Уильям Моррис - Сказание о Доме Вольфингов (сборник) Страница 8

Ближе к Вратам Мужей, на возвышении, стоял поперечный стол. Рядом находился самый большой и самый внушительный очаг из трёх (другой располагался посреди зала, третий же – на женской половине). Вокруг всего возвышения вдоль торцовой стены от столба к столбу были растянуты шпалеры*, изображавшие древние события, подвиги Вольфингов и дела богов той страны, откуда давным-давно прибыл народ Марки. Это было самое красивое место во всем доме, и его любили больше всего. Особенно дорого оно было старейшим и сильнейшим из мужчин, ибо здесь из уст в уста передавались сказания и пелись песни, а также, что особенно нравилось жителям Марки, обсуждались новости. Здесь же возвещал о бедах и радостях гонец, и здесь же старейшины решали дела Вольфингов, Средней Марки или всего народа.

Но не стоит думать, что тут проходили торжественные совещания и народные собрания, на которых решалось, как следует поступить и что следует воспретить. Такие советы, называемые тингом, Дома ли Вольфингов, Средней ли Марки, или всего народа, проводились на особом месте в лесу, вдали от полей и лугов, там, где их устраивали испокон веков. На такой тинг должны были прийти все люди Дома, Марки или народа – каждый мужчина. На месте тинга находилось Кольцо Судьбы, внутри которого те, кого избирали родичи (сейчас бы мы назвали их судьями), вершили судьбы людей. Но под крышей бражного зала судьбы не решались, и публичные речи не звучали ни здесь, ни на вспаханных полях, ни на пастбищах. Таков был обычай предков, идущий, как говорила народу память, ещё от тех дней, когда не было ни домов, ни полей, ни стад, но только земля и то, что росло на ней.

Над возвышением в бражном зале на потолочной балке висел на цепях изумительной красоты стеклянный светильник. Стекло, из которого был он сотворён, не походило на то, что делалось руками людей Марки, оно было более чистым, зелёного, как изумруд, цвета. Украшали светильник золотые изображения: здесь были и обычные орнаменты, и фигуры невиданных животных, и воин, убивающий дракона, и восходящее солнце. Никто не знал, откуда появился этот светильник, но все люди Марки почитали его как древний и священный предмет, и Вольфинги днём и ночью поддерживали в нём огонь. Для этого они выбирали из своего рода незамужнюю девушку, ведь все жёны, жившие в бражном зале, не принадлежали к Вольфингам, они были из тех родов, откуда Вольфинги их брали.

Вечно горевший светильник называли Солнцем Крова, и девушку, отвечавшую за него (а для этого избирали самую прекрасную из девушек Вольфингов), также принято было называть Солнцем Крова.

В другом конце дома находилась женская половина. Там стояли ткацкие станки и всё прочее, необходимое для чесания и прядения шерсти.

Таков был бражный зал Вольфингов. Остальные роды Средней Марки, а самыми большими и древними из них были Элькинги, Валлинги, Альфтинги, Биминги, Гальтинги и Бэринги, жили в подобных залах. На их знамёнах были изображены лось, сокол, лебедь, дерево, кабан и медведь. Но в Средней Марке были роды и поменьше, чем названные, отделившиеся лишь недавно. Гартинги же, о которых уже сказывалось, были из Верхней Марки.

Глава II. Стрела Войны

Сказывают, что случилось это, когда пшеница уже заколосилась, но ещё не пожелтела, когда молочных коров давно перевели из стад в хлева, а коней и овец пасли по ночам, и вечерами всадники по одному или по двое направлялись через пшеницу и рожь к лугу. Одним летним вечером вокруг невольничьих хижин собрались и мужчины, и женщины, как невольники, так и свободные. Одни переговаривались, другие слушали песню или сказание, кто-то сам пел, кто-то танцевал. От группы к группе перебегали дети, что-то выкрикивая пронзительными голосами, похожими на голоса молодых дроздов, ещё не научившихся петь. Здесь же были и дымчатые собаки с длинными лапами и острым носом, худые и высокие, не обращавшие внимания на детей, которые довольно бесцеремонно играли с ними. Собаки лежали или медленно, безо всякого дела бродили с места на место, словно уже позабыв, что такое охота в диком лесу.

В это прекрасное время года всем было весело: ожидали сбора урожая и радовались жизни. Оружия с собой не носили, разве что какой-нибудь пастух или пастушка, поздно возвращающиеся с луга, прихватят рогатину. Собравшиеся мужчины и женщины были высокого роста и почти все миловидны, со светлыми волосами и серыми глазами, немного высокими скулами и здоровой, обычно светлой, но теперь потемневшей от солнца и ветра кожей. Невольники же были несколько ниже и темнее своих хозяев, черноволосые и темноглазые, с тонкими руками и ногами, что придавало некоторым из них особую прелесть, но иногда ноги у них были кривыми, а руки узловатыми. Встречались и такие, что по виду ничем не отличались от свободных и, без сомнения, принадлежали к какому-нибудь племени готов, разбитому людьми Марки либо их отцами.

