Кэтрин Ласки - Волки из страны Далеко-Далеко. Одиночка. Тень. Страж Страница 48

– Нашла! Я кое-что нашла! – крикнула сова и опустилась перед волчицей с косточкой в когтях.

Сарк наклонилась и осторожно потрогала косточку лапой.

– Ты, дорогая Гвиннет, нашла кость щенка, очень маленького щенка, возможно, двух дней от роду.

– Да-да, щенка. Малькада!

– Ты превосходишь все мои ожидания. А я вот пока ничего не нашла. Хотя особенно проницательной тебя не назовешь, временами ты демонстрируешь проблеск разума, словно от тебя исходит сияние.

Волчица внимательно вгляделась в черные как смоль глаза совы. В отличие от многих других сородичей у масковых сипух глаза были черными, а не желтыми или янтарными.

Гвиннет подумала, что это какой-то странный комплимент. И в самом деле, когда Сарк немного сердилась, то начинала изъясняться чересчур высокопарным слогом.

– Я что, должна спасибо сказать за то, что не такая умная, как вы? – сказала Гвиннет обиженно.

Сарк тут же поспешила извиниться:

– Извини, я не со зла. Ты и вправду молодец, что натттла кость. Посмотри на эти беспорядочные отметины, свидетельство бессмысленной жестокости. Почему зверь яростно растерзал беззащитную малютку? Возможно, это более важный вопрос, чем вопрос о том, как между собой переплетаются запахи.

Сарк внимательнее вгляделась в кость.

– Фаолана мы сразу можем исключить. Во время убийства он находился у меня в пещере. Поэтому он невиновен. Нам известно, что преступление совершил волк, потому что ты слышала его тяжелое дыхание. О том же самом говорят и глубокие царапины, оставленные его зубами. Они глубже, чем следы от клыков лисицы, но не такие отчетливые, как от зубов кугуара. Что касается запахов, то из всей мешанины я могу выделить пять запахов отдельных волков.

Волчица принялась чертить на земле линии.

– Целых пять! – воскликнула сова.

– Да, пять. Некоторые из них первичные, как я их называю, другие – опосредованные или удаленные. Запах щенка – первичный, как и запах обеи, запах Фаолана и запах матери. Но на их фоне проступает еще один запах, возможно, два. Один – это первичный запах, вероятно, запах убийцы, а другой – опосредованный. В этом я точно уверена. Вопрос в том, как эти два последних запаха переплетаются между собой.

– Значит, ты не можешь определить, какой из них принадлежал убийце.

– Совершенно верно.

– Может, у него был помощник.

– Снова верно, – сказала Сарк, и в ее нормальном глазу сверкнула искорка.

«Только не надо опять про проблески разума», – подумала Гвиннет.

– Нужно обдумать этот вариант, с помощником, – сказала Сарк.

Глава двадцать вторая

Гаддерглод начинается!

В стране Далеко-Далеко встречалось мало настоящих густых лесов. На протяжении тысячелетий здесь царили лед и холода, и потому почва была достаточно бедной, чтобы поддерживать растительность. На южной же окраине, граничившей с королевствами Хуула, протянулись обширные луга. Фаолан подумал, что трава и в самом деле поет, когда над ней проносится теплый ветер с юго-запада. Но сейчас эти тихие звуки заглушались возбужденным лаем и беспокойным шумом волков, собравшихся на гаддерглод. Это было самое ожидаемое и знаменательное событие за последние несколько лет. Посетить его пришли все стаи всех кланов, даже те, у которых не было своих глодателей. Кое-кто уже принялся праздновать, были слышны напевы скрилинов, велись бурные споры по поводу тех или иных пунктов состязаний, хотя сами состязания еще не начались. Самым ярким моментом, способным затмить даже объявление победителя, должно было стать прибытие фенго и тайгов из Кольца Священных вулканов.

Фаолан и Свистун ходили между куч костей, выбирая себе материал для первого задания, когда из-за одного холма к ним подошла Мхайри.

– В этой куче особенно хорошие бедренные кости, – кивнула она на один из холмиков, не такой высокий, как остальные. – Выглядит, как будто в ней кто-то уже порылся, но на самом деле это не так.

Ни Фаолан, ни Свистун и никто из глодателей еще не привыкли к уважению, которое вдруг стали проявлять к ним остальные волки. В конце концов, это временно. Как только состязания закончатся, всем глодателям, кроме победителя, придется вернуться к своей обычной жизни. Фаолан даже представить не мог, что останется глодателем навсегда, хотя и не знал, каковы его шансы на победу. Пусть он и обладает способностями, которые ценят волки Стражи, но ведь его окружают мрачные слухи. Он бросил вызов существующему порядку, а теперь еще и создал кощунственное изображение созвездия Великого Волка в виде медведя. Не обошлось здесь без Хипа, который постарался рассказать об этом как можно большему числу волков. Фаолан решил не менять рисунок, но не знал, понравится ли он членам Стражи. Вдруг их он тоже рассердит?

