Джо Аберкромби - Красная страна Страница 3

– Кое-кто вернется. Но некоторые осядут, пустят корни. Следом придет Союз. Сколько бы земель Союз ни захапал, ему хочется больше. А в тех, что на западе, еще и золотом попахивает. Кроме этого мерзкий старый ублюдок Сармис сидит на границе и бренчит мечом от имени Империи. Но он всегда бренчит мечом. А поток не утихнет, как я думаю. – Лавочник приблизился к Шай и заговорил полушепотом, словно делился тайной: – Я слышал, представители Союза уже были в Хормринге, поговаривали о захвате земель.

– Подкупают людей?

– Само собой. У них монеты в одной ладони, а клинок в другой. Они всегда так делают. Нужно думать, как нам поступать, если они появятся в Сквордиле. Нам, старожилам, следует держаться друг за друга.

– Политика меня не интересует. – Шай старалась не интересоваться тем, что грозило неприятностями.

– Как и большинство из нас, – согласился Клэй. – Но часто политика интересуется нами сама. Если придет Союз, то он принесет с собой закон.

– Закон не выглядит так уж плохо, – соврала Шай.

– Может быть. Но налоги тянутся следом за законом столь же неотвратимо, как телега за ослом.

– Не могу сказать, что я в восторге от налогов.

– Это просто такой необычный способ грабежа, по-моему. Лучше уж пострадать от обычного разбойника, в маске и с кинжалом, чем от разбойника с пером и бумагой.

– Ну, уж не знаю, – замялась Шай. Ни один из тех, кого она грабила, не выглядел довольным, а некоторые завидовали мертвым.

Она позволила монетам соскользнуть с ладони в кошелек и затянула завязки.

– Ну, что, сходится? – спросил Клэй. – Или чего-то недостает?

– Не в этот раз. Но я думаю, что буду пересчитывать всегда.

– Другого я и не ожидал, – усмехнулся торговец.

Шай сделала кое-какие необходимые покупки. Соль, уксус, немного сахара – запасы, которые время от времени приходилось обновлять. Полосу вяленой говядины. Полмешка гвоздей, вызвав вполне предсказуемую шутку от Клэя, что она сама колючая, как полмешка гвоздей, на что она ответила столь же привычной шуткой, что она прибьет его яйца к ноге этими гвоздями, и закончилось все не менее старой шуткой от Лэмба, что яйца Клэя столь малы, что в них и гвоздем-то не попадешь. Все трое похихикали, восхищаясь остроумием друг друга.

Она почти решилась купить новую рубашку для Пита, стоившую больше, чем они могли себе позволить, но Лэмб погладил ее руку своей, одетой в перчатку, и предложил купить лучше иглы с нитками и, таким образом, она сможет перешить рубаху для брата из старой Лэмбовой. Пожалуй, даже не одну, а пять – мальчишка отличался худобой. Иглы были новомодные. Клэй сказал, что такие сейчас изготавливают в Адуе, на особом прессе по сто штук за один раз. Шай улыбнулась, представив, как Галли, качая белой головой, скажет, что после иголок из-под пресса не знает, чего дальше ждать от жизни, а Ро схватит их ловкими пальцами, рассматривая и размышляя, как же их делали?

Задержавшись перед выпивкой, Шай облизнула губы, глядя на отливающее янтарем темное стекло, но заставила себя отвернуться и торговалась с Клэем еще яростнее, пока не закончила с покупками.

– Никогда больше не приезжай ко мне, бешеная сука! – выкрикнул лавочник, когда она забиралась на козлы фургона к Лэмбу. – Ты разорила меня, черт побери!

– А как насчет следующего года?

– Ну, да! Увидимся! – махнул он толстой рукой, возвращаясь к покупателям.

Потянувшись, чтобы отпустить тормоз, едва не схватила за бороду того самого северянина, с которым раньше чуть не столкнулся Лэмб. Он стоял около фургона, шевеля бровями, будто пытался вытащить что-то из тумана памяти, заложив большие пальцы за перевязь – простая рукоять меча очень близка к ладони. Суровое лицо с неровным шрамом, который тянулся от глаза до редкой бороды. Шай напустила на лицо умильное выражение, а сама незаметно вытащила нож, перехватив его таким образом, чтобы клинок прятался за предплечьем. Лучше избежать неприятностей, имея сталь в руке, чем напороться на них без стали.

Северянин сказал что-то на своем наречии. Ссутулившись еще сильнее, Лэмб даже не повернулся к нему. Северянин повторил вопрос. Лэмб буркнул что-то через плечо, дернул вожжами, и фургон покатился, сотрясая Шай всеми колесами. Она обернулась, когда они отъехали на несколько шагов по усеянной колдобинами улице. Северянин стоял, глотая пыль и хмурясь им вслед.

– Что он хотел?

– Ничего.

Она вернула нож в ножны, закинула одну ногу на бортик и расслабилась, опустив шляпу пониже, чтобы заходящее солнце не било в глаза.

