Нефритовый трон - Новик Наоми Страница 31

Два дня спустя они покинули гавань Кейп-Коста, чему Лоуренс был только рад. В день отплытия из глубины материка пригнали новую партию рабов. Сцена, разыгравшаяся в порту, была еще тягостнее предыдущей, поскольку эти невольники не были обессилены долгим заключением и не успели еще смириться с судьбой. Когда перед ними, подобно могиле, раскрылись двери подземной тюрьмы, несколько молодых мужчин подняли бунт.

Они, видимо, сумели разомкнуть свом оковы еще в пути и теперь уложили двух стражников на месте собственными цепями. Другие охранники открыли беспорядочный огонь. Отряд местной стражи поспешил им на помощь, увеличив общую суматоху.

Видя, что дело их безнадежно, повстанцы попытались бежать. Одни устремились к морю, другие в город. Стражники, усмирив скованных рабов, принялись палить по бегущим. Больше половины было убито сразу, за остальными снарядили погоню. Беглецы легко узнавались по наготе и следам от цепей. Немощеная дорога к тюрьме раскисла от крови. Трупы, большие и маленькие, лежали вперемежку с живыми – в перестрелке погибло много детей и женщин. Невольников загнали в темницу, тела убрали. Через каких-нибудь четверть часа все было кончено.

Якорь поднимали медленнее обычного, без песен и возгласов. Даже боцман, всегда зорко высматривающий лодырей, ни разу не взмахнул своей палкой. Жара стояла такая, что смола плавилась и капала с такелажа черными кляксами. Кое-что попадало и на Отчаянного. Лоуренс приставил к нему вестовых и крыльманов, и те так усердно оттирали его, что к концу дня перемазались сами.

Зной держался еще три дня. По левому борту тянулся густо заросший, перемежаемый утесами берег. Нужно было удерживать корабль на безопасном расстоянии от него при слабом и переменчивом ветре. Люди работали молча, без всякой охоты. О поражении при Аустерлице теперь уже знали все.

Глава 8

Блайт, вышедший наконец-то из лазарета, почти все время сидел на палубе и дремал. Мартин очень о нем заботился и ругался с каждым, кто случайно задевал натянутый для него тент. Стоило Блайту кашлянуть, как в руке у него оказывался стакан с грогом; стоило упомянуть о погоде, как ему предлагались на выбор одеяло, клеенчатый плащ или летняя роба.

– Жаль мне, что он принял это так близко к сердцу, сэр, – говорил Блайт Лоуренсу. – Ни один парень, молодой и горячий, не стал бы долго терпеть выходки матросни и ихних сопливых мичманов. Я на него совсем не в обиде.

Флотские, недовольные суетой вокруг наказанного преступника, окружили заботами Рейнольдса, и без того уже разыгрывавшего роль мученика. Моряк он был не из важных, и почтение, с которым к нему относились теперь, ударило ему в голову. Он расхаживал по палубе как павлин и отдавал приказы лишь для того, чтобы посмотреть, с какой готовностью они будут исполнены. Даже Парбек и Райли редко его одергивали.

Лоуренс надеялся, что общая для всех аустерлицкая катастрофа хоть как-то объединит обе враждебные стороны, но упомянутый выше спектакль поддерживал страсти на прежнем уровне. «Верность» между тем приближалась к экватору, и принятая в таких случаях церемония беспокоила Лоуренса. Больше половины авиаторов пересекали экватор впервые: если моряки при нынешних настроениях получат право окунать их в море и брить им головы, сохранить порядок вряд ли удастся. Лоуренс с Райли, посовещавшись, решили, что авиаторы выставят в честь праздника три бочонка рома, которые осмотрительный Лоуренс приобрел в Кейп-Косте, и тем откупятся от крещения.

Нарушение традиции не пришлось морякам по вкусу. Поговаривали даже, что кораблю из-за этого не будет пути; многим, несомненно, очень хотелось поиздеваться на законном основании над своими корабельными недругами. Поэтому, когда они наконец достигли экватора, представление вышло довольно вялым. Отчаянный смотрел с интересом, хотя Лоуренсу и пришлось шикнуть на него, когда он во всеуслышание заявил:

– Какой же это Нептун, Лоуренс? Это Григгс, а Амфитрита – Бойн. – Он распознал актеров под маскарадными костюмами, изготовленными не слишком старательно.

