оставил цепь позади или нет. Если он всплывет под днищем одного из кораблей, ему конец, а плавучий остров дикого огня сразу испепелит ему легкие. Давос перевернулся в воде, чтобы взглянуть наверх, но не увидел ничего, кроме зеленой тьмы, а слишком резкий поворот сбил его с толку, и он перестал понимать, где верх, а где низ. Им овладела паника. Он оттолкнулся руками от дна и поднял облако ила, окончательно ослепившее его. Грудь сдавливало все сильнее. Он барахтался, крутясь, страдая от удушья, он бился и метался в речной грязи, пока силы его не оставили. Он раскрыл рот в безмолвном крике. Вода, отдающая солью, хлынула внутрь, и Давос Сиворт понял, что тонет.

Когда он снова пришел в себя, светило солнце, а он лежал на берегу под голым каменным шпилем. Кругом простирался пустой залив. Рядом с собой он увидел сломанную мачту со сгоревшим парусом и чей-то раздутый труп. Мачту и мертвеца смыло следующим приливом, и Давос остался один на скале, среди копий сардиньего короля.

За долгие годы своего контрабандного промысла он изучил воды вокруг Королевской Гавани лучше любого из домов, которые у него были, и знал, что его убежище – всего лишь точка на морских картах, и значится она в таком месте, которого чураются все честные моряки… хотя сам Давос и проходил здесь пару раз в былые времена, чтобы остаться незамеченным. Когда его найдут здесь мертвым, если вообще найдут, то эту скалу, возможно, назовут в его честь. Луковая скала, к примеру, – она станет его памятником и его фамильным наделом. Большего он не заслуживает. Отец оберегает своих детей, так учат септоны, а он послал своих сыновей в огонь. Дейл никогда не подарит своей жене ребенка, о котором они молились, девушки Алларда – одна в Королевской Гавани, другая в Браавосе, третья в Старгороде – выплачут себе глаза, Маттос никогда не станет капитаном на собственном корабле, как ему мечталось, Марику никогда не бывать рыцарем.

Как ему жить теперь, когда они все умерли? А с ними вместе множество храбрых рыцарей и знатных лордов – славных людей и благородных, не ему чета. Забирайся в свою пещеру, Давос. Спрячься там, дай кораблю пройти мимо, и сызнова тебя никто уже не обеспокоит. Усни на своей каменной постели, и пусть чайки выклюют тебе глаза, а крабы съедят твое мясо. Ты сам съел их достаточно и теперь в долгу у них. Спрячься, контрабандист. Спрячься, угомонись и умри.

Парус был совсем близко. Скоро корабль уйдет, и он сможет умереть спокойно.

Давос поднял руку к горлу, нащупывая маленькую кожаную ладанку, которую всегда носил на шее. В ней лежали кости четырех его пальцев, которые его король обрубил в тот день, когда посвятил Давоса в рыцари. Его удача. Укороченные пальцы обшарили грудь, но ничего не нашли. Ладанка пропала. Станнис никогда не мог понять, зачем Давос таскает с собой эти кости. «Чтобы всегда помнить о правосудии моего короля», – прошептал Луковый Рыцарь потрескавшимися губами. Теперь их больше нет. Огонь отнял у него не только сыновей, но и удачу, ему до сих пор снилась горящая река и демоны, пляшущие над ней с огненными бичами, и люди, превращающиеся под их ударами в головешки.

– Смилуйся, Матерь, – стал молиться Давос. – Помилуй меня, всеблагая, помилуй нас всех. Я потерял свою удачу и своих сыновей. – Он плакал навзрыд, и слезы катились у него по щекам. – Это все огонь… огонь…

Быть может, это ветер налетел на скалу или волна набежала на берег, но Давос Сиворт услышал ее ответ. «Ты сам его призвал, – прошелестела она тихо и печально, как морская раковина. – Ты сжег нас… сжег нас… сжег нас-с-с».

– Это сделала она! – вскричал Давос. – Матерь, не оставляй нас. Это она сожгла тебя, красная женщина, Мелисандра! – Он снова видел перед собой жрицу, ее красные глаза, ее длинные медно-красные волосы, ее красное платье, колеблющееся на ходу, как пламя, шуршащее шелком и атласом. Она приехала на Драконий Камень с востока, из Асшая, и навязала своего чужеземного бога королеве Селисе и ее людям, а потом и самому королю, Станнису Баратеону. Король дошел до того, что поместил на своих знаменах огненное сердце Рглора, Владыки Света, Бога Пламени и Теней. А еще он, по настоянию Мелисандры, вытащил Семерых из их септы и сжег их перед воротами замка, и богорощу в Штормовом Пределе тоже спалил – всю, даже сердце-дерево, огромное белое чардрево с вырезанным на нем скорбным ликом.