Робин Вассерман - Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник) Страница 36

Дело было в лондонском книжном «Хэтчардс». К ним с отцом не спеша подошла женщина из простецов. Джеймс всегда считал «Хэтчардс» самым приятным книжным магазином города. Темное дерево отделки и огромные стеклянные витрины придавали ему особую импозантность, а укромные уголки, куда можно было забраться и просидеть целый день с книжкой в почти полной тишине, лишь добавляли привлекательности. Эрондейлы обычно посещали «Хэтчардс» всей семьей, но когда Джеймса с отцом заносило сюда одних, женщины почему-то очень часто находили повод подойти к ним и начать разговор.

Той женщине отец сказал, что всю свою жизнь охотится за злом, а иногда – за редкими первыми изданиями книг. Уилл умел разговаривать с людьми и всегда находил, что сказать, чтобы заставить собеседника рассмеяться. Джеймсу это казалось странным, редкостным талантом, таким же непостижимым, как способность оборотней перекидываться в волков и обратно в людей.

Те женщины, что заговаривали с Уиллом Эрондейлом, Джеймса не беспокоили. Отец никогда не смотрел ни на одну из них так, как на маму, – с восхищением и благодарностью, словно она была мечтой, чудом сбывшейся, когда уже не осталось никакой надежды.

Джеймс не так уж хорошо разбирался в людях, но он был тихим и наблюдательным мальчиком. И понимал: то, что связывает его родителей, – истинная редкость и неповторимая драгоценность.

Поэтому беспокоило его лишь то, что ему тоже приходилось разговаривать с незнакомками, которые обращаются к отцу.

Леди наклонилась и спросила:

– Ну, а ты, малыш, что любишь делать?

– Я люблю… читать, – ответил Джеймс. Ответил, стоя посреди книжного магазина с пакетом книг под мышкой.

Женщина с жалостью поглядела на него.

– Я читаю… э-э… довольно много, – продолжал Джеймс, великий мастер очевидности. Король очевидности. Император очевидности.

Его ответ настолько не впечатлил незнакомку, что она пошла прочь, не сказав больше ни слова.

Джеймс никогда не знал, что нужно говорить людям. Никогда не знал, как их рассмешить. Он прожил на свете уже тринадцать лет, но большую их часть провел в лондонском Институте, с родителями, младшей сестрой Люси и кучей книг. У него никогда не было друга-мальчика.

А сейчас он ехал в Академию Сумеречных охотников – чтобы выучиться и стать таким же прекрасным воином, как и его отец. Но необходимость стать воином тревожила его куда меньше, чем тот факт, что ему придется разговаривать с людьми.

Там будет очень много людей.

Там будет очень много разговоров.

Джеймс пожелал, чтобы колеса кареты дяди Габриэля сию секунду свалились с осей. Конечно, ничего не произошло, и мальчик с сожалением стал размышлять, почему этот мир так жесток.

– Знаю, что ты волнуешься о школе, – наконец сказал Уилл Эрондейл. – Мы с мамой не были уверены, стоит ли тебя туда отправлять.

Джеймс закусил губу.

– Вы боитесь, что я не справлюсь?

– Что? – изумился отец. – Конечно, нет! Мама просто не хотела лишаться единственного, кроме нее, здравомыслящего человека в доме.

Мальчик улыбнулся.

– Мы были очень счастливы, пока жили все вместе, всей нашей маленькой семьей, – объяснил Уилл. – Никогда не думал, что смогу быть таким счастливым, правда. Но, боюсь, в Лондоне мы тебя слишком изолировали и скоро тебе стало бы совсем одиноко. Тебе будет интересно и полезно найти друзей-ровесников. И кто знает, вдруг ты и своего будущего парабатая в Академии встретишь?

Отец мог сколько угодно говорить, как он сожалеет, что они с мамой держали детей взаперти, но Джеймс все равно знал, что это неправда. Люси ездила с мамой во Францию и познакомилась там с Корделией Карстерс, а через две недели девочки уже стали, по выражению самой Люси, «закадычными подругами». Они каждую неделю слали друг дружке письма – стопки исписанной, изрисованной бумаги. А ведь Люси была «изолирована» точно так же, как и Джеймс.

Джеймс тоже ходил в гости вместе с родителями, но не познакомился ни с кем, кого мог бы назвать «закадычным другом». Из всех знакомых ровесников Джеймс нравился только одной девочке, но о Грейс никто не знал. Хотя, может, он и ей перестал бы нравиться, если бы сама Грейс была знакома с кем-то еще.

Нет, родители не виноваты, что у него нет друзей. Это в самом Джеймсе какой-то изъян.

– Может, – вскользь заметил отец, – вы подружитесь с Аластором Карстерсом.

