Патриция Маккиллип - Барды Костяной равнины Страница 2

Роясь в бумагах и книгах, Фелан услышал собственное имя и рассеянно оглянулся.

– Ты уже выбрал тему итоговой работы? – спросил подошедший юноша. Он был превосходным музыкантом, потрясающе старательным и прилежным во всем, кроме того, что не относилось к музыке. – Я ненавижу историю. Ненавижу чтение. А превыше всего ненавижу писать. Просто в голову не приходит мысли, ради которой я смог бы дни напролет сидеть за столом с пером в руке и выводить бесконечные фразы, которых не прочтет никто, кроме одного-двух мэтров – и то лишь по обязанности. О чем будешь писать ты? Ты уже выбрал?

Фелан пожал плечами.

– О чем-нибудь простеньком. Лишь бы с учебой покончить.

– А о чем это – о простеньком? – умоляюще спросил юноша. – Скажи же!

– О стоячих камнях.

– О камнях Кайрая? – вмешался в разговор еще один из коллег. – Уже было. Как минимум раз в десятилетие за последние пять сотен лет. Что о них можно сказать нового?

– Как знать. Да и кому до этого дело? И, кстати, Кайрай ни при чем. Я исследую стоячие камни Костяной равнины.

Мрачная девица, учившая начинающих нотной грамоте, застонала.

– Дважды в десятилетие за последние пять сотен лет.

– Прямо как отец, – улыбнулся Фелан. – Он сказал в точности то же самое, услышав, о чем я собираюсь писать. Но это проще всего: самое трудное уже сделано до меня, и думать над статьей не понадобится.

– Так ты еще и не начинал? – догадалась девица.

Фелан покачал головой. Последовала недолгая пауза.

– Как такое возможно? – резко спросила девица. – Такой поразительный дар – и так мало амбиций…

Зажав под мышкой бумаги и книги, Фелан запер шкафчик, одарил девицу очаровательной насмешливой улыбкой и отвернулся. Стоило ли объяснять, что вся его жизнь вплоть до сего момента шла по указке отца?

Фелан давно оставил попытки понять Иону. Довольно было и того, что отец решил его судьбу еще в пять лет, без всякой жалости отдав в Школу-на-Холме, пообещав сыну свободу и богатство, если тот осилит многолетний учебный курс до конца. И вот, после всех этих лет, до конца осталась какая-то пара шагов: прочесть еще один скучный учебный курс да написать итоговую работу. Сто раз он был на грани ухода из этой школы – и сто раз предпочел остаться. И всякий раз самой убедительной из причин – куда более привлекательной и веской, чем все отцовские посулы – оказывалась мысль о том, что, поступая, как велит Иона, он сумеет разгадать хитросплетения отцовского сознания и наконец-то научится понимать его.

Однако некоторое время назад, как это ни горько, пришлось признать поражение. Теперь Фелану хотелось только одного: в последний раз выйти из Школы-на-Холме на улицы Кайрая и никогда больше туда не возвращаться.

Согласно традиции его уроки проходили в дубовой роще на вершине холма (по крайней мере в те дни, когда не было дождя). По мнению школьного эконома, в роще сменилось уже пять поколений дубов. Взглянув через лужайку, Фелан увидел, что ученики уже расселись под деревьями и ждут. Огромные золотистые ветви, способные притягивать молнии, с громом ломавшие их, укрывали землю густой паутиной теней – казалось, ученики, сидящие в траве, запутались в ней, сами того не ведая. Ветви, оброненные парой старейших дубов и ради создания нужного колорита не тронутые садовниками, покоились на земле, точно огромные заплесневелые кости.

Ученики в возрасте от двенадцати до пятнадцати миновали половину пути к окончанию нелегкой учебы. Все они сонно моргали, глядя на Фелана, уже вспомнившего, что он так и не успел позавтракать. Никто, включая учителя, не раскрывал книг и не пользовался пером и бумагой: этот урок шел по старинке, здесь требовалось упражнять память.

– Хорошо, – сказал Фелан, войдя в круг и опустившись в густую траву. – Доброе утро. Кто помнит, что мы пытаемся запомнить?

– «Загадки Корнита и Корната», – поспешил ответить круглолицый двенадцатилетний Джосс Куин.

– О чем они?

– О двух бардах, состязавшихся, чтоб поглядеть, кто из них станет придворным бардом короля Брете…

На этом Джосс замер с раскрытым ртом. Нить подхватила дочь королевского мажордома, Сабрина Пентон, опрятная, уверенная в себе девочка.

– Каждый пытался угадать тайное имя другого, задавая вопросы.

– Сколько вопросов?

– Сотня, – выдохнул старший из учеников, неугомонный Фрезер Вердж. – Тысяча. Как же это нужно было исполнять, чтобы все вокруг не уснули, упав лицом в тарелки?

