Скотт Линч - Хитрости Локка Ламоры Страница 3

Пока оголодалые сироты набивали живот, в подземном логове собрались все обитатели Сумеречного холма – они обступили новеньких тесной толпой и молча наблюдали. Воздух в переполненном помещении с каждой минутой становился все более спертым. Пиршество продолжалось, пока на «столе» не осталось ни крошки. Наконец дети, выжившие после нашествия черного шепота, дочиста облизали перепачканные жиром пальцы и только тогда обратили настороженные взгляды на Воровского наставника и его подопечных. Старик, словно по сигналу, вскинул три скрюченных пальца.

– Теперь о деле! – воскликнул он. – На повестке дня три пункта. Во-первых, вы здесь потому, что я вас выкупил. Причем заплатил сверх положенного, чтобы вас отдали именно мне, а не кому-нибудь другому. Поверьте, всех до единого ваших товарищей, которых не взял я, уже отдали работорговцам. Куда еще девать сирот? Держать вас негде, заботиться о вас некому. Стражники продают таких, как вы, по цене кувшина вина, голубчики мои. Сержанты не считают нужным упоминать о вас в своих рапортах, а капитаны не считают нужным обращать на это внимание. Сейчас, – продолжал Наставник, – когда с вашего квартала снят карантин, все каморрские работорговцы – и все желающие таковыми заделаться – уже рыщут по городу в поисках добычи. Вы вольны покинуть наш холм когда пожелаете, хоть сейчас, – только имейте в виду, что в самом скором времени вы будете сосать грязные елдыки или ворочать веслами на галерах… Что подводит меня ко второму пункту. Все мои друзья, которых вы здесь видите, – он широким жестом обвел детей, теснившихся вдоль стен, – могут уходить с холма когда захочется и разгуливать там, где вздумается, поскольку они находятся под моей защитой. Я знаю, – продолжал он с видом внушительным и серьезным, – что сам по себе я не произвожу грозного впечатления, однако пусть это не вводит вас в заблуждение. У меня есть могущественные друзья, способные обеспечить безопасность моим подопечным. Если кто-нибудь – например, работорговец – осмелится поднять руку на одного из моих питомцев, наказание последует незамедлительно и будет достаточно жестоким…

Когда никто из новичков не выказал должного воодушевления, Наставник значительно кашлянул и пояснил:

– Этого гнусного скота просто убьют. Ясно?

Яснее было некуда.

– Что прямо подводит нас к третьему пункту – а именно ко всем вам, мои милые. Наша маленькая семья всегда нуждается в новых братьях и сестрах, и вы можете считать, что вам предлагают – можно даже сказать, вас просят – осчастливить нас своей искренней и крепкой дружбой. Изберите Сумеречный холм своим домом, меня – своим хозяином, а этих славных мальчиков и девочек – своими братьями и сестрами. Вы будете жить в тепле и сытости, под надежной защитой. Либо вы можете уйти сейчас же и закончить в одном из джеремских публичных домов, там свежим ягодкам всегда рады. Ну что, есть такие желающие?

Никто из новичков не издал ни звука.

– Я знал, что могу положиться на вас, бесценные мои сокровища! – Воровской наставник распростер руки и широко улыбнулся, показав полумесяц зубов цвета болотной воды. – Но разумеется, за все хорошее надо платить. Взаимные услуги, равный обмен. Еда не произрастает у меня из задницы. Ночные горшки не опоражниваются сами собой. Улавливаете, о чем я?

Десять-двенадцать из вновь прибывших детей неуверенно кивнули.

– Правила очень простые, со временем вы все их усвоите. Пока же запомните главное: кто ест, тот работает, а кто работает, тот ест. Что подводит нас к четвертому… ох, батюшки! Уважьте забывчивого старика, милые детки: вообразите, будто он поднял не три, а четыре пальца… Итак, вот четвертый важный пункт повестки дня. У каждого из нас есть работа здесь, на холме, но у каждого из нас есть работа и в другом месте. Работа деликатная и необычная… интересная и увлекательная. Делается она в городе, иногда днем, иногда ночью. И требует смелости, ловкости и… гм… осторожности. Мы будем очень рады, если вы станете помогать нам в этих… гм… особенных делах.

Воровской наставник ткнул кривым пальцем в мальчишку, доставшегося ему бесплатно, в маленького приблудыша, который пристально смотрел на него опухшими немигающими глазами, приоткрыв измазанный помидорным соком рот.

– Вот ты, малыш, ты, дополнительный привесок к тридцати избранным… Что скажешь? Будет ли от тебя польза? Готов ли ты помогать своим братьям и сестрам в их интересной работе?

Мальчонка на секунду задумался, потом пропищал тоненьким голоском:

– Вы хотите, чтобы мы крали разные вещи.

