Стивен Эриксон - Память льда. Том 1 Страница 50

Драсти быстро слез с козел и с широкой улыбкой направился к баргастке.

– Меня зовут Драсти, и я очень рад познакомиться с тобой, Хетан!

– Его можешь убить, когда тебе вздумается, – процедила Скалла.

Братья-баргасты, похоже, и вправду оказались недотёпами – молчаливые и, на взгляд Остряка, непроходимо тупые. Впрочем, уморительно бесплодные попытки Драсти поухаживать за Хетан скрасили время, которое они провели у заново разожжённого очага под усыпанным звёздами небом. Керули вышел наружу незадолго до того, как все легли спать, выпил кружку травяного чая и вскоре вернулся в повозку. Пришлось Остряку выжимать дополнительные сведения из баргастов – конкретно из Хетан, которая тоже задержалась у костра.

– А демонов этих, – начал он, – как описывали?

Женщина склонилась вперёд и ритуально сплюнула в огонь.

– Быстрые, на двух ногах. Когти на лапах, как у орла, но намного длиннее. Руки – клинки…

– Клинки? Это как?

Хетан пожала плечами.

– Вместо рук – клинки. Из кровного железа. Глаза – чёрные ямы. Вонь, как от урн из тёмного круга. И бесшумные, не производят ни звука.

Урны из тёмного круга? Погребальные урны… в курганной гробнице. То есть пахнет от них смертью. А руки – мечи… это как? Какого Худа это значит? Кровное железо – это железо, закалённое в остуженной снегом крови… это баргастский обычай, когда шаман хочет зачаровать оружие. Так, чтобы владелец и клинок были едины. Нераздельны…

– А кто-то из твоего клана видел такого демона?

– Нет, они не заходят на север, в наши горные оплоты. Остаются здесь, в прерии.

– Так кто же это всё рассказал?

– Наши поплечники увидели демонов во снах. Духи обратились к ним, предупредили об опасности. Клан Белолицых избрал военного вождя – нашего отца – и ждёт, что будет. Но наш отец хочет узнать своего врага, потому отправил своих детей вниз, на равнины.

Остряк долго обдумывал услышанное, глядя на неспешный танец пламени в очаге.

– А твой отец, вождь Белолицых, поведёт кланы на юг? Если Капастан окажется в осаде, капанские территории окажутся беззащитными перед вашими набегами, по крайней мере, пока паннионцы не установят там свой контроль.

– Наш отец не собирается вести баргастов на юг, капитан. – Хетан вновь сплюнула в огонь. – Паннионская война в своё время дойдёт и до нас. Так прочитали поплечники знаки на лопатках бхедеринов. Тогда будет война.

– Если эти демоны – передовые элементы паннионской армии…

– То, когда они появятся у наших оплотов, мы поймём, что время пришло.

– Драться, – пробормотал Остряк. – Это ты больше всего любишь.

– Да, но пока что – я объезжу тебя.

«Объезжу»? Да скорей измолочу до потери сознания. Ну да ладно…

– Какой мужчина смог бы отказаться от такого галантного предложения?

Собрав обеими руками одеяло, Хетан встала.

– Иди за мной и поспеши.

– Увы, – ответил он, медленно поднимаясь на ноги, – я никогда не спешу, в чём ты скоро убедишься.

– Завтра ночью я объезжу твоего друга.

– Ты это и сегодня делаешь – в его снах.

Хетан с полной серьёзностью кивнула.

– У него большие руки.

– Ага.

– Как у тебя.

– Я думал, ты спешишь, Хетан.

– Да. Идём.

День тянулся медленно, и Баргастова гряда на севере от часа к часу становилась всё ближе, пока из далёких вершин не превратилась в череду выветренных, пологих холмов. Многие из них – те, что ближе к дороге, – были священными местами, на их макушках красовались перевёрнутые стволы деревьев – это баргасты, согласно обычаю, привязывали духов к месту (по крайней мере, так сказала Хетан, шагавшая рядом с Остряком, который вёл своего коня в поводу). Капитана верования и обряды интересовали мало, но он всё равно полюбопытствовал, зачем баргасты закапывают на холмах деревья ветвями вниз.

– Смертные души – жестоки, – объяснила Хетан и сплюнула, словно подчёркивая свои слова. – Многих нужно привязывать, чтоб не блуждали и не творили зла. Поэтому с севера привозят дубы. Поплечники вырезают заговоры на стволах. Мертвеца пригвождают в могиле под деревом. Призывают духов и хранителей, ставят и другие ловушки по краям тёмного круга. Но всё равно иногда души сбегают – попадаются в силок, однако способны ходить по земле. Тех, кто возвращается в кланы, где жили прежде, быстро уничтожают, так что они научились держаться подальше – оставаться здесь, на равнинах. Иногда такие чучелка сохраняют верность своему смертному роду и посылают сны нашим поплечникам, чтобы предупредить об опасности.

– Чучелки, говоришь? Что ты имеешь в виду?

