Тахира Мафи - Зажги меня (сборник) Страница 20

Правда, на Уорнера это правило не распространяется. Он стоит молча и не произносит ни слова.

На какую-то долю секунды он даже кажется мне чем-то встревоженным. Он смотрит на меня с каким-то немым страхом, как будто что-то сильно потрясло его, заставило на время утратить способность говорить. Я готова позабыть обо всем и снова нырнуть под одеяло, как вдруг он неожиданно хватает меня за руку.

Я замираю и уже больше не шевелюсь.

Он осторожно привлекает меня к себе, притягивает до тех пор, пока я не оказываюсь прижатой к его груди. При этом он с такой нежностью касается меня, будто хочет сказать этим, что будет не против, если я отстранюсь, и он все поймет – ведь это должен быть и мой выбор тоже. А я при этом испытываю такое спокойствие, тепло, такое чувство безопасности и такое невероятное удовольствие, что я даже не пытаюсь искать причину, почему я не должна пользоваться таким чудесным моментом. Я прижимаюсь к нему плотнее, пряча лицо в складках его рубашки, а его руки еще крепче сжимают меня, его грудь вздымается и опадает… Я прикасаюсь к его животу, и его тугие мышцы напрягаются под моим прикосновением. Левая рука скользит по его ребрам, потом по спине вверх, и Уорнер сам замирает. Его сердце колотится у моего уха. Я закрываю глаза и ощущаю, как он пытается вдохнуть.

– О боже! – еле слышно произносит он одним коротким выдохом. Потом отдергивает мою руку и отскакивает прочь. – Я не могу. Я не выдержу.

– Что такое?

Он стоит неподалеку от кровати, и в полумраке я замечаю, что он весь дрожит.

– Я не могу так продолжать.

– Уорнер…

– В тот прошлый раз мне показалось, что я смогу спокойно уйти и позабыть обо всем, – признается он. – Я самонадеянно посчитал, что способен отпустить тебя, при этом, конечно, возненавидев, но и этого у меня не получилось. Потому что ты умеешь все усложнять, черт побери. – Голос его начинает дрожать. – Потому что ты сама ведешь нечестную игру. Ты являешься передо мной, и в тебя стреляют. А в промежутке ты полностью умудряешься каким-то образом разрушить меня окончательно.

Я стараюсь оставаться неподвижной.

Я стараюсь не издавать при этом ни единого звука.

Но мои мысли начинают бешено скакать, а сердце – отчаянно колотиться во всю мощь, потому что он сам умудряется всего несколькими словами уничтожить все мои старания забыть обо всем том, что я сумела сотворить с ним.

И теперь я не знаю, как себя вести с ним.

Но вот мои глаза постепенно привыкают к темноте, я еще несколько раз моргаю и теперь вижу, что он смотрит мне в глаза так, словно пытается заглянуть в глубину души.

К этому я совсем не готова. Еще нет. Все должно быть не так. Но чувства и образы его пальцев, его рук и губ проникают мне в голову, и я-как-ни-пытаюсь-все-равно-не-могу-отбросить-свои-мысли-прочь. Я не в состоянии проигнорировать аромат его кожи и этот незабываемый силуэт его тела. Я слышу, как тревожно и громко бьется его сердце в груди, как напряжены мышцы его лица, что даже способна прочувствовать спокойную мощь и силу, содержащуюся в его теле.

Неожиданно выражение его лица меняется. На нем отражено волнение.

– Тебе страшно? – обеспокоенно интересуется он.

Я вздрагиваю, дыхание у меня учащается. Я благодарна ему за то, что он видит всего лишь одно, общее направление моих чувств, и не более того. В какой-то момент мне даже хочется ответить ему: «Нет, мне совсем не страшно».

Потому что я буквально окаменела от ужаса.

То, что я нахожусь так близко к тебе, само по себе совершает со мной нечто невообразимое. Происходят странные, иррациональные вещи. Что-то неведомое трепещет у моей груди и переплетает все внутри меня. Я жду ответов, мне нужна ясность и книга откровений. Мне требуется целая охапка знаков препинания, чтобы ставить точки в конце предложений, которые размещаются в моей голове.

Но ничего подобного, разумеется, вслух я не произношу.

Вместо этого я зачем-то задаю тот самый вопрос, ответ на который мне очевиден.

– Почему мне должно быть страшно?

– Ты вся дрожишь.

– Ах, вот оно что…

Несколько ничего не значащих коротких слов вытекают из моих уст, словно торопятся спрятаться где-нибудь подальше отсюда. Мне хочется набраться сил и отвернуться от него в такие моменты. Как жаль, что у меня тут же начинают полыхать щеки. Мне кажется, что я начинаю хотеть чего-то совсем глупого и пустого.

– Нет, мне не страшно, – наконец удается выдавить мне. Было бы действительно лучше, если он отступит сейчас хотя бы на один шаг назад. Мне стало бы гораздо легче. И проще. – Я просто очень удивлена.

Он молчит, но продолжает так пристально смотреть на меня, словно требуя объяснений. За такой короткий промежуток времени он стал для меня таким близким и одновременно совершенно чужим. Я ожидала его увидеть именно таким и абсолютно дургим.

– Ты позволяешь всему миру считать себя бессердечным убийцей, – произношу я. – А ведь это не так.

Он смеется, приподнимая брови в изумлении.