– Это была игра, – сказал Фелан, сделав паузу, чтоб подавить зевок. – А также урок истории. Вспомните порядок начальных букв каждой строки. Они составляют схему, помогающую памяти. Начнем. По кругу, по одной строке каждый, – он обвел учеников взглядом в поисках тех, кто прячет глаза; самым неуверенным выглядел худенький белоголовый Валериан. – Валериан, ты первый.

Мальчик выдал свою строку без запинки. Строки затрещали, загудели по кругу, как шестерни часов. Мысли Фелана обратились вспять, к раннему утру. Конечно, отец послушается супругу и вернется домой, но кто знает, каким путем? Предстоявшее отцу празднование дня рождения определенно не сулило ему никакой радости. Что ж, по крайней мере, день рождения не его…

Внезапно слуха Фелана достиг шорох ветра в листве дубов и отдаленный шум города. Часы остановились, гул шестерней стих. Окинув быстрым взглядом круг учеников, он отыскал мечтательное лицо того, на кого в ожидании смотрели все остальные.

– Фрезер!

Мальчишка моргнул, возвращаясь с небес на землю.

– Прошу прощения. Я задумался.

– Мы ждем следующей строки.

Что там дальше? Может, «пэ»? Или «тэ»? Фелан и сам не мог вспомнить.

– «Вэ», – тихо шепнула Фрезеру Сабрина.

Память тут же распахнула двери, озарив лучом света и учителя, и ученика.

– Вверх ли стремишься ты в сумраке ночи, – без промедления продекламировал Фрезер, – вниз ли во свете дня?

Фелан сухо кашлянул, но воздержался от иных замечаний и перевел взгляд на темноволосую, румяную, как земляничка, Эстасию – следующую в кругу. Та немедля подхватила ритм:

– Уж не лоза ль ты, что обвивает пышный терновый куст?

– Для тех, кто успешно завершит многолетнюю учебу в нашей школе, – поспешно заговорил Фелан, едва ученики, запинаясь и мямля, добрались до последней загадки, – ответы станут очевидны. Чем больше вы будете знать о подобной древней поэзии, тем лучше поймете, что корень всей поэзии, и, таким образом, всех загадок, ведет к Трем Испытаниям Костяной равнины. Каковые есть?..

– Вьющаяся башня, – быстро сказал Фрезер, пытаясь загладить допущенную оплошность.

– И?..

– Неисчерпаемый котел, – ответил, блеснув очками, костлявый, длиннорукий, длинноногий Хинтон.

– И?..

– Вещий камень, – ответил лентяй Алерон, довольно смышленый, но неизменно предпочитавший вопросы попроще.

– Да. Итак, кто же из бардов в истории Бельдена прошел все три испытания?

Вновь наступила тишина. Сухой дубовый лист, подхваченный весенним ветром, бешено затрепетал, сорвался с ветки и полетел прочь.

Молчание затянулось.

– Вас со всех сторон окружают музы, – напомнил Фелан ученикам. – Советники, помогающие запоминать и творить. Солнце, ветер, земля, вода, камень, дерево. Все они говорят языком бардов. Языком поэзии.

Дубовый лист летел над травой к кольцу стоячих камней на вершине взгорка у реки, кружась в танце, начавшемся задолго до того, как Бельден обрел свое имя.

– А где именно, – внезапно спросил Фрезер, – находится Костяная равнина? Может быть, прямо у нас под ногами?

– Возможно, – ответил Фелан, цитируя собственное исследование. – Однозначных и недвусмысленных указаний на некое определенное место не найдено до сих пор. Вероятнее всего, она существовала только в мире поэзии. А может, преобразилась в стихи из некоего реального, вполне прозаического события, которое имел возможность пережить смертный бард. Как известно, говорящих камней и котлов с неисчерпаемым запасом жаркого вне пределов поэзии не существует. Так помнишь ли ты барда, прошедшего все испытания?

Фрезер покачал головой.

– Найрн? – наугад предположил он.

– Нет. Не Найрн. Найрн был великим бардом, но не сумел выдержать и простейшего из испытаний – Искушения неисчерпаемым котлом. То есть испытания чего? Кто ответит?

– Испытания любви, великодушия и вдохновения, – ответила Сабрина.

– И таким образом обрел бессмертие, но утратил вдохновение. Не тот пример, коему стоит последовать.

– Так где же он? – спросил Фрезер.

– Кто?

– Найрн. Вы сказали, он обрел бессмертие.

Во вновь наступившей тишине учитель пристально взглянул в возбужденное, растерянное, по-волчьи скуластое лицо ученика в обрамлении длинных золотистых волос.

– Куда сегодня девался твой разум? – с легким удивлением сказал Фелан. – Похоже, заплутал вместе с Найрном в тумане поэзии. Между строк. Да, некогда Найрн действительно существовал, что подтверждается историческими документами, но неумолимые законы устного творчества, требующие жертв, преобразили его из истории в поэзию.