Антология - Смертельно опасны Страница 5

Джег схватил ее за рубашку, наполовину оторвав рукав по шву, и попытался оттолкнуть в сторону, когда Шай ударила снова. Но в его толчке не было силы, и она лишь отшатнулась на шаг. Туман в голове рассеялся, и ее больше не шатало, а вот Джег споткнулся и упал на одно колено. Она высоко подняла нож, размахнулась двумя руками и обрушила его прямо на его дурацкую шляпу, смяв ее и вогнав лезвие в череп по самую рукоять.

Шай отшатнулась, ожидая, что он просто повалится ничком. Вместо этого он вдруг рванулся вверх, как верблюд, которого она как-то видела на ярмарке. Поля шляпы наехали ему на глаза до самой переносицы, из макушки вертикально торчала рукоятка ножа.

– Ты куда делась? – Слова мешались в кучу, будто он говорил с полным ртом камней. – Дымок? – Его качнуло в одну сторону, потом в другую. – Дымок?

Джег зашаркал к ней, взбивая пыль. Сабля повисла на окровавленной правой руке, чертя дорожки в песке у его ног. Он поднял левую ладонь – пальцы были напряжены, но запястье болталось – и начал тыкать ею шляпу, словно пытался вытереть что-то, что попало ему в глаза.

– Жымок? – Одну сторону его лица свело судорогой, и оно до жути неестественно задергалось. Хотя, может быть, и естественно – для человека, у которого нож в башке. – Ымок? – С изогнутых полей шляпы капала кровь, сбегая красными ручейками по щеке, и уже заметно промочила ему рубашку, но Джег все приближался, дергая окровавленной рукой и стуча рукояткой сабли по ноге. – Ы‑ок? – Шай пятилась, не в силах отвести глаз. Ее собственные руки ослабели, все тело кололо иголками. Наконец спина уперлась в стену. – Ы‑о?

– Заткни пасть! – Она бросилась на него, толкнула и опрокинула на землю. При этом сабля свалилась с его руки, но окровавленная шляпа все так же держалась на голове, пришпиленная ножом. Джег медленно перевернулся на живот, хлопая по земле правой рукой и подтягивая левую под плечо, словно хотел приподняться.

– О, – шепнул он в песок и затих.

Шай медленно отвернулась и сплюнула кровь. Слишком часто за последние несколько месяцев ей приходилось ею давиться. Тыльной стороной дрожащей ладони вытерла мокрые глаза. В то, что произошло, трудно было поверить. Казалось, она едва приложила к этому руку. Словно это был кошмар, от которого вот-вот проснешься. Она зажмурилась, потом открыла глаза, но он все лежал на том же месте.

Шай глотнула воздуху и с силой вытолкнула его из легких, стерла слюну с губ и кровь со лба, вдохнула еще раз и заставила себя выдохнуть. Потом подобрала меч Джега, стиснув зубы, чтобы ее не вывернуло. Тошнота накатывала волнами в унисон с пульсирующей болью в челюсти. Черт, как же хотелось присесть! Просто взять и замереть. Но она заставила себя отвернуться и с трудом поплелась к задней двери таверны, той самой, в которую всего пару секунд назад вышел Джег – еще живой. Нужно трудиться целую жизнь, чтобы вырастить человека, и всего несколько секунд, чтобы прикончить.

Нири, уже успевший выкарабкаться из ямы, которую пробил в половицах, стискивал руками окровавленную штанину и явно пребывал в раздражении.

– Ну что, поймал ты эту тварь? – спросил он, щурясь на дверь.

– О, еще бы.

Глаза у него округлились, и он, похныкивая, попытался подтащить себя к лежащему поблизости луку. Шай подошла и подняла длинную саблю Джега; Нири обернулся, в ужасе таращась на нее и отчаянно закрываясь рукой. Она со всей силы плашмя ударила по ней лезвием, и он со стоном прижал руку к груди. Следующий удар пришелся по голове; Нири, подвывая, повалился лицом в половицы. Она прошлепала босыми ногами мимо него, сунула саблю за ремень, подхватила лук и вытащила из колчана несколько стрел, а потом двинулась к двери, на ходу натягивая тетиву, и выглянула на улицу.

Додд по-прежнему собирал монеты в пыли и складывал в мешок, все ближе подползая к колодцу. Ему было невдомек, как сложилась судьба его приятелей, но это не так уж удивительно, как могло показаться. Если какое слово и подходило Додду больше всего, так это слово «невдомек».

Она мягко сошла с крыльца таверны, ступая на края ступенек, чтобы не заскрипели ненароком и не предупредили его, наполовину подняла лук и хорошенько прицелилась в Додда, который копошился в пыли спиной к ней. По его рубашке расплылось темное пятно пота, и она хорошенько подумала, не сделать ли это пятно мишенью, выстрелив ему в спину. Но убить человека не так-то легко, особенно если сперва хорошенько подумать об этом. Под ее взглядом он поднял последнюю монету, положил в мешок, а потом привстал, затянул шнурки и с улыбкой обернулся.