Более того, были и свободные, не походившие на своих родичей. Стройные, невысокие, черноволосые и сероглазые, иногда они даже превосходили красотой остальных Вольфингов.

Солнце закатилось, и начало смеркаться. Землю освещал тот тусклый вечерний свет, при котором не бывает теней. На лесной опушке беззаботно пели соловьи. Трава под деревьями, на которых они сидели, была короткой – здесь часто кормились кролики. Несмотря на пение птиц и людские голоса, доносившиеся от хижин, в этот вечер хорошо были слышны даже очень далёкие звуки – в такое время года они разносятся на большие расстояния.

И вот стоявшие поодаль от других, а также те, кто разговаривал не очень громко, начали прислушиваться. Тогда прислушалась и группа, собравшаяся около менестреля. Умолк и прислушался сам менестрель. Это заметили некоторые из танцующих и поющих. Они замерли на месте и тоже прислушались. И так постепенно все вокруг смолкли в ожидании новостей. К этому времени далёкий звук услышали и те, кто тогда был занят работой. Пастухи повернули домой, быстро гоня стадо между рядами высокой пшеницы, а табунщики уже даже скрылись из глаз, сразу же пустившись галопом к дому, – они торопились поставить кобылиц в конюшни, ибо звук, донёсшийся до жителей Средней Марки тем вечером, означал приближение войны.

Звук этот напоминал гудение шмеля, пролетающего близ уха спящего у реки человека, хотя был более резким. Он напоминал далёкое мычание коровы, пасущейся днём на лугу, когда приближается время доения, хотя был более гулким. Вечер стоял безветренный, и звук, меняясь, не прерывался ни на секунду. Он доносился издалека, но любой, кто его слышал, понимал, что это мощный, могучий звук, и никто не сомневался в том, что это такое. Все признали в нём рёв большого боевого рога Элькингов, чьё жилище стояло вверх по течению реки сразу же за землями Вольфингов.

Группы людей тотчас же распались, и свободные, а также доброе число невольников, и мужчины, и женщины, собрались у Врат Мужей бражного зала. Вошли они туда тихо, без лишних слов, ибо знали, что услышат все вести в свой черёд.

Там, на возвышении, под Солнцем Крова, в окружении шпалер с вытканными на них сказаниями стародавних времён, восседали старейшины и самые славные воины. Там сидел и высокий сильный человек сорока зим с тёмной, слегка тронутой сединой бородой и большими серыми глазами. Пред ним на столе лежал огромный боевой рог Вольфингов, вырезанный из бивня чудища* Северных морей. С причудливыми узорами (в самом центре был изображён волк), с золотым мундштуком и ободком, украшенным изящным цветочным орнаментом, рог лежал, будто ожидая своего часа. А люди считали минуты до того мига, когда гонец разъяснит им, о чём трубил рог Элькингов.

Звали темноволосого вождя Тиодольф*, что означало «волк народа», и считался он мудрейшим из Вольфингов и искуснейшим из их воинов, и было у него самое храброе сердце. А рядом с ним сидела девушка по имени Солнце Крова, считавшаяся приёмной дочерью вождя, темноволосая и сероглазая, как и её приёмный отец. Ей едва исполнилось двадцать зим, и не было в мире никого прекраснее её.

С ними рядом сидели и воины, и старейшины, а вокруг молчаливо стояли родичи и невольники – все ожидали правдивых и точных вестей. Кто желал войти в зал – уже вошёл, и тогда установилась такая тишина, что казалось, будто соловьи на опушке леса поют слишком уж громко, и слышался писк летучих мышей, доносившийся сверху, от окон. Но вот эту тишину прорезал новый звук, и все взгляды обратились к двери – по высушенной летним солнцем земле к бражному залу бежал человек. Приблизившись к Вратам Мужей, топот стих, двери распахнулись, и толпа расступилась пред гостем, пропуская его вперёд. Он немедля прошёл к середине стола, стоявшего на возвышении поперёк зала, и остановился, пытаясь отдышаться и протягивая какую-то вещь. В тусклом свете бражного зала, погружённого в вечерние сумерки, не все могли разглядеть её, но, впрочем, все знали, что это. На гонце, молодом, гибком и стройном, были лишь льняные штаны да кожаная обувь. Пока он стоял, пытаясь отдышаться, Тиодольф поднялся, налил в питьевой рог мёду и, протянув его гостю, размеренно и плавно молвил: