Гори - Несс Патрик Страница 4

Ухо теперь немилосердно жгло; он потрогал его и уставился на пальцы – сплошь в крови. Пришлось сосредоточиться. Своего огнестрела у него не было. Тому имелись свои причины, очень веские. Только ножи и скрытые лезвия. Да и уровень ответной агрессии, с которым он мог прогнозируемо столкнуться, считался слишком низким, чтобы получить в распоряжение огнестрел.

Ну да сейчас жаловаться все одно поздно.

Пальба прекратилась. На несколько мгновений воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим бурчаньем мотора и руганью вороны вдалеке: птица негодовала, что ее разбудили.

– Выхода у тебя нет, Малкольм, – донесся с дороги мужской голос.

Стало быть, Малкольм. В списке имен, который ему выдали на случай необходимости, было и такое. Одно из первых, самых ранних, что само по себе могло многое сказать о том, кто эти люди в машине… только вот он не понимал, что именно.

– Бросай оружие, Малкольм, – продолжал мужчина. – Хочешь – верь, а хочешь – нет, но ты нам нужен живой.

– Ты мне в ухо попал, – укоризненно крикнул он в ответ.

– Бросай оружие, – повторили ему.

– Да нет у меня никакого ствола!

– Чой-та я тебе не верю, – усомнился говоривший.

– Ну, значит, у нас проблема.

– Только не у нас, Малкольм, – возразили с дороги. – У меня точняк никаких проблем.

Малкольм – он временно принял это имя – подтянул к груди сумку в надежде, что там найдется пара приятных сюрпризов, и зная, что, увы, нет. Справа хрустнула ветка: наверняка еще один неприятель обходил его с фланга. Еще человек, еще ствол.

Ничего неожиданного в рюкзаке не обнаружилось. Единственное, чего там не было пару минут назад, это кровавого отпечатка руки на ткани. Но его он добавил сам, только что.

– Не может такого быть, – прошептал он себе под нос. – Не может быть, чтобы вот так сразу все и закончилось – даже начаться не успело…

Он поднял глаза в разгорающуюся утреннюю серость, потрогал ухо (ухо дергало), пробормотал – мольба? молитва? заветное желание?

– Митера Тея, защити меня.

Задержал дыхание, снова прислушался. Человек справа то ли остановился, то ли научился тише ступать. Тот, что на дороге, вел себя тихо, но тоже, наверное, приближался.

Ага, новый звук. Те двое его не услышали – пока. Зато услышал Малкольм, потому что он слушал.

– Сдаюсь, – крикнул он.

Последовала пауза.

– Чо, правда? – спросили с дороги.

– Дайте мне секунду, я положу оружие на землю и отойду от него. Не надо, чтобы кто-то пострадал.

– Я с тобой совершенно согласен, Малкольм. Но откуда мне знать, что ты сдержишь слово?

– Подозреваю, вы имеете некоторое представление о том, откуда я? И во что я верю?

– Типа того. Имеем.

– Тогда вы в курсе, что я не могу и не буду вам лгать. Даже несмотря на то что вы меня подстрелили, я все равно вам сдамся, – он повернул голову, чтобы голос лучше долетал до первого из двух неприятелей. – Это дело принципа.

Он почти слышал, как тот думает.

И не он один.

– Это ловушка! – презрительно крикнул второй, явно почуяв то же самое. – Сам знаешь, что они за люди. Фанатики! И развед говорил…

– Да, я знаю, что они за люди, – перебил его первый. – Именно поэтому я в курсе, что для них значит это слово. Принцип.

– Как будто нету способа обойти любые принципы, – возмутился второй. – Как будто мы с тобой не знаем, как можно оправдать и любой принцип, и его противоположность!

– Вы что, философы? – искренне полюбопытствовал из-за дерева Малкольм.

В ответ пуля сочно воткнулась в ствол у него над головой.

– Вот тебе философский вопрос, – сказал второй. – Что это было: предупреждение или промах?

– Философ бы первым делом задался мыслью: не одно ли это и то же.

– Не одно.

– Вон оно что, – ухмыльнулся Малкольм. – С философией все ясно!

– Ты бы заткнулся уже, Годвин? – рявкнул первый.

Годвин заткнулся.

