Роберт Говард - Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник) Страница 68

Был уже вечер, когда Конан неспешно ехал по улице, которая, как и все прочие, вела в порт. В самом ее конце он увидел причалы, мачты и паруса пришвартованных кораблей. Впервые за долгие годы он вдохнул соленый морской воздух, услышал скрип такелажа и хлопанье парусов на ветру, срывавшем с волн пенные шапки, и в душе его вновь проснулась жажда странствий.

Но к причалам он не поехал. Король свернул и по широким каменным ступеням поднялся на улицу, с которой большие белые особняки надменно взирали на берег и портовую суету внизу. Здесь жили люди, разбогатевшие на морской торговле, – несколько капитанов, отыскавших сокровища в дальних краях, многочисленные торговцы и купцы, никогда не ступавшие на палубу, не слышавшие рев урагана и не познавшие ярости абордажных схваток.

Конан направил коня в хорошо известные ему ворота, украшенные позолотой, и въехал во двор, где журчал фонтан, а по мраморным плитам важно расхаживали голуби. Ему навстречу поспешил паж в панталонах и атласной юбочке клиньями. Торговцы Мессантии вели дела с самыми разными людьми, среди которых попадались грубые и неотесанные личности, но все они так или иначе были связаны с морем. И потому наемник, бесстрашно въехавший во двор богатого коммерсанта, вызывал некоторое удивление.

– Здесь проживает купец Публио? – Это был не вопрос, а скорее утверждение, и что-то в тоне Конана заставило пажа поспешно сдернуть с головы берет, украшенный перьями. Он отвесил незнакомцу низкий поклон и ответил:

– Да, мой капитан, именно так.

Конан спешился, и паж кликнул конюха, который подбежал, чтобы принять поводья.

– Твой хозяин у себя?

Король стянул латные рукавицы и принялся выбивать ими пыль из накидки и кольчуги.

– Да, мой капитан. Как прикажете доложить?

– Я сам доложу о своем прибытии, – проворчал Конан. – Не трудись провожать меня – я знаю дорогу.

Паж не осмелился ослушаться столь властного распоряжения и остался на месте, глядя вслед Конану, который поднимался по мраморным ступеням, и спрашивая себя, что может быть общего у его хозяина с этим гигантом-воином, в котором за версту чувствовался варвар с Севера.

Челядинцы бросили работу и с открытыми ртами уставились на Конана, когда тот миновал большой прохладный балкон, выходивший во двор, и вошел в широкий коридор, по которому гулял морской ветерок. На полпути он расслышал скрип гусиного пера и свернул в просторную комнату, огромные окна которой смотрели на гавань.

Публио, толстяк с большой головой и шустрыми темными глазками, сидел за резным столом тикового дерева и что-то писал позолоченным пером на богатом пергаменте. Его синяя мантия была сшита из лучшего муарового шелка, отделанного золотой парчой, а на шее болталась толстая золотая цепь.

Когда киммериец вошел, купец с недовольным видом поднял голову, чтобы взглянуть на вошедшего, и застыл. Челюсть у него отвисла, и он сидел с таким видом, словно увидел перед собой оживший призрак. Глаза его испуганно расширились, и в них отразился страх.

– Ну, – сказал Конан, – у тебя что, язык отнялся, Публио?

Купец облизнул пересохшие губы.

– Конан! – прошептал он, не веря своим глазам. – Митра! Конан! Амра!

– Собственной персоной. – Конан расстегнул накидку и вместе с латными рукавицами небрежно швырнул ее на стол. – В чем дело, приятель? – раздраженно осведомился он. – Может, ты хотя бы предложишь мне стакан вина? После дальней дороги у меня в глотке пересохло.

– Да-да, вина, конечно! – машинально пробормотал Публио и инстинктивно потянулся к гонгу, но тут же отдернул руку, словно обжегшись, и вздрогнул.

Пока Конан смотрел на него с мрачной насмешкой, торговец поднялся из-за стола и поспешил закрыть дверь. Но сначала он выглянул в коридор, дабы убедиться в том, что поблизости нет какого-нибудь чрезмерно любопытного раба. Затем, вернувшись в комнату, он взял с соседнего столика золотой кувшин с вином и уже собрался наполнить тонкий бокал, когда Конан нетерпеливо отобрал у него кувшин и принялся жадно пить прямо из горлышка.

– Да, это и в самом деле Конан, – пробормотал Публио. – Ты что, спятил?

– Клянусь Кромом, Публио, – отозвался Конан, отрывая от губ кувшин, но не выпуская его из рук, – а ведь ты живешь совсем не так, как в старые добрые времена. Да, пожалуй, никто другой, кроме аргосского торговца, не сподобится извлечь такую прибыль из маленькой прибрежной лавчонки, насквозь пропахшей тухлой рыбой и дешевым вином.