– Да он же старше меня! – запротестовал Джеймс. – С чего вдруг ему возиться с новичком?

Уилл еле заметно улыбнулся.

– Как знать? Менять свою жизнь и знакомиться с новыми людьми – на самом деле замечательно, Джейми. Ты не знаешь где, не знаешь когда, но однажды кто-то незнакомый ворвется в твою дверь и перевернет все в твоей жизни вверх тормашками. Но ты от этого станешь лишь счастливее.

Отец обрадовался, когда Люси подружилась с Корделией Карстерс. Парабатая Уилла Эрондейла когда-то звали Джеймс Карстерс, хотя сейчас, когда он стал одним из Безмолвных Братьев – ордена слепых молчаливых монахов, незримо помогавших Сумеречным охотникам, – все его знали под именем брата Захарии. Отец уже тысячу раз рассказывал Джеймсу о своей встрече с дядей Джемом, о том, как многие годы дядя Джем оставался единственным, кто верил в Уилла Эрондейла и видел его истинную сущность. Пока не появилась мама.

– Я уже рассказывал тебе, и не раз, о маме, о дяде Джеме и о том, что они для меня сделали. Благодаря им я стал совершенно другим человеком. Они спасли мою душу, – против обыкновения отец произнес это совершенно серьезно. – Ты просто не знаешь, каково это – спастись и совершенно измениться. Но узнаешь. Мы, твои родители, обязаны дать тебе возможность самому столкнуться с этим и испытать все. Вот почему мы согласились отправить тебя в школу. Хотя будем ужасно скучать.

– Правда? – смущенно спросил Джеймс.

– Мама пообещала, что будет храброй и не растеряет присутствия духа, – ответил отец. – Американцы вообще такие бесчувственные! Но я буду плакать в подушку каждую ночь.

Джеймс рассмеялся. Он знал, что не так уж часто смеется – и что отец особенно радуется, если у него все-таки получается рассмешить сына. В тринадцать лет Джеймс считал себя уже слишком взрослым для всяких «телячьих нежностей», но, понимая, что отца он увидит снова лишь через несколько месяцев, он прижался к нему и взял за руку. Уилл переложил вожжи в одну руку, а другую, сжав ладонь сына, спрятал в карман своего пальто. Джеймс улегся щекой на плечо отца, не обращая внимания на тряску – карета ехала уже по проселочным дорогам Идриса.

Он хотел, чтобы у него появился парабатай. Ужасно хотел.

Парабатай – это такой человек, для которого ты становишься лучшим другом. И дружба ваша неизменна и вечна. Парабатай любит тебя как друга всей душой и никогда не захочет прекратить эту дружбу, никогда не захочет отказаться от своего выбора. Джеймсу казалось, что, если бы у него появился парабатай, это стало бы ключом ко всему, первым, важнейшим шагом в жизнь, в которой он будет таким же счастливым человеком, как отец, таким же блистательным Сумеречным охотником, как отец, и найдет такую же великую любовь, какую нашел его отец.

«Нет, ни о ком конкретном речи не идет», – одернул себя Джеймс и выкинул из головы все мысли о Грейс, таинственной девушке, о которой никто не знал и которую надо было спасти.

Он хотел, чтобы у него появился парабатай, и оттого Академия пугала его еще сильнее, в тысячу раз сильнее.

Некоторое время Джеймс еще мог наслаждаться покоем, прислонившись к плечу отца. Но вскоре – слишком скоро – карета добралась до долины, посреди которой возвышалась школа.

Академия – величественное серое здание, красующееся среди зеленых кущ, как редкостная жемчужина, – напомнила Джеймсу готические дворцы, о которых он читал в «Удольфо» и в «Замке Отранто». На каменном фасаде Академии сверкал огромный витраж из стекол самых разных ярких оттенков – ангел, вооруженный мечом. Он свысока взирал на школьный двор, усыпанный болтающими и смеющимися студентами: детьми и подростками, которые мечтали стать самыми лучшими на свете Сумеречными охотниками. Глядя на них, Джеймс вдруг осознал: если он не найдет себе друзей здесь, то не сможет найти их и в целом мире.

Здесь же, во внутреннем дворе, их уже поджидал и дядя Габриэль. Лицо его приобрело тревожный багровый цвет. Он громко кричал что-то о нечистых на руку Эрондейлах.

Отец повернулся к ректору Академии – даме, которой уже явно минуло полвека, – и улыбнулся. Та покраснела.

– Ректор Эшдаун, не будете ли вы столь добры устроить мне экскурсию по Академии? Я здесь никогда не бывал – воспитывался в лондонском Институте вместе с еще одним учеником. – Голос отца смягчился, как всегда, когда речь заходила о дяде Джеме. – Так что я не имел счастья посетить это место.