Старик уставился на него и долго молчал. Несколько сирот-старожилов прыснули в ладошку.

– Ну да, – наконец промолвил Воровской наставник, медленно кивнув. – Можно и так сказать – хотя, надо заметить, ты слишком прямолинейно судишь об известных проявлениях личной инициативы, говоря о которых мы предпочитаем употреблять более изысканные и неопределенные выражения. Не то чтобы я рассчитывал, что ты поймешь, о чем речь… Как тебя зовут, малыш?

– Ламора.

– Верно, твои родители были скрягами, раз дали тебе одну лишь фамилию. Как еще они тебя звали?

С минуту мальчонка напряженно обдумывал вопрос.

– Меня звать Локк, – наконец сказал он. – В честь отца.

– Славное имя. Легко с языка слетает. А ну-ка, Локк-в-честь-отца Ламора, подойди ко мне на пару слов. Все остальные – ступайте прочь. Ваши братья и сестры покажут, где вам лечь спать. А сперва покажут, куда отнести посуду, куда сложить покрывала и все такое прочее. Первая ваша работа по хозяйству, так сказать. Сегодня вы просто уберете все здесь за собой, но в дальнейшем у каждого из вас появятся иные обязанности, всю важность которых вы поймете ко времени, когда узнаете, как меня называют за пределами нашего холма.

Локк подошел к Воровскому наставнику, восседавшему на деревянном троне. Новички поднялись с пола и беспорядочно топтались взад-вперед, пока старшие из сирот Сумеречного холма не начали их строить, отдавая нехитрые распоряжения. Через считаные минуты маленький Локк и Воровской наставник остались наедине.

– Видишь ли, дружок мой, – заговорил старик, – всех новых своих чад, прибывающих на Сумеречный холм, мне приходится отучать от некоторых предрассудков. Ты знаешь, что такое предрассудок?

Ламора помотал головой. Его круглое личико облепляли сальные тускло-каштановые волосы; разводы помидорного сока вокруг рта подсохли и стали походить на грязные потеки. Старик подался вперед и осторожно вытер ребенку губы и щеки рукавом своего потрепанного синего камзола. Мальчик не отшатнулся.

– Это значит, что всем детям сызмалу внушали, что красть нехорошо, а потому в разговорах с ними мне приходится прибегать к разным недомолвкам и околичностям, покуда они не свыкнутся с мыслью о допустимости воровства. Ясно? Однако ты, похоже, не скован подобными предрассудками, поэтому мы с тобой можем говорить прямо. Ты уже крал раньше, верно?

Малыш кивнул.

– И до чумы тоже?

Снова кивок.

– Я так и подумал. А скажи-ка, голубчик… ты ведь лишился родителей еще до нашествия черного шепота, да?

Мальчик опустил голову и опять кивнул, едва заметно.

– То есть ты уже научился… гм… сам о себе заботиться. Ну, тебе нечего стыдиться. Возможно даже, благодаря своему опыту ты сумеешь снискать известное уважение в нашем братстве – вот только надо бы испытать тебя на деле…

Вместо ответа Ламора достал что-то из-под драной рубашонки и протянул Воровскому наставнику. На раскрытую ладонь старика легли два маленьких дешевых кошелька – замызганные мешочки из жесткой кожи, затянутые потертыми шнурками.

– А это у тебя еще откуда?

– Стражники, – прошептал Локк. – Они брали нас на руки и несли.

Наставник отпрянул, будто ужаленный гадюкой, и недоверчиво уставился на кошельки:

– Ты стянул кошельки у городских стражников? У желтокурточников?

Малыш кивнул, на сей раз с видимым воодушевлением:

– Ага, они брали нас на руки и несли.

– Боги мои… – выдохнул Воровской наставник. – О боги… Да ты нас всех без ножа режешь, Локк-в честь-отца Ламора. Просто режешь без ножа.

5

– Он нарушил Тайный уговор в первую же ночь, как вступил в братство, нахальный маленький паршивец! – Воровской наставник удобно сидел в саду на крыше храма, держа в руках просмоленную кожаную кружку с вином; вино было дрянное – страшно кислое, перебродившее почти в уксус, – но оно служило обнадеживающим признаком, что сделка еще может состояться. – Такого никогда не случалось – ни до, ни после.

– Кто-то научил мальчишку обчищать карманы, но не предупредил, что желтокурточники неприкосновенны. – Отец Цеппи поджал губы. – Любопытно, очень любопытно. Наш дорогой капа Барсави был бы рад свести знакомство с твоим подопечным.

– Я так и не выяснил, кто натаскал мальца. Он заявил, что сам всему научился, но это чушь собачья. Пятилетние дети играют с дохлыми рыбешками да конскими говешками, Цеппи. Они не изобретают тонких приемов карманного воровства по своей прихоти.