– Старые времена давно миновали, – проворчал Публио, плотнее запахиваясь в мантию, словно ему вдруг стало холодно. – Я сбросил с плеч прошлое, как дырявую накидку.

– Что ж, – невозмутимо заметил Конан, – уж меня-то ты не сбросишь. Мне нужно от тебя совсем немного, но я получу то, за чем пришел. И ты не откажешь мне. Мы ведь с тобой столько сделок провернули когда-то. Или ты полагаешь, будто я глуп и не понимаю, что этот роскошный особняк возведен моим потом и кровью? Сколько добра с моих галер прошло через твою лавку?

– Все торговцы Мессантии в свое время вели дела с морскими разбойниками, – нервно пробормотал Публио.

– Но не с черными корсарами, – мрачно возразил Конан.

– Ради Митры, говори потише! – взмолился Публио, и на лбу у него выступил пот. Пальцы его нервно теребили золотую тесьму, которой была обшита его мантия.

– Ну, не бойся – я всего лишь хотел освежить твою память, – отозвался Конан. – Ты часто рисковал в прошлом, когда сражался за жизнь и состояние в своей вонючей лавчонке у причалов и знался с каждым буканьером, контрабандистом и пиратом отсюда и до Барахских островов. Должно быть, достаток сделал тебя мягким.

– Я – уважаемый человек… – начал было Публио.

– Это означает, что ты чертовски богат, – фыркнул Конан. – А почему? Почему ты разбогател быстрее своих конкурентов? Может быть, потому что проворачивал крупные сделки со слоновой костью и страусовыми перьями, медью, кожами, жемчугами, золотой чеканкой и прочими вещичками с побережья Куша? А почему они доставались тебе так дешево, тогда как остальные торговцы втридорога платили за них серебром стигийцам? А я скажу тебе, если ты забыл; ты покупал их у меня, причем по заниженной цене, а я отнимал их у племен с Черного побережья и даже грабил корабли Стигии – я и мои черные корсары.

– Во имя Митры, прекрати, прошу тебя! – взмолился Публио. – Ничего я не забыл. Но что ты здесь делаешь? Я – единственный человек во всем Аргосе, кто знает, что король Аквилонии был когда-то буканьером по имени Конан. Однако с юга до нас дошли известия о том, что Аквилония пала, а ее король погиб.

– Мои враги уже столько раз распускали слухи о моей смерти в прошлом, – фыркнул Конан. – Но вот он я, сижу и пью киросское вино. – И он подтвердил свои слова действиями.

Отставив кувшин, который почти опустел, он сказал:

– Публио, мне нужен от тебя сущий пустяк. Я знаю, что тебе известно все, что происходит в Мессантии. Я хочу знать, находится ли в городе зингариец по имени Белозо. Он, кстати, может воспользоваться другим именем. Он высок, худощав и смугл, как все представители его народа, и, очень возможно, ищет покупателя на редкий самоцвет.

Публио покачал головой.

– Ничего не слышал о таком человеке. Но тысячи людей приезжают в Мессантию и уезжают из нее. Если он здесь, мои люди найдут его.

– Хорошо. Отправь их на его поиски. А пока прикажи позаботиться о моем коне и распорядись подать сюда, в эту комнату, что-нибудь поесть.

Публио поспешил многословно выразить согласие с пожеланиями гостя, а Конан допил вино, небрежно отшвырнул кувшин в угол и подошел к ближайшему окну, полной грудью вдыхая соленый морской воздух. Король взглянул сверху на лабиринт портовых улочек, окинул оценивающим взглядом корабли в гавани, после чего поднял голову и устремил взор за пределы бухты, в голубую даль, туда, где небо встречалось с морем. Память унесла его за горизонт, к золотым морям юга, под палящее солнце, где жизнь била ключом, не стесненная законами и правилами. Едва уловимый аромат специй или пальм пробудил в нем воспоминания о странных и чужих берегах, где мангровые заросли подбирались к самой воде и гремели барабаны, о кораблях, сходящихся в абордажных схватках, и палубах, скользких от крови, о дыме, пламени и криках умирающих… Увлекшись своими мыслями, он почти не обращал внимания на Публио, который украдкой выскользнул из комнаты.

Подхватив полы мантии, торговец поспешил по коридору, пока не оказался в помещении, где высокий худощавый мужчина со шрамом на виске что-то писал на листе пергамента. Было нечто такое в его внешности, что выдавало в нем отсутствие привычки к труду писца. К нему и обратился Публио:

– Конан вернулся!

– Конан? – Сухопарый мужчина вздрогнул, и перо выпало у него из пальцев. – Корсар?

– Да!

Его собеседник побледнел.

– Он сошел с ума? Если его застукают здесь, нам конец! Того, кто укрывает корсара или сотрудничает с ним, повесят тут же, рядом с самим корсаром! Что, если губернатор узнает о наших прежних связях с ним?