Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Память всех слов Страница 8

И вроде бы все оставалось хорошо, он не позволял Реагвиру поглотить себя, поскольку Объятие было именно этим; душа бога не могла сделать такого без его согласия, а прежде Серый океан превратится в мочу, чем сукин сын его получит. Но провести остаток жизни за кормлением стад коз, прополкой монастырского сада, молитвами, медитациями и уклонениями, беспрестанными уклонениями…

Всякий раз, когда Альтсин представлял себе такое будущее, он чувствовал, словно под ногами его разверзается бездна.

Нет. Завтра он встретится с человеком, который вроде бы знал, где находится та племенная ведьма. Аонэль. Он принял на себя тяжесть, которую должна была нести она, дал ее матери яд и отослал ее ласковой смертью – Мягким Сном, как говаривали наемные убийцы, – к предкам. Дух той женщины не взывал к его совести, Альтсин сделал то, что необходимо, и теперь Аонэль была должна ему.

Аонэль… Вот ведь проклятие. Приплыв на остров, он знал только ее имя. С тем же успехом он мог бы искать какого-нибудь Аэриха в Понкее-Лаа. Говорили, что среди сеехийцев это одно из наиболее распространенных имен. Он должен был найти племенную ведьму по имени Аонэль, которая несколько лет назад отправилась на континент в поисках исчезнувшей матери. Что могло быть проще. Яйца Гангра! Он даже не знал, удалось ли ей вернуться на родину.

Потому завтрашняя встреча была такой важной.

Альтсин направился в сторону города, стараясь идти по песку, заливаемому волнами. Костей здесь было меньше, хотя берцовые и ребра все так же издевательски стучали, а черепа злобно таращились на него пустыми глазницами, словно желая сказать: «У нас тоже были планы и мечты, связанные с этим островом; и посмотри, что от нас осталось».

Он мрачно ощерился.

Нет. Он не застрянет здесь до конца жизни. Ни, тем более, после.

Интерлюдия

Сад, как и дворец, тонул в свете.

Разноцветные лампионы, развешанные на дверях и кустах, пронзали сплетения ветвей мягким светом, тьму разгоняли и медные лампы, высокие, в десять футов, а слуги в темных одеждах, с элегантно напомаженными и увязанными в аккуратные косы волосами, вооруженные дюжиной свечей и галлонами пахучего масла, неслышно кружили, следя, чтобы ни один источник света не погас. Их присутствие было заметно меньше, чем легчайшее дыхание ветерка, время от времени налетающее со стороны моря.

Но, несмотря на старания слуг, теней хватало, некоторые углы огромного здания казались истинным логовом тьмы, свет ламп и лампионов застывал в тревоге на краю особенно густых кустов, которые среди ночи утрачивали свой прирученный, цивилизованный вид. Будто бы года тщательного ухода хорошо оплаченных садовников в один миг сходили на нет.

Йатех тряхнул головой и почесался под экхааром. Слишком долго он находился с этой девушкой, слишком часто вслушивался в ее странные, отдающие безумием монологи, и теперь у него и самого появлялись похожие мысли и ассоциации. Лицо его чесалось, несколько месяцев без повязки привели к тому, что кожа отвыкла от грубой ласки материала, а новые ифиры наваливались на плечи.

Она не позволила ему взять те, с клинками из черного стекла, аргументируя тем, что они слишком характерны и всякий, кто их увидит, – уже не забудет. Вместо них купили другие, светлой стали, наверняка изготовленные кем-то из меекханских ремесленников, поскольку на мечах не было личной подписи мастера оружия иссарам и они оставались… неловкими. Баланс, похоже, копировал обычные мечи Севера, рукояти были чуть-чуть длинноваты, а кончик клинка слегка широковат. Что ж, как любое хорошее оружие, ифиры копировали и подделывали на всем Юге Империи, а ему как раз и попалась подделка не слишком удачная. Но ведь эти мечи должны оставаться тем же, чем был экхаар на его лице. Маскарадом.

Йатех сосредоточился на окрестностях.

Сияние ламп сопровождалось разнообразнейшими звуками. Музыка, льющаяся из окон дворца, врывалась в аллейки сада и смешивалась со звоном хрустальных бокалов, шумом разговоров, женским смехом. Едва миновала полночь, бóльшая часть гостей барона покинула душные комнаты и, пользуясь теплой ночью, принялась себя развлекать.

Сперва Йатех чувствовал что-то похожее на удивление: они пребывали в самом сердце Империи, у Кремневых гор, почти в шестистах милях к северо-востоку от Айрепра, где ему приходилось видеть подобные развлечения сильных мира сего, и, несмотря на некоторое отличие в одеждах слуг и местные вкусы, он не мог заметить ничего нового. Как и в том, как его воспринимали.

