Роберт Говард - Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник) Страница 46

Он лежал на атласной кушетке в своем прежнем облачении, вот только руки и ноги сковывали тяжелые цепи, порвать которые не смог бы даже он. Комната, в которой он оказался, была обставлена с мрачным великолепием; стены были задрапированы черным бархатом, а на полу лежали толстые пурпурные ковры. Здесь не было ни дверей, ни окон, и лишь искусной работы золотая лампа, висевшая под потолком, струила вокруг призрачный свет.

В этом свете фигура, сидевшая перед ним в серебряном кресле, напоминающем трон, казалась нереальной и фантастической, и очертания ее скрадывала накидка тончайшего шелка. А вот черты лица виднелись отчетливо – пожалуй, даже слишком отчетливо в этом неверном свете. Создавалось впечатление, что вокруг головы мужчины горит жутковатый нимб, высвечивая бородатое лицо, остававшееся единственной реальностью в таинственной призрачной комнате.

Лицо было властным и запоминающимся, словно высеченное резцом опытного скульптора, и отличалось классической красотой. Впрочем, в его спокойствии таилось нечто пугающее, намек на знания и уверенность в себе, недоступные простому смертному. Кроме того, лицо это показалось Конану смутно знакомым. Никогда раньше он не видел этого человека, тем не менее он ему кого-то напоминал. Такое бывает, когда увиденное в кошмарном сне обретает реальные черты.

– Кто ты такой? – пожелал узнать король, принимая сидячее положение и не обращая внимания на цепи.

– Люди называют меня Ксалтотаном, – ответил ему чистый звучный голос.

– Что это за место? – прозвучал следующий вопрос.

– Комната во дворце короля Тараска в Бельверусе.

Конан не удивился. Бельверус, столица, был одновременно и самым крупным городом Немедии поблизости от границы.

– А где Тараск?

– С армией.

– Что ж, – прорычал Конан, – если ты намерен убить меня, почему бы тебе не сделать это прямо сейчас и покончить со всем?

– Не для того я спасал тебя от королевских лучников, чтобы убить в Бельверусе, – ответил Ксалтотан.

– Что ты со мной сделал, дьявол тебя забери? – пожелал узнать Конан.

– Я погасил твое сознание, – отозвался Ксалтотан. – Как – ты не поймешь. Можешь назвать это черной магией, если хочешь.

Конан уже и сам пришел к такому выводу, а теперь обдумывал кое-что еще.

– Кажется, я понимаю, почему ты сохранил мне жизнь, – громыхнул он. – Амальрик хочет иметь в моем лице страховку на тот случай, если произойдет невероятное и Валерий станет королем Аквилонии. Всем известно, что барон Тор всячески стремится усадить Валерия на мой трон. И, насколько я знаю Амальрика, он желает, чтобы Валерий стал всего лишь пешкой, такой же, как и Тараск.

– Амальрик не знает о твоем пленении, – невозмутимо заметил Ксалтотан. – Как и Валерий, кстати. Оба считают, что ты погиб при Валькии.

Конан прищуренными глазами уставился на колдуна.

– Я так и знал, что это чей-то дьявольский план, – пробормотал он, – но думал, что это дело рук Амальрика. Выходит, что Амальрик, Тараск и Валерий – лишь жалкие марионетки, которых ты дергаешь за ниточки? Кто ты такой?

– Какая разница? Даже если я скажу тебе, ты мне не поверишь. Что, если я намерен вернуть тебя на трон Аквилонии?

Глаза у Конана загорелись, как у волка.

– И что ты потребуешь взамен?

– Беспрекословное повиновение.

– Убирайся к дьяволу со своим предложением! – прорычал Конан. – Я не желаю быть марионеткой. Я добыл корону своим мечом. Кроме того, не в твоей власти покупать и продавать трон Аквилонии по собственному хотению. Королевство еще не завоевано; проигранное сражение еще не означает поражения в войне.

– Ты воюешь не только против мечей, – ответил Ксалтотан. – Разве меч сразил тебя в шатре перед битвой? Нет, это было дитя тьмы, бродяга из внешнего мира, пальцы которого горели холодом черных просторов, заморозившим кровь в твоих жилах. Холодом настолько сильным, что он обжигал, как раскаленное железо! Или ты считаешь случайностью то, что воин в твоих доспехах повел своих рыцарей в ущелье? Или случай обрушил на них скалы?

Конан молча пожирал его глазами, чувствуя, как по спине у него ползет предательский холодок. Его варварская мифология изобиловала колдунами и магами, и любому дураку было ясно, что сейчас перед ним сидит не обычный человек. Конан нутром чуял в нем нечто такое, что выделяло его среди остальных, – ауру чуждых времени и пространства, дыхание седой и зловещей древности. Но не в его характере было сдаваться без боя даже такому врагу.