Авиаторы подавили смешки, а Бэджер-Бэг[15] – подручный плотника Леддоуз, менее узнаваемый в своем парике из швабры, – в порыве вдохновения объявил, что всякий, кто засмеется вслух, станет жертвой Нептуна. Лоуренс кивнул Райли, и Леддоуз получил полную власть как над моряками, так и над авиаторами. Он выловил под общие рукоплескания некоторое количество тех и других, а Райли добавил веселья, крикнув:

– Всем лишняя порция грога благодаря вкладу капитана Лоуренса с его экипажем!

Заиграла музыка, матросы пустились в пляс. Ром брал свое, и вскоре авиаторы тоже стали хлопать и подпевать музыкантам, не зная слов. Лоуренсу доводилось видеть и более удачные праздники на экваторе, но все шло совсем не так плохо, как он опасался.

Китайцы тоже вышли на палубу. В ритуале они, разумеется, не участвовали, но живо обсуждали его между собой. Спектакль, конечно, не отличался хорошим вкусом, и Лоуренс конфузился из-за того, что Юнсин это видит, зато Лю Бао вовсю хлопал себя по ляжке и от души хохотал над жертвами Бэджер-Бэга.

– Лоуренс, – перевел Отчаянный, когда Лю Бао спросил его о чем-то через границу, – он хочет знать, в чем смысл церемонии и каким духам здесь воздаются почести. Сам я не могу ему объяснить, что мы празднуем и почему.

– М-м, – замялся Лоуренс. – Мы только что пересекли экватор, и те, кто делает это впервые, должны по старой традиции уплатить дань Нептуну, морскому божеству древних римлян. Сейчас ему, конечно, всерьез уже не поклоняются.

– А! – одобрительно воскликнул Лю Бао, выслушав перевод. – Мне это нравится. Хорошо, когда почитают древних богов, даже если они не ваши. Это добрая примета для корабля. А через девятнадцать дней мы будем праздновать Новый Год, и это тоже добрый знак. Духи наших предков благополучно доведут корабль до Китая.

У Лоуренса на этот счет возникли сомнения, но моряки, слышавшие их разговор, с воодушевлением встретили идею Лю Бао. И праздник, и обещание удачи как нельзя лучше отвечали их суевериям. Некоторую настороженность вызвало слово «духи», слишком уж близко стоящее к «привидениям», но после было решено, что духи предков, благосклонно относящиеся к потомкам, никакого вреда принести не могут.

– Они выпросили у меня корову, четырех баранов и всех кур, которых осталось всего-то восемь; придется нам все-таки зайти на Святую Елену, – сказал Райли несколько дней спустя. – Завтра поворачиваем на запад. По крайней мере идти будет легче – надоело уже бороться с пассатами. – Райли бросил озабоченный взгляд на китайских слуг, занятых ловлей акул. – Надеюсь, это их пойло не слишком крепкое. Его ведь нужно будет дать людям в придачу к грогу, а не вместо него, иначе праздника не получится.

– Жаль вас расстраивать, но Лю Бао, к примеру, может уложить под стол двух таких, как я. Как-то он высосал за один раз три бутылки вина, – сообщил Лоуренс с полным знанием дела. После Рождества посол обедал у него еще несколько раз, и морская болезнь у него совершенно прошла, судя по аппетиту. – А Шун Кай, хотя он и мало пьет, не видит никакой разницы между вином и бренди.

– Ну их к дьяволу, – вздохнул Райли. – Думаю, мои морячки не подведут и сотворят какое-нибудь непотребство, за которое я с полным правом лишу их грога на одну ночь. Как по-вашему, зачем им акулы? Двух дельфинов они выкинули обратно в море, а те ведь намного вкуснее.

Свои догадки, если они у него и были, Лоуренсу высказать не пришлось.

– Дракон в трех румбах впереди, по левому борту, – крикнул впередсмотрящий. Оба капитана наставили подзорные трубы в небо, матросы бросились по местам на случай атаки.

Отчаянный пробудился от шума, поднял голову и сказал:

– Лоуренс, это Волли. Он нас уже заметил. – Вслед за сим он проревел приветствие, от которого люди подскочили на целый фут, а мачты закачались. Матросы смотрели злобно, но жаловаться не смели.