Некая пара прошла совсем рядом, женщина, гортанно посмеиваясь, толкнула его круглым бедром, а запах тяжелых, мускусных духов протиснулся сквозь экхаар, даря чувственное обещание. Мужчина поддерживал ее за руку, дернул сильнее, чем следовало бы, и послал ему взгляд со скрытым в глубине глаз клинком.

Никаких поединков. Не обращать на себя внимания.

Йатех отвернулся, приметив уголком глаза удовлетворение и удовольствие дворянина и презрение в улыбке женщины. Когда она оперлась о руку своего спутника, хихиканье ее сделалось еще ниже и куда более искушающим.

Они исчезли в тенях.

Не обращать на себя внимания? Тогда зачем Канайонесс приказала ему надеть такой же наряд, какой содрала с него пару месяцев назад? Зачем ему прикрывать лицо и притворяться кем-то, кем он уже не был, в месте, где иссарам попадались настолько редко, что всякий из них оказывался едва ли не сенсацией? И зачем она прихватила с собой Иавву, которая мало того что не говорила, так к тому же привлекала внимание нетипичной красотой?

Хотя на самом-то деле Йатех обо всем таком не переживал. Требование к Канайонесс вести себя мудро напоминало попытку уговорить песчаную бурю оставить местность, куда она наведалась, без малейших изменений.

Один из слуг выплыл из боковой аллейки и направился прямо к нему:

– Госпожа Генвира приказала, чтобы ты тотчас же явился к ней. Я тебя провожу.

Он молча кивнул и зашагал за слугой.

Генвира-анэ-Лобрес. Новое имя и фамилия его госпожи. Она вбивала это ему в голову дня три, прежде чем они заявились на прием. Благородная госпожа, в родстве с лучшими родами Юга, пусть и происходящая из куда менее важной семьи. Йатех должен реагировать на нее так, словно и правда служил ее отцу многие годы. Только так.

Мужчина провел его сквозь освещенный и наполненный музыкой партер и второй этаж, откуда выплескивались хохотки и пульсация сотен голосов. Они поднялись выше, на следующий этаж, в пространство относительной тишины и теней, лежавших здесь повсюду; стражу тут несли двое мощных верзил в одеждах домашней охраны. Слуга провел Йатеха к массивным дверям и приоткрыл их настолько, чтобы воин сумел проскользнуть внутрь.

– Здесь.

Йатех вошел. Внутри было темновато, хотя гроздья небольших масляных лампадок, расставленных тут и там, пытались с тьмой сражаться. В воздухе витал запах затхлости и трав, скорее слабый, чем раздражающий. В первую очередь его внимание привлекло огромное ложе и полулежащий на нем мужчина. Бледный, худой и изможденный. На его коленях была широкая доска, а сам он что-то чертил на покрывающем ее полотнище бумаги.

– Вот. Видишь, госпожа? Вот так мы получаем перспективу. Не веди рукой так зажато, потому что никогда не получишь глубины. И пальцы: уверяю тебя, если ты измажешь пальцы, то ничего страшного не произойдет.

Малышку Канну Йатех отыскал в два удара сердца. Та стояла, склонившись, у изголовья кровати, а темное платье ее сливалось со стеной, но было заметно, с каким вниманием она следит за движениями дворянина.

– Ах, вот и он. – Мужчина прервал рисование и взглянул в сторону двери. – Один из непобедимых пустынных мастеров меча. Немногие из твоих побратимов, воин, добираются сюда, под Кремневые горы.

Иссар проигнорировал его, глядя лишь на Канайонесс. Ни знака от нее насчет того, зачем она его сюда позвала.

– Ох, верно. Закон службы. Сперва ты должен убедиться, не покушаюсь ли я на честь твоей госпожи, верно? – Хозяин бледно улыбнулся и протянул в сторону девушки дрожащую ладонь. – Поверь, я бы покусился, если б мог сбросить лет тридцать. Такой цветочек просто просит, чтобы кто-нибудь попытался его сорвать.

Малышка Канна выпрямилась, а потом скромно опустила голову и зарумянилась.

– Эх, прошли столетия с того времени, как я так вот воздействовал на женщин. Но хороший тон – это хороший тон. Твоя госпожа в безопасности под опекой своей спутницы, да и я нынче не опасней младенца.

Обнаружить Иавву было сложнее, чем Малышку Канну. Йатех уже успел к такому привыкнуть. Светловолосая девушка умела застывать в неподвижности, словно каменная фигура, и, пока не начинала двигаться, человек не мог воспринять ее присутствия.

Он перевел взгляд на старика, а тот, почуяв его внимание, мимолетно улыбнулся.

– Открой мне свое имя, воин.