Джо Аберкромби - Острые края (сборник) Страница 6

– Хозяйка, тех, кто сюда приходит, чистота трубок не волнует.

Шев нахмурилась.

– Она меня волнует. Пусть у нас не самое просторное заведение, не самое комфортабельное и хаск у нас не высшего сорта, и – она вскинула брови и взглянула на рябое лицо Секутора, – и трубки подносят не самые красивые прислужники, но все же в чем у нас преимущество перед конкурентами?

– У нас дешево?

– Нет, нет, нет. – Она тут же задумалась. – Ладно, пусть так. Но в чем еще?

Секутор вздохнул.

– Особый подход к клиентам?

– Динь! – сказала Шев, щелкнув по самому большому из молитвенных колокольчиков и заставив его испустить тот самый божественный звук. – Так что иди-ка, ленивый поганец, чистить трубки и разожги хоть немного углей.

Секутор надул щеки, обрамленные курчавой бородкой, из тех, какие молодежь отращивает, чтобы выглядеть старше, а на самом деле они придают им совершенно ребяческий вид.

– Слушаюсь, хозяйка.

Как только он вышел, Шев услышала шаги со стороны входа, положила ладони на стойку – вернее, на мясницкую колоду, которую она вытащила из мусорной кучи, отмыла и отполировала, – и приняла профессиональную позу. Она позаимствовала ее у торговца коврами Гусмана, который был самым лучшим из всех треклятых торговцев, каких она только знала. Он вел себя так, что любой сразу верил, будто по купленному у этого парня ковру проходит путь к выходу из всех бед.

Впрочем, все профессиональные манеры как рукой сняло, едва Шев увидела, кто вальяжной походкой вошел в ее заведение.

– Каркольф, – выдохнула она.

Видит бог, Каркольф представляла собой сущую напасть. Высокую, красивую, белокурую напасть. Благоухающую, мило улыбающуюся, быстро соображающую, с проворными пальцами напасть, неуловимую, как дождь, и переменчивую, как ветер. Шев оглядела ее с головы до пят. Впрочем, ничего иного ей и не оставалось.

– Что ж, похоже, мой день налаживается, – проворчала она.

– И мой тоже, – отозвалась Каркольф и скользнула между портьерами, так что солнечный свет озарил ее волосы сзади, превратив их в подобие нимба. – Давно не виделись, Шеведайя.

С появлением Каркольф облик помещения заметно облагородился. Ни на одном базаре Вестпорта нельзя было найти узора лучше тех, которыми она украшала себя. Одежды не обтягивали ее, но прилегали к телу именно там, где нужно, да еще она умела совершенно по-особому держать ягодицы. Боже, о эти ягодицы! Они так и ходили из стороны в сторону, будто вовсе не крепились к хребту, как у всех добрых людей. Если верить слухам, то она была когда-то танцовщицей. День, когда она оставила это занятие, несомненно, принес большие потери танцевальному искусству, но сильно способствовал развитию искусства мошенничества.

– Пришла покурить? – осведомилась Шев.

Каркольф усмехнулась.

– Предпочитаю ясную голову. Только так и можно по достоинству оценить радости жизни.

– Полагаю, это зависит от того, достойна твоя жизнь того, чтобы ей радоваться, или нет.

– Моя – достойна, – ответила Каркольф, оглядывая помещение с таким видом, будто она была тут хозяйкой, а Шев – уважаемой гостьей. – Что ты думаешь о Талинсе?

– Никогда не любила его, – пробормотала Шев.

– Я нашла там работу.

– Мне всегда там нравилось.

– Мне нужен партнер. – Молитвенные колокольчики стояли не так уж низко. И все же, чтобы пристально взглянуть на них, Каркольф наклонилась. Выглядело это совершенно невинно. Но Шев очень сомневалась в том, что Каркольф хоть раз в жизни совершила какой-либо невинный поступок. Особенно если она для какой-то надобности склоняла голову. – Мне нужен человек, которому я могла бы доверять. Способный прикрыть мою задницу.

Шев почему-то слегка охрипла.

– Если дело в этом, то ты пришла как раз туда, куда нужно, вот только… – И она уставилась куда-то в пространство, а в сознании у нее что-то стучало, будто туда вломился незваный гость. – Ты ведь не только за этим пришла, верно? Осмелюсь предположить, что, вероятно, делу вряд ли помешает, если твой партнер сумеет подломить замок или щипнуть на кармане.

Каркольф улыбнулась, будто эта идея вовсе не приходила ей в голову.

– Делу это не помешает. Но будет хорошо, если моя партнерша сумеет при этом держать рот на замке. – И она подплыла к Шев, глядя на нее сверху вниз, поскольку была изрядно – на несколько дюймов – выше ростом. Как и большинство народу. – Кроме, конечно, тех случаев, когда мне понадобится, чтобы она рот открыла…

– Я не идиотка.

– А какой прок был бы мне от тебя, будь ты идиоткой?

