Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник) Страница 20

– Я знаю лордов в Шеме, которые отдали бы за нее тайну Башни Слона, – заявил он, возвращаясь к своему элю.

Прикосновение к рукаву его туники заставило вымогателя повернуть голову и нахмуриться, выражая недовольство тем, что его прервали. Он увидел перед собой высокого и крепко сбитого молодого человека, выглядевшего здесь столь же неуместно, как серый волк выглядит в стае помойных крыс. Дешевая туника не скрывала атлетической фигуры, литых широких плеч, массивной выпуклой груди, тонкой талии и бугрящихся канатов мускулов на руках. Тело его покрывал ровный коричневый загар, а на лице выделялись яркие синие глаза; на широкий лоб падала прядь непокорных черных волос. На поясе у него висел меч в потертых кожаных ножнах.

Котхиец непроизвольно отпрянул. Молодой человек не принадлежал ни к одной из известных ему народностей.

– Ты упомянул о Башне Слона, – сказал незнакомец. По-заморийски он говорил со странным и непривычным акцентом. – Я много слышал об этой башне. В чем заключается ее тайна?

В поведении молодого человека не было ничего угрожающего, к тому же храбрость котхианца подогревал эль и явное, пусть и молчаливое, одобрение слушателей. Он сразу же раздулся от осознания собственной важности.

– Тайна Башни Слона? – воскликнул он. – Ну как же, любому дураку известно, что там живет жрец по имени Яра и что у него есть огромный драгоценный камень, который люди прозвали Сердцем Слона, в котором и заключена тайна его магии.

Молодой варвар помолчал, переваривая услышанное.

– Я видел эту башню, – сообщил он немного погодя. – Она стоит в большом саду над городом, окруженная высокими стенами. И я не заметил там стражников. Взобраться на стены совсем несложно. Почему же никто до сих пор не украл драгоценный камень?

Котхиец с открытым ртом уставился на простака, а потом разразился оскорбительным смехом, к которому присоединились и остальные.

– Нет, вы только послушайте его! – надрывался жирный здоровяк. – Он хочет украсть камень Яры! Слушай, приятель, – сказал он, с напыщенным видом поворачиваясь к молодому человеку, – ты, наверное, откуда-то с севера, из варварских земель…

– Я родился в Киммерии, – недружелюбно ответил незнакомец.

Смысл ответа ускользнул от внимания котхийца; будучи родом из королевства, лежавшего далеко к югу отсюда, на границе с Шемом, он лишь краем уха слышал о северянах.

– Тогда слушай и запоминай, парень, – важно заявил котхиец и ткнул своей кружкой в обескураженного юношу. – Знай, что в Заморе и в особенности в этом городе промышляет больше бесстрашных воров, чем во всем мире, даже в Котхе. И если бы смертный мог украсть самоцвет, будь уверен, это бы уже сделали давным-давно. Ты говоришь о том, чтобы перелезть через стены, но поверь мне, что, перебравшись через них, ты тут же пожелаешь вернуться обратно. Ночью в саду нет стражей – то есть, человеческих стражей. Но в караульном помещении, в нижней части башни, дежурят вооруженные люди, так что даже если тебе удастся пройти тех, кто охраняет сад по ночам, все равно остаются еще и солдаты, потому что драгоценный камень хранится где-то на верхних этажах.

– Но если человек в состоянии пройти сад, – возразил киммериец, – почему он не может добраться до камня прямо сверху и, таким образом, избежать внимания солдат?

И вновь котхиец уставился на него с раскрытым от изумления ртом.

– Нет, вы только послушайте его! – весело воскликнул он. – Этот варвар, должно быть, считает себя орлом, способным взлететь к украшенному драгоценными камнями зубчатому венцу башни, до которого от земли всего-навсего каких-нибудь сто пятьдесят футов, а круглые стены гладкие, как полированное стекло!

Киммериец окинул окружающих свирепым взглядом, явно раздосадованный издевательским смехом, который вызвало его последнее замечание. Он не видел в нем ничего особенно смешного и был еще слишком мало знаком с обычаями цивилизованного мира, чтобы улавливать нюансы проявленной неучтивости. Воспитанные люди обычно более склонны к хамству, нежели дикари, ибо знают, что могут проявить невежливость, не рискуя жизнью, – как правило. Он был зол и расстроен, и, вне всякого сомнения, предпочел бы прекратить дальнейшие расспросы, если бы котхиец не решил еще сильнее уязвить его.

– Ну, давай, давай! – крикнул он. – Расскажи этим беднягам, которые были ворами уже тогда, когда ты еще пешком под стол ходил, как бы ты украл драгоценный камень!