– Я сейчас сосчитаю до десяти, Малкольм, – предупредил первый. – И к последней цифре ты будешь стоять там, где мы оба сможем хорошо тебя видеть, подняв руки вверх. Ты меня понял?

Малкольм закрыл глаза и пробормотал благодарственную молитву, потом сказал:

– Абсолютно.

– Я не шучу. Один неверный шаг, и все философские вопросы разом закончатся. И это уже мое дело принципа. Ну, пошел. Раз…

Малкольм вдохнул, снимая ощущения с уха (ухо очень дергало).

– Два.

Выдохнул через рот, проводил глазами вырвавшееся оттуда гигантское облако пара.

– Три.

Он сел, выпрямился.

– Четыре.

Встал. Теперь ему было видно Годвина – коренастый мужик, совершенно не такой, как он себе представлял.

– Пять.

– Хорош на меня пялиться. Шевели ногами, – сказал Годвин.

– Шесть.

– Ну, прости, – сказал Малкольм.

– Семь.

– За что прости? – поинтересовался Годвин и взорвался таким ливнем огня и крови, что Малкольму пришлось отступить обратно за дерево.

А заодно и уйти с линии прострела первого… гм, собеседника. Щеку все равно окатило кровью – Годвинова теперь смешалась там с его собственной. Еще и сумку заляпало. Пламя облизало дерево – обожгло, конечно, но кора не занялась.

Сумка, понятное дело, была огнеупорная.

– Это что вообще было? – заорал первый. – Ты же сказал, что сдаешься!

– Я и сдаюсь. – Малкольм вжался в дерево, догадываясь, что сейчас будет. – Но вердикт может быть и отменен.

Крики начались секунду спустя, а закончились еще через две, так что мужик, по крайней мере, недолго страдал.

Малкольм подождал, пока рев прекратится, пока стихнут в небе удары огромных крыльев. Вскоре осталось только тиканье остывающего металла и нечастое бульканье кипящей резины.

– Спасибо, – пробормотал он в неподдельном изумлении. – Спасибо.

Подобрал рюкзак – Годвинова кровь уже подсыхала. На черный круг, оставшийся от леса там, где погиб Годвин, он смотреть не стал и быстро зашагал к дороге.

«Олдсмобиль» ныне сам собой представлял глубоко философский вопрос: автомобиль ли он еще, если большая его часть навек прекратила свое существование, а то, что осталось, умещалось в неглубокой лужице? И был ли у «олдсмобиля» дух, про который можно сказать, что он жив, пока Малкольм о нем помнит?

Дорогу он перешел метрах в десяти, чтобы жар асфальта не расплавил ему подошвы, и нырнул в лес, спускавшийся к реке. Закинув рюкзак на плечи, он двинулся вперед и ни разу не оглянулся.

Отдыхать будем потом.

До американской границы еще добрых сто восемьдесят миль.

3

– И где же твой отец отыскал голубого? – спросил Сару Джейсон Инагава, идучи с ней по грунтовке из школы.

– У брокера, которого твой же и посоветовал, – ответила, несколько удивившись, Сара.

Солнце-то на небо выкатилось, но все равно как-то подмораживало. Идти приходилось резво, чтобы не задубеть. Школьный автобус почему-то никогда не доезжал до ферм единственной в ней девчонки смешанной расы и одного из немногих азиатов. И почему бы это, а?

– Да, но о голубом-то он никогда не говорил, – возразил Джейсон. – Я даже и слыхом не слыхивал ни о каких голубых в нашей округе.

– Я тоже не слышала. Но па сказал, он твоему еще скажет всё, что о нем думает, – после того, что этот дракон учудил.

Дракон их, конечно, не убил. Такого их племя больше не делало. Никто не знал, сколько на самом деле живут драконы – про бессмертие, понятное дело, это только слухи, – но жизнь свою они ценили достаточно, чтобы не нарушать столетней давности договоры с видом, доказавшим свои исключительные таланты в обращении с оружием массового поражения.

Регулярные и дорогостоящие человеко-драконьи войны, не прекращавшиеся тысячелетиями, закончились только в начале восемнадцатого века. Драконы удалились – более-менее по собственной воле – в свои Пустоши-резервации, раскиданные по всему миру. Мир длился долго, и люди благополучно успели обратить накопившуюся агрессию на себе подобных.