– Я все подо…

Какое-то время они не двигались. Он склонялся над мешком серебра посреди пыльной улицы; солнце освещало его неуверенную улыбку, но глаза, скрытые в тени дешевой шляпы, глядели с откровенным испугом. Она стояла на нижней ступеньке таверны – окровавленные босые ноги, окровавленный разбитый рот, окровавленные волосы, прилипшие к окровавленному лбу. Но лук в ее руках не дрожал.

Он облизал губы, сглотнул и снова облизал их.

– Где Нири?

– Ему сейчас не очень хорошо. – Она сама удивилась тому, какая сталь звучала в ее голосе. Словно говорил кто-то вовсе ей не знакомый. Наверное, Дымок.

– Где мой брат?

– Ему еще хуже.

Додд сглотнул, дернув потной шеей, и начал потихоньку отступать назад.

– Ты что, его убила?

– Забудь о них и не шевелись.

– Слушай, Шай, ты ж не собираешься в меня стрелять, а? Мы ж с тобой столько вместе пережили. Ты не выстрелишь. Это ж я. А? – Его голос звучал все тоньше и тоньше, но он по-прежнему пятился к колодцу. – Я не хотел, чтоб все так вышло. Это не я придумал!

– Конечно, нет. Чтобы что-то придумать, надо для начала подумать, а тебе это не под силу. Ты просто делал что велено. Пусть даже это значило, что меня повесят.

– Послушай-ка, Шай…

– Я сказала, не шевелись. – Она подняла лук, и тетива больно врезалась в окровавленные пальцы. – Ты глухой, что ли, черт тебя дери?

– Погоди, Шай, давай просто поговорим обо всем, а? Поговорим. – Он заслонялся дрожащей ладонью, словно надеясь остановить ею стрелу, и не отрывал от Шай светло-голубых глаз, и у нее в памяти вдруг всплыл тот день, когда она впервые увидела его. Он стоял, прислонившись к стене конюшни, и улыбался беззаботно и легко: ума у парня было немного, зато веселья хоть отбавляй. А у нее с тех пор, как ушла из дома, с весельем была явная напряженка. Не подумаешь даже, что и сбежала-то она как раз на его поиски.

– Я знаю, что оплошал, но… я ж ведь идиот. – И он попробовал улыбнуться, хотя губы у него дрожали не меньше, чем рука. Пары улыбок Додд стоил – по крайней мере для начала. И пусть виртуозным любовником он не был, но постель согреть умел, а это уже что-то. Да к тому же прогонял ощущение, что она одна-одинешенька против всего света, а это даже больше, чем что-то.

– Не шевелись, – повторила Шай, но уже мягче.

– Ты в меня не выстрелишь. – Он все крался к колодцу… – Это ж я, ну? Я. Додд. Ты только не стреляй. – И крался… – Я знаешь что сделаю, я просто…

Она выстрелила.

Странная вещь этот лук. Вскинуть его, натянуть тетиву, вложить стрелу, прицелиться – все это требует усилий и мастерства, и решимости. А чтобы отпустить тетиву – ничего не надо. Просто перестаешь ее держать, и все. На самом деле, раз прицелившись, уже легче выстрелить, чем сдержаться.

Додд стоял едва ли в десятке шагов от нее; стрела пролетела между ними, на волос миновала его руку и тихо вонзилась в грудь. Отсутствие звука ее даже удивило. Впрочем, плоть – штука мягкая. Особенно по сравнению с наконечником стрелы. Додд сделал еще один неверный шажок, словно до него не совсем дошло, что в него попали, и очень широко распахнул глаза, а потом, моргнув, уставился на древко.

– Ты в меня выстрелила, – прошептал он и осел на колени. Кровь уже растеклась по рубашке темным овалом.

– Черт, я же тебя предупреждала! – Она швырнула лук на землю, вдруг жутко разозлившись и на него, и на Додда.

Тот уставился на нее.

– Но я не думал, что ты выстрелишь.

Она уставилась на него в ответ.

– Я тоже. – На мгновение повисла тишина. Снова поднялся ветер, завертев вокруг них пыль. – Прости.

– Прости? – прохрипел он.

Возможно, это самая большая глупость, какую она только сморозила в своей жизни, хотя выбирать можно было бесконечно, но что еще оставалось сказать? Никакими словами стрелу не вытащишь. Она вяло пожала плечами:

– Ну да.

Додд поморщился, подняв руку с серебром, и обернулся к колодцу. У Шай отвисла челюсть; она бегом кинулась к нему, а он повалился на бок и швырнул мешок в воздух. Тот перевернулся, потом еще раз, описал дугу и начал опускаться, хлопая шнурками. Шай попыталась ухватить его, бросилась вперед, потянулась, упала…

И застонала, врезавшись ноющими ребрами в каменную стенку колодца. Правая рука хлестнула вниз, во тьму. На мгновение ей показалось, что она вот-вот сорвется следом за мешком – что, пожалуй, послужило бы достойным завершением дня, – но тут колени снова уперлись в землю за стенкой.