– Способ есть всегда, если желание подкрепить мужеством, – коротко ответил вконец обозленный киммериец.

Котхиец счел слова личным оскорблением. Лицо его побагровело от гнева.

– Что? – взревел он. – Ты смеешь учить нас, как нам заниматься своим делом, и при этом обвиняешь в трусости? Пошел вон отсюда, убирайся с глаз моих! – И он грубо оттолкнул киммерийца.

– Ты что же, сначала смеешься надо мной, а теперь еще и руки распускаешь? – заскрежетал зубами варвар, в котором взыграла ярость.

Он ответил толчком на толчок, отвесив котхийцу открытой ладонью такую оплеуху, что тот повалился спиной на грубо сколоченный стол. Эль выплеснулся через край кружки, и котхиец яростно взревел, хватаясь за меч.

– Ах ты, проклятый язычник! – рявкнул он. – За это я вырву тебе сердце!

Блеснула сталь, и толпа проворно подалась в стороны, освобождая место. При этом кто-то опрокинул единственную свечу, и комната погрузилась в темноту, в которой царили грохот перевернутых скамеек, топот бегущих ног, крики и проклятия людей, натыкающихся друг на друга, и громкий крик боли, на мгновение заглушивший остальные звуки. К тому моменту, когда свечу зажгли вновь, бóльшая часть гостей уже покинула притон через двери и выбитые окна, а остальные благополучно попрятались под стойкой, за бочками с пивом и перевернутыми столами. Варвар исчез; в центре комнаты было пусто, если не считать трупа котхийца с перерезанным горлом. Киммериец, повинуясь безошибочному инстинкту дикаря, убил своего обидчика, пользуясь темнотой и суматохой.

2

Мрачные огни и пьяные крики остались далеко позади. Киммериец выбросил свою безнадежно порванную тунику, оставшись голым, если не считать набедренной повязки и сандалий с высокой шнуровкой. Он двигался с грацией огромного тигра, и под загорелой кожей перекатывались бугры мускулов.

Сейчас он вошел в часть города, занятую храмами. Они тускло светились в темноте по обе стороны от него – беломраморные колонны, золотые купола и серебристые арки, усыпальницы мириад чужих богов Заморы. Но киммериец не забивал ими голову; он знал, что религия Заморы, как и всех цивилизованных народов, чья история исчисляется тысячелетиями, очень сложна и заковыриста, и ее изначальная суть давно уже потерялась в путанице ритуалов и обрядов. Он провел долгие часы, внимательно прислушиваясь к беседам философов, аргументам теософов и учителей, и едва не рехнулся. Впрочем, нет, одно твердое убеждение он все-таки вынес – все они были тронутыми.

Сам он верил в простых и понятных богов; их вождем был Кром, который жил на вершине огромной горы, откуда и повелевал всеми смертными, посылая им испытания и смерть. Взывать к Крому было бесполезно, поскольку он славился своей жестокостью, мрачностью и ненавистью к слабакам. Но в момент рождения мужчины он давал ему мужество, волю и способность убивать своих врагов, а большего, по мнению Конана, требовать от бога не стоило.

Его обутые в сандалии ноги бесшумно ступали по слабо светящимся плитам мостовой. Навстречу ему не попалось ни одного стражника, потому что даже воры Болота избегали храмов, в которых, как всем было известно, незваных гостей частенько подкарауливала смерть. Впереди на фоне неба мрачно высилась Башня Слона. Конан подивился про себя столь необычному названию. Кажется, никто не знал, откуда оно взялось. Сам он никогда не видел слонов, хотя и смутно представлял себе этих огромных животных с хвостами спереди и сзади. Эту байку поведал ему один бродяга-шемит, клятвенно уверяя, что собственными глазами видел тысячи подобных зверей в Гиркании, но всем известно, что шемиты – первостатейные выдумщики и лгуны. Во всяком случае, в Заморе слонов не водилось.

На фоне звездного неба тускло отсвечивал силуэт гигантской башни. На солнце она блестела так ярко, что на нее было больно смотреть, и поговаривали, что она сделана из чистого серебра. Она была круглой, безупречной правильной формы, высотой в сто пятьдесят футов, и ее венец блестел в свете звезд инкрустацией из драгоценных камней. Башня возвышалась среди раскачивающихся крон экзотических деревьев в саду, высоко поднятом над уровнем города. Сад окружала мощная стена, за которой земля постепенно понижалась, упираясь еще в одну стену. Там не светилось ни одного огонька; окна в башне, кажется, тоже отсутствовали – по крайней мере, над уровнем внутренней стены их видно не было. И лишь в вышине над головой морозным светом поблескивали драгоценные камни.