Выше звезд и другие истории - Ле Гуин Урсула Страница 8

– Не знаю, – ответил Орр.

Когда Хейбер заговорил о силах мозга, Орр сперва решил, что доктор намекает на его способность менять мир сновидениями. Но тогда почему прямо не сказал? Зная, как пациент жаждет услышать, что кто-то ему верит, врач, если бы и правда верил, не забыл бы об этом упомянуть по рассеянности.

У Орра внутри все опустилось. Из-за наркотиков и стимуляторов у него начались резкие перепады настроения; он об этом знал и старался держать эмоции под контролем. Но побороть разочарование не мог. До Орра дошло, что он позволил себе робкую надежду. Вчера он был уверен, что доктор заметил, как гора поменялась на лошадь. Его не удивило и не насторожило, что Хейбер, испытав потрясение, и вида не подал. Он, конечно, сразу не решился признаться себе в том, что произошло, принять это как факт. Орр и сам долго не мог окончательно поверить в свои сверхъестественные способности. И все же он позволил себе надеяться, что Хейбер, зная содержание сна, присутствуя при нем, в самом центре событий, заметит перемену, сможет запомнить и подтвердить.

Все зря. Выхода нет. Орр, как был все последние месяцы, так и оставался – в одиночестве. С острым ощущением того, что он сошел с ума и в то же время не сошел с ума. От одного этого можно сойти с ума.

– Нельзя ли, – робко заговорил он, – дать мне постгипнотическое указание не видеть действенных снов? Вы же можете, суггестивно… Я бы отказался от таблеток. Хоть на время.

Хейбер сел за стол, ссутулившись и наклонив вперед голову, как медведь.

– Очень сомневаюсь, что это сработает, даже на одну ночь, – тихо сказал он. А потом снова расшумелся: – Да ведь это опять тот же тупик, Джордж! Что таблетки, что гипноз – все это подавление. Да не убежите вы от собственного мозга. И сами это понимаете, хотя делаете вид, что нет. Это ничего. Давайте зайдем с другой стороны: уже дважды вы у меня тут спали, на этой кушетке. И что? Так плохо? Кому-то стало хуже?

Орр, абсолютно подавленный, просто покачал головой.

Хейбер продолжал говорить, и Орр попытался прислушаться. Речь зашла о грезах наяву, о том, как они соотносятся с полуторачасовыми циклами ночного сна, об их функциях и пользе. Он спросил, есть ли у Орра какие-то любимые фантазии, в которые он любит уходить мыслями.

– Я, например, – сказал врач, – часто представляю себе что-то героическое. Я герой. Спасаю девушку, или коллегу-астронавта, или осажденный город, или всю эту несчастную планету. Я в роли мессии, надежда и опора. Хейбер спасает мир! Весело бывает этак помечтать, если не заигрываться. Всем полезно иногда подкормить свое эго; правда, если без этого уже не можешь, то параметры реальности начинают размываться… Бывают грезы в стиле тропического острова с аборигенками – особенно часто у начальников не первой молодости. Кто-то там воображает себя благородным мучеником-страдальцем, у юношества всякие романтические фантазии, садомазохистские сценарии опять же и так далее. Самые популярные сюжеты в то или иное время посещают большинство людей. Почти все из нас хоть раз сражались на арене со львами, метали бомбы во врагов, спасали с тонущего корабля невинную девушку с аппетитными формами или писали за Бетховена Десятую симфонию. А вы о чем грезите?

– Я? Что я далеко. – Орр с трудом нашел в себе силы, чтобы ответить этому человеку, который пытался помочь. – Что вырвался из-под всего этого.

– Из-под работы? Каждодневной рутины?

Хейбер явно отказывался поверить, что работа ему нравилась. Со своим огромным честолюбием он, похоже, не мог себе представить, что у кого-то его нет.

– Да нет, скорее, подальше от города, толпы. От вездесущих людей, газет – всего.

– Значит, тропический остров? – по-медвежьи ухмыльнулся Хейбер.

– Нет. Знаете, с фантазией у меня не очень. Я иногда мечтаю, что живу в домике за городом. Может, где-нибудь на Береговом хребте, где еще остались старые леса.

– Не думали купить себе такой?

– Земли рекреационного назначения стоят примерно тридцать восемь тысяч за акр – и это самые дешевые, в пустошах на юге Орегона. А участки с видом на море уходят за четыреста тысяч.

Хейбер присвистнул.

– Вижу, что думали, – и вернулись к мечтам. Они, слава богу, бесплатные, а? Ну хорошо, давайте еще разок? У нас еще почти полчаса.

– А вы не могли бы…

– Что?

– Сделать так, чтобы я вспомнил установку?

Хейбер пустился в очередное пространное объяснение:

– Как вы знаете, то, что происходит во время гипноза, включая все установки гипнотизера, при пробуждении обычно блокируется. За это отвечает механизм, похожий на тот, что блокирует память о девяноста девяти процентах наших снов. Ослабить этот блок – значит дать вам слишком много противоречивых указаний по поводу весьма деликатной вещи – содержания сна, который вы еще не увидели. Его – сам сон – я могу приказать вам вспомнить. Но не хотелось бы, чтобы к этим воспоминаниям примешивалась память о моих указаниях. Одно не должно мешать другому. Я хочу получить ясный отчет о том, что вам на самом деле приснилось, а не о том, что, как вам кажется, вам должно было присниться. Понимаете? Да вы не переживайте, я же помочь хочу. Я от вас слишком многого не требую. Да, я вас буду подталкивать, но мягко и постепенно. Кошмаров из-за меня не будет, обещаю! Я ведь тоже, как и вы, хочу разобраться до конца, понять, в чем дело. Вы человек умный, настроенный на лечение и смелый – сколько времени так промучились в одиночку. Мы справимся, Джордж. Честное слово.

Орр не вполне ему поверил, но как оратор Хейбер был непробиваем, и к тому же верить очень хотелось.

Он ничего не ответил, просто лег на диван и покорно подставил горло под огромную лапищу.

– Ага! С пробуждением! Что снилось, Джордж? Выкладывайте. С пылу с жару.

Орра мутило, мысли шли туго.

– Какой-то тропический остров… кокосы… не помню.

Он потер голову, поскреб жидкую бородку, глубоко вздохнул. Страшно хотелось выпить холодной воды.

– Потом… снилось, что вы вместе с Джоном Кеннеди, который президент, идете по Олдер-стрит… вроде бы. А я шел как-то сзади: кажется, что-то нес за одним из вас. Кеннеди был с зонтом – я видел его в профиль, как на старых пятидесятицентовых монетах, – а вы сказали: «Господин президент, он вам больше не понадобится» – и взяли у него зонт из рук. Тому это вроде не понравилось, он что-то сказал, но я не