– Утесы обрушились по чистой случайности, – агрессивно заявил он. – Да и любой воин устремился бы в ущелье на его месте.

– Не совсем так. Ты, например, не пошел бы туда. Ты бы заподозрил ловушку. Ты вообще не стал бы переправляться через реку, пока не убедился бы в том, что немедийцы действительно обратились в бегство. Ты бы не поддался внушению даже в разгар битвы, не потерял рассудок и не бросился бы очертя голову в расставленную тебе ловушку, как поступил менее опытный и стойкий воин, выдававший себя за короля.

– Если все это было спланировано заранее, – скептически хмыкнул Конан, – если действительно моей армии была уготована ловушка, то почему твое «дитя тьмы» не убило меня в шатре?

– Потому что я хотел взять тебя живым. Не нужно быть колдуном, чтобы догадаться: Паллантид пошлет другого человека в твоих доспехах сыграть твою роль. Мне нужно было захватить тебя живым и невредимым. Ты еще можешь мне пригодиться. В тебе есть жизненная сила, которая превосходит хитрость и ловкость моих союзников. Ты – плохой враг, но можешь стать хорошим вассалом.

Конан лишь яростно сплюнул вместо ответа, но Ксалтотан, не обращая внимания на его гнев, взял с соседнего столика хрустальный шар и поместил его перед собой. Он не держал его в руке, как и не положил на что-либо, но шар неподвижно повис в воздухе, словно покоился на железном пьедестале. Конан презрительно фыркнул, но фокус произвел на него впечатление.

– Хочешь узнать, что происходит в Аквилонии? – поинтересовался колдун.

Конан не ответил, но его напряженная поза говорила сама за себя.

Ксалтотан уставился в дымчатые глубины шара и заговорил:

– Сейчас вечер следующего дня после битвы при Валькии. Прошлой ночью большая часть армии стала лагерем у Валькии, хотя некоторые отряды рыцарей продолжали преследовать бегущих аквилонян. На рассвете армия свернула лагерь и выступила на запад через горы. Просперо с десятью тысячами пуатанцев находился в нескольких милях от поля сражения, когда на рассвете встретил первых спасающихся бегством. Он шел маршем всю ночь, надеясь присоединиться к основным силам до начала сражения. Будучи не в состоянии остановить и собрать остатки разбитой армии, он отступил к Тарантии. Не останавливаясь, меняя усталых коней на свежих, захваченных у населения, сейчас он приближается к столице. Я вижу его усталых рыцарей, их покрытые пылью доспехи и поникшие флажки, когда они понукают утомленных коней. Я вижу и улицы Тарантии. Город охвачен паникой. Откуда-то горожане узнали о поражении и гибели короля Конана. Толпа обезумела от страха, крича, что король умер и что теперь некому повести их на немедийцев. Гигантские тени наползают на Аквилонию с востока, и небо почернело от стервятников.

Конан от души выругался.

– Это всего лишь слова. Последний уличный оборванец может пророчествовать не хуже. Если ты увидел все это в своем стеклянном шарике, то ты лжец и подлец! Просперо удержит Тарантию, и бароны придут ему на помощь. Конт Тросеро Пуатанский правит королевством в мое отсутствие, и он загонит этих скулящих немедийских собак обратно в конуру. Что такое пятьдесят тысяч немедийцев? Аквилония проглотит их. Они больше никогда не увидят Бельверус. При Валькии был захвачен всего лишь Конан, а не Аквилония.

– Аквилония обречена, – невозмутимо ответствовал Ксалтотан. – Она будет покорена копьем, топором и огнем; если же им это не удастся, против нее выступят силы темных веков. Как обрушились скалы при Валькии, так рухнут и ее обнесенные стенами города и горы, если в том возникнет надобность, и реки выйдут из берегов, затопив целые провинции. Но будет лучше, если меч и тетива одержат победу без помощи магии, потому как постоянное использование могучих заклинаний способно привести в действие такие силы, от которых содрогнется вселенная.

– Из каких же глубин ада ты выполз, черная собака? – прорычал Конан, глядя на колдуна. Киммериец непроизвольно содрогнулся; он ощущал присутствие чего-то невообразимо древнего и злобного.

Ксалтотан поднял голову, словно прислушиваясь к чему-то. Казалось, он начисто позабыл о своем пленнике. Затем он нетерпеливо тряхнул головой и равнодушно взглянул на Конана.

– Что? Ах, да, если я отвечу тебе, ты мне не поверишь. Но беседа с тобой меня утомила; мне легче разрушить укрепленный город, нежели облечь свои мысли в слова, которые способен уразуметь безмозглый варвар.