– Пойдем, посмотрим, пока другие не опередили, – предложил Свистун и направился к куче костей.

– Можешь немного задержаться, Фаолан? – спросила Мхайри.

– Ну… Возможно.

– Я… я… – замялась Мхайри. – Я просто хотела пожелать тебе удачи. И еще мне кажется, у тебя хорошо получится охотиться в бирргисе. Ты быстро бегаешь и можешь даже стать помощником лейтенанта или занять место в первой линии. Правда, передовые волки порой сталкиваются с капитаном и мешают ему, но это нечасто случается. Не беспокойся об этом.

– Насколько я полагаю, это не нарушение законов бирргиса, – сказал Фаолан. Это был не вопрос, а просто констатация факта.

– Нет, конечно же. Почему ты вообще об этом подумал?

– И в самом деле, почему? Ведь в первых рядах не бывает глодателей. Зачем оскорблять волка, который не глодатель?

– Мне кажется, ты не понял, что я хочу сказать, Фаолан. Тебя не накажут, если такое случится.

– Я все прекрасно понял. Меня не накажут на этот раз, потому что это особенный бирргис. Но если у меня ничего не выйдет и я вернусь в стаю, то правила игры снова поменяются.

– Наверное, да, – сказала Мхайри нерешительно, будто желая что-то добавить.

– Что еще, Мхайри?

Она на мгновение посмотрела ему прямо в глаза.

– Фаолан, в лагере ходят кое-какие слухи.

– Какие слухи?

– О кости, которую ты выгрыз во время тренировки в луну Трескучего Льда. Некоторые говорят, что это…

– Кощунство?

– Да.

Она снова бросила на него взгляд. Шерсть на ее загривке чуть-чуть приподнялась.

– Я изобразил на ней созвездие. Вырезал Великого Волка таким, каким его видела моя вторая мать и кормилица.

– Медведица-гризли?

– Да. Она первой мне показала это созвездие. Ее сородичи называют его Великим Медведем.

Мхайри слегка склонила голову в сторону.

– Довольно любопытно.

– Да, Мхайри. Любопытно, но это не кощунство.

– Правда не кощунство. Но все же будь осторожен.

Мимо пробежали щенята, гоняющиеся друг за другом.

– Чур, я вне игры! – прокричал один из них. – Мне надоело играть в салки. Давайте играть в «Пойдем к Сарк».

– Глупая игра, – проворчала Мхайри, повернулась и пошла. Но Фаолана возня щенков заинтересовала. Заводилой среди них была маленькая белая волчица. Она обратилась к пегому щенку, по бурому меху которого были разбросаны серые и черные пятна.

– Ты будешь Сарк.

– Но я мальчик.

– Это неважно. А ты – обеей, – обратилась она к другой девочке цвета штормового облака.

– Они вонючие, – заныл щенок.

– Нет, не вонючие. В этом-то все и дело. Совсем не пахнут. Хватит ныть, это всего лишь игра. А ты, Бриони, – повернулась она к еще одному белому щенку, вероятно, своему брату, – ты будешь малькадом. Подними одну лапу и ходи на трех, как будто ты таким родился. Помнишь, мы же тренировались.

– Конечно, – покорно отозвался белый щенок, словно уже давно привык, что им командуют.

– А я буду матерью.

Маленькая волчица тут же бросилась на землю и принялась всхлипывать.

– Не забирай моего щеночка! Это мой последний выводок. Обещаю, у меня больше не будет детей. Оставь мне мою последнюю доченьку!

– Я не дочка, я сын, – отозвался белый щенок.

– Ты как будто дочка. И вообще, закрой пасть.

Тут к ним подошла девочка, исполнявшая роль обеи, и сурово произнесла:

– Я должна отнести этого малькада на тумфро. А ты пойдешь к Сарк и забудешь обо всем. Она сварит тебе зелье.

Заводила кивнула на пегого щенка и прошептала:

– Начинай смешивать зелья!

– Мне нечего смешивать. У меня нет травы, листьев или хотя бы коры.

– Ну смешай грязь с камнями. Это же понарошку.

Она повернулась к другому щенку.

– Когда малькад выживет и вернется в стаю, ты начни пинать его и кусай за ухо. Но понарошку.

Фаолан не сводил с них глаз. «Понарошку! Но ведь это моя жизнь. Они играют в мою жизнь». Он открыл пасть, но не знал, что сказать. Уж, во всяком случае, не глодателю распекать молодых волчат.