– Действительно, – кивает он. – Мне кажется, что я самый обыкновенный убийца, ничего особенного.

– Но почему – и зачем ты притворяешься таким безжалостным? – спрашиваю я. – Почему позволяешь людям относиться к себе, как будто ты чудовище?

Он вздыхает. Потом закатывает рукава рубашки выше локтей. Я машинально слежу за его движениями, мой взгляд задерживается на его оголенных предплечьях. Впервые мне приходит в голову мысль, что у него нет никаких армейских татуировок, которые сейчас есть у каждого военного. Интересно почему?

– А какая разница? – спрашивает он. Пусть люди думают все, что им хочется. И я вовсе не мечтаю услышать их оценку.

– Значит, тебе все равно, как судят тебя все вокруг?

– Мне не на кого производить впечатление, – отвечает Уорнер. – Всем наплевать, что вообще происходит со мной. Мне незачем заниматься подбором новых друзей, любовь моя. Мое дело – возглавлять армию, и в этом я преуспел. Пожалуй, ничего другого я толком-то и делать-то не умею. Никто не стал бы гордиться всем тем, чего я успел достичь и что уже совершил. Моя мать меня вообще уже не узнает. Отец считает меня жалким слабаком. Мои солдаты мечтают увидеть меня убитым. Мир катится ко всем чертям. Кстати, эти наши беседы – самые длинные их всех тех, которые я вел за всю свою жизнь.

– Это правда? – У меня округляются глаза от удивления.

– Чистая правда.

– И ты так откровенно рассказываешь мне обо всем этом? – Я потрясена. – Но зачем ты делишься своими секретами?

Неожиданно его глаза темнеют, искра жизни словно потухает в его взгляде. Он отворачивается к стене.

– Не надо этого делать, – говорит он. – Не задавай мне вопросов, ответы на которые ты сама прекрасно знаешь. Дважды я открывался перед тобой полностью, но взамен заработал пулю и разбитое сердце. Не мучай меня. – Он снова смотрит мне в глаза. – Это очень жестоко, даже по отношению к такому типу, как я.

– Уорнер…

– Я не понимаю! – кричит он, теряя самообладание. Голос его почти срывается. – Что же такого мог сделать с тобой Кент, – это слово он как будто выплевывает из себя, – чего не мог я?!

Я потрясена. Я совершенно не готова к такому вопросу, а потому временно теряю дар речи. Ведь сейчас я даже не знаю, что случилось с Адамом, где он находится и какое будущее ждет нас впереди. Я только цепляюсь за надежду, что он все-таки каким-то образом умудрился выжить. И я полагаю, что он где-то скрывается, поскольку сумел остаться невредимым после всего случившегося. И пока что для меня этого вполне достаточно.

Поэтому я набираю полную грудь воздуха и пытаюсь отыскать нужные слова. Я хочу сказать, что вот именно в данную минуту есть много чего другого, не менее важного, требующего объяснений. Я хочу высказать все это ему, но когда поднимаю глаза, то вижу, что он по-прежнему внимательно смотрит на меня, сверля взглядом и ожидая ответа только лишь на свой вопрос. Теперь я понимаю, что он уже давно собирался задать его и только силой воли подавлял желание узнать на него ответ. Видимо, это желание съедало его изнутри уже долгое время.

Наверное, он все же заслужил право узнать ответ. Особенно если учесть все то, что я успела сотворить с ним.

Поэтому я снова набираю полную грудь воздуха.

– Это нечто такое, что мне будет трудно объяснить, – начинаю я. – Он… Даже не знаю. – Я тупо смотрю на свои ладони. – Он стал моим первым другом. Первым человеком, который отнесся ко мне с уважением… Который полюбил меня. – Некоторое время я молчу, потом добавляю: – Он всегда был очень добр ко мне.

Уорнер вздрагивает. На его лице возникает сильнейшее удивление.

– Что? Он всегда был к тебе добр?

– Да, – шепотом подтверждаю я.

Уорнер начинает смеяться каким-то холодным, нечеловеческим смехом.

– Это же просто невероятно, – говорит он, смотря в сторону двери, запустив одну ладонь себе в волосы. – Меня занимал этот вопрос последние несколько дней. Я отчаянно пытался понять, почему ты так легко доверяешься мне только для того, чтобы в последний момент окончательно разбить мое сердце и заменить меня другим. Как это банально! И я все равно ничего не смог понять. Я-то решил, что на это должна быть какая-то грандиозная причина, нечто такое, что постоянно ускользает от моего внимания, нечто такое, что мне не дано понять. – Он пристально смотрит на меня, словно вознамерился просверлить меня взглядом насквозь. – Я уже был готов принять это как неизбежное. Я решил, что нельзя ничего изменить, потому что твои причины слишком глубоки и находятся далеко за пределами моего понимания. Я уже был готов отпустить тебя, раз уж ты нашла такого невероятного человека. Такого, который понимает тебя лучше, чем я, потому что для меня все это просто непостижимо. Потому что ты, безусловно, заслуживаешь все это. Я сказал сам себе, что ты заслуживаешь гораздо больше, чем я способен тебе предложить. – Он трясет головой, руки его безвольно падают по бокам. – Но это? – Глаза его полны ужаса. – Но твои слова?! И это объяснение?! Ты выбрала его, потому что он был добр к тебе?! Потому что он сумел вовремя предложить тебе элементарную жалость?!