– Может, сам увидишь, – ответила Хетан, пожимая плечами.

– Сны о демонах послало вам такое чучелко?

– Да, и другие духи. То, что столь многие попытались сообщить нам…

Делает угрозу куда реальней, да, понимаю. Капитан оглядел горизонт, гадая, что ждёт их дальше.

Скалла ехала в пятидесяти шагах впереди. Сейчас Остряк её не видел, поскольку дорога огибала усыпанный валунами холм и скрывалась из виду шагах в тридцати. Скалла имела возмутительную привычку игнорировать приказы – он ведь сказал: всегда оставаться в пределах видимости. Братья-баргасты разошлись в стороны, шли сбоку от экипажа на таком расстоянии, как того требовал ландшафт. Кафал скакал по каменистому склону холма, а Неток решил идти ближе к реке и шагал сейчас в густом облаке мошкары. Учитывая, каким толстым слоем вонючего жира баргасты натирали тело, Остряк подозревал, что насекомые просто в отчаянии – вьются вокруг тёплого тела, но не могут ужалить.

Жир этот вчера ночью, конечно, пришёлся не совсем кстати, припомнил Остряк, но капитан всё равно справился и щеголял теперь обширной коллекцией синяков, царапин и укусов. Хетан оказалась… темпераментной.

Кафал закричал. В тот же миг вновь появилась Скалла. Она возвращалась медленной рысью, и это слегка успокоило Остряка, хотя было ясно, что они с баргастом на холме увидели что-то впереди. Капитан бросил взгляд в сторону, увидел, что Кафал припал к земле, не сводя глаз с чего-то на дороге впереди, однако оружия не достал.

Скалла натянула поводья, на лице у неё застыло напряжённое выражение.

– Там впереди фургон Бошелена. Он… сломан. Там была схватка. Жёсткая.

– Живых видела?

– Нет, только волы, и они выглядят спокойными. Но и тел нет.

Хетан повернулась к брату на холме и перехватила его взгляд. Баргастка сделала полдюжины условных жестов, и, выхватив сулицу, Кафал двинулся вперёд, а затем скрылся из виду.

– Ладно, – вздохнул Остряк. – Оружие к бою – пойдём посмотрим, что там.

– Мне прикрывать тыл? – спросил Драсти с козел.

– Нет.

За холмом дорога выровнялась и пошла по равнине. В сорока шагах впереди они увидели массивный экипаж Бошелена и Корбала Броша: фургон лежал на боку, заднюю ось оторвало, обломки валялись неподалёку. В нескольких шагах от него мирно пощипывали траву прерии волы. Во все стороны от фургона протянулись полосы выжженной земли, от которых разило магией. Невысокий курган позади экипажа был расколот надвое, перевёрнутое дерево, которое стояло на вершине, раскололось, точно в него ударила молния. Из чёрного провала, где прежде находилась погребальная камера, всё ещё поднимался дым. Кафал медленно приближался к кургану, выводя левой рукой в воздухе охранные знаки, а правой уже занёс сулицу для броска.

Неток трусцой бежал к ним от берега реки, сжимая двуручную секиру. Он замер рядом с сестрой.

– Кто-то вырвался, – прогудел баргаст. Его маленькие глазки бегали по сторонам.

– И по-прежнему рядом, – кивнула Хетан. – Прикрой брата.

Неток двинулся прочь. Остряк подошёл к ней.

– Говоришь… из этого кургана вырвался дух или призрак?

– Да.

Баргастка обнажила крючковатый меч и медленно зашагала к фургону. Капитан последовал за ней.

Скалла подъехала и остановилась, прикрывая экипаж Керули.

В боковой части фургона зияла громадная дыра, на её краях виднелись зазубрины, похожие на зарубки от меча, но таких больших клинков Остряк никогда не встречал. Он вскарабкался наверх, чтобы заглянуть внутрь, с некоторым ужасом подозревая, что́ может увидеть.

Но там было пусто – ни одного тела. Кожаную обшивку стен изрубили в клочья, резную мебель разбили. Два массивных сундука, которые прежде были надёжно прибиты к полу, оторвали. Крышки сорваны – содержимое разбросано на земле.

– Худ меня побери, – прошептал капитан, у которого внезапно пересохло в горле. В одном из сундуков лежали грифельные доски – теперь разбитые, – которые кто-то тщательно покрыл магическими символами, но в глазах у Остряка потемнело от содержимого второго сундука. Слипшаяся масса окровавленных… органов. Печени, лёгкие, сердца, сшитые вместе в чудовищно узнаваемой форме. Когда это создание было живо – а капитан нутром чуял, что до недавнего времени оно жило, – чудовище напоминало человечка ростом примерно до колена, если бы поднялось на своих бескостных липких конечностях. Из безглазого и, насколько Остряк мог различить в полумраке, лишённого чего бы то ни было похожего на мозг тела продолжала сочиться жидкая, водянистая кровь.