– В мире полным-полно странных людей. Если терять время, думая о них, то можно потратить всю жизнь. – Лэмб скорчился даже сильнее, чем обычно, будто хотел спрятать голову на собственной груди.

– Нет, ты все-таки самый трусливый трус, – фыркнула Шай.

Он покосился на нее, а потом отвел взгляд.

– Видал я людей и похуже.

Они, смеясь, перевалили через холм к открывшейся впереди уютной маленькой долине. Лэмб что-то рассказывал. Как всегда, покинув город, он приободрился. В толпе он чувствовал себя не лучшим образом.

От этого и настроение Шай улучшилось. Они свернули на тропу, отмеченную двумя еле приметными следами от колес в высокой траве. В молодости она переживала черные времена, черные, как сама полночь, когда думала, что будет убита и брошена гнить под открытым небом или схвачена и вздернута на виселице, а потом труп ее будет отдан на съедение бродячим псам. Не раз, просыпаясь среди ночи вся в поту от страха, она клялась быть благодарной за каждое мгновение жизни, если судьба позволит снова проехать по этой простой дороге. Не то чтобы у нее возникло сейчас безмерное счастье – такова судьба всех обещаний, но, возвращаясь домой, Шай всякий раз чувствовала себя намного легче.

Когда они увидели ферму, смех застрял в горле Шай. Они замерли и сидели без звука, лишь ветер шелестел в густой траве. Шай не могла дышать, не могла говорить, не могла думать, кровь заледенела в ее жилах. А потом она спрыгнула с фургона и побежала.

– Шай! – кричал позади Лэмб, но вряд ли она понимала его, в ушах отдавалось лишь хриплое дыхание, когда она мчалась по склону. Земля и небо мелькали в глазах. Прямиком по стерне недавно сжатого поля. Через сломанный забор, по втоптанным в грязь куриным перьям.

Она вбежала во двор – то, что раньше было двором, – и замерла в растерянности. От дома осталась лишь груда обугленных бревен и какого-то мусора, и только пошатывающийся дымоход торчал, устремленный к небу. Дыма не было. Должно быть, пару дней назад прошел дождь. Но сгореть успело все. Шай обошла вокруг черных развалин амбара, всхлипывая на каждом вдохе. Галли висел на дереве позади дома. Его вздернули над могилой матери Шай, повалив надгробную плиту. Истыкали всего стрелами. Дюжина, а может, и больше.

Шай показалось, будто ее ударили под дых. Она согнулась, обхватив плечи руками, и застонала. Дерево плакало вместе с ней, когда ветер тряхнул его крону, вынуждая плавно покачиваться тело Галли. Бедный старый безвредный ублюдок. Он окликнул ее, когда они с Лэмбом отправлялись в город. Сказал, чтобы не волновалась, что он приглядит за детьми. А Шай рассмеялась и ответила, что переживать нечего – это дети за ним присмотрят. Она не видела ничего вокруг из-за боли в глазах. Ветер жалил ее, она все крепче сжимала плечи, внезапно ощутив бесконечный холод.

Послышались шаги Лэмба. Постепенно замедляясь, он остановился около Шай.

– Где дети?

Они переворошили остатки дома и сарая. Вначале медленно, тщательно и с опаской. Лэмб растаскивал обугленные бревна, в то время как Шай рылась в золе, ожидая, что вот-вот наткнется на кости Ро или Пита. Но в доме их не оказалось. Так же, как и в амбаре. И во дворе. Все неистовее, сдерживая страх и глуша зарождающуюся надежду, Шай металась в зарослях травы, ковырялась в мусоре, но от брата и сестры нашла всего лишь обгоревшую игрушечную лошадку Пита, которую Лэмб выстрогал несколько лет назад, и прихваченные огнем страницы из книжек Ро.

Дети исчезли.

Шай стояла лицом к ветру, прижав мокрую ладонь ко рту, и тяжело дышала. На ум приходило только одно.

– Их похитили, – каркнула она.

Лэмб кивнул в ответ. Его седую бороду и волосы покрывал слой сажи.

– Зачем?

– Не знаю.

– Мы должны их вернуть, – сказала Шай, вытирая измаранные ладони о подол рубахи и сжимая кулаки.

– Согласен.

Она уселась на корточки под деревом, где дерн обильно истоптали. Вытерла нос и глаза. Прошла по следу до другого выбитого копытами «пятачка». Здесь она нашла пустую бутылку, брошенную в грязь. Кто бы тут ни был, они не пытались таиться. Отпечатки копыт окружали развалины со всех сторон.

– Как мне кажется, человек двадцать. Хотя лошадей около сорока. Заводных коней они оставляли здесь.

– Может, это кони, чтобы ехали дети?

– Куда ехали?

Лэмб покачал головой.

Она продолжала говорить только для того, чтобы заполнить пустоту, желая начать делать хоть что-то, лишь бы не думать о случившемся.