– Если я отправлюсь с тобой, то, вероятнее всего, дело кончится тем, что я останусь стоять посреди какого-нибудь грязного переулка, и добра у меня будет – только то, что на мне надето.

Каркольф наклонилась еще ближе, прямо к уху Шев, обдав ее своим ароматом, который был несравненно привлекательнее, чем гнилой лук или пот рыжей незнакомки.

– А я вот думаю о том, как бы уложить тебя в кровать. И без всякой одежды.

Шев пискнула горлом, как ржавая дверная петля. Но все же вынудила себя не хвататься за Каркольф, как тонущая девочка схватилась бы за красивое, очень красивое бревно. Слишком долго она думала тем, что у нее между ног. Пора думать тем, что между ушами.

– Такими делами я больше не занимаюсь. У меня есть хозяйство, о котором нужно заботиться. И, наверно, еще и Секутор, за которым нужен присмотр…

– Все еще пытаешься добиться порядка в мире?

– Не во всем. Только в том, что у меня под рукой.

– Шеведайя, нельзя же принимать к сердцу судьбы всех беспризорников.

– Не всех беспризорников. Только одного. – Она вспомнила о громадной женщине, лежавшей на ее кровати. – Ну, парочки…

– Ты ведь знаешь, что он влюблен в тебя.

– Я всего лишь выручила его разок.

– Потому-то он в тебя и влюбился. Никто, кроме тебя, ему не помогал. – Каркольф подняла руку, нежно поправила кончиком пальца прядь волос, выбившуюся из прически и упавшую на лицо Шев, и вздохнула.

– Этот мальчик не в те ворота стучится, бедняга.

Шев взяла ее руку за запястье и отвела в сторону. Если ты мала ростом, это вовсе не значит, что ты позволяешь кому угодно переступать через себя.

– Он не один на свете. – Она твердо встретила взгляд Каркольф и говорила спокойным ровным голосом. – Мне очень нравится представление, которое ты сейчас разыграла. Видит бог, мне очень приятно, однако лучше бы тебе прекратить. Если я нужна тебе, потому что ты хочешь меня, то моя дверь всегда открыта, а там и ноги раздвинутся. Если же я нужна тебе, чтобы выжать меня, как лимон, и выбросить в Талинсе мою пустую шкурку, то не обижайся, но я на это не пойду.

Каркольф поморщилась, глядя в пол. Не столь привлекательно, как только что улыбалась, но гораздо честнее.

– Сомневаюсь, что я понравилась бы тебе без этих игр.

– Что мешает попробовать и проверить?

– Слишком много поставлено на карту, – пробормотала Каркольф, высвободила руку и, подняв глаза, возобновила спектакль. – Ладно. Если передумаешь… будет слишком поздно. – И бросив через плечо улыбку, убийственную, как лезвие ножа, Каркольф вышла. Боже, какая же у нее была походка! Текучая, как патока в жаркий день. Как у нее такое получалось? Упражнялась перед зеркалом? Пожалуй, каждый день по несколько часов.

Дверь закрывалась, и заклинание разрушилось, и Шев снова устало вздохнула.

– Это была Каркольф? – спросил Секутор.

– Она самая, – пробормотала Шев, все еще охваченная неясным томлением; след небесного аромата все еще противостоял в ее ноздрях запаху плесени.

– Я не советовал бы доверять этой суке.

Шев фыркнула.

– Мать ее! Мне такое и в голову не придет.

– Откуда ты ее знаешь?

– Да так, отовсюду понемногу. – Оттуда, что она все время кружила возле постели Шев, но так ни разу в ней и не побывала.

– Вы с нею навроде бы схожи, – сказал Секутор.

– И наполовину не настолько, как мне хотелось бы, – пробормотала она. – Ты трубки почистил?

– Угу.

Шев снова услышала, как открылась дверь, и повернулась туда, нацепив на лицо улыбку, превращающую ее в нечто среднее между торговцем коврами и жаждущей любовницей. Может быть, это вернулась Каркольф – решила, что хочет Шев именно как Шев…

– О боже, – пробормотала она, чувствуя, что ее лицо вытянулось. Обычно, для того чтобы разочароваться в принятом решении, ей требовалось хоть немного больше времени.

– Привет, Шеведайя, – сказал Крэндол. Он тоже являл собой проблему, но куда менее приятного свойства. Ничтожество с крысиной мордой, узкими плечиками, куриными мозгами, белесыми глазами и сопливым носом, он приходился сыном Хоральду Пальцу и потому был в этом городе заметной кучей невесть чего. Этому ничтожеству с крысиной мордой свалилась в руки власть, которую оно ни в коей мере не заслужило, и потому оно было невероятно обидчивым, бессмысленно злобным и завидовало всем, обладавшим хоть чем-то таким, чего у него не было. А что-то такое, чего не было у него, имелось у каждого, хотя бы всего лишь талант, или внешность, или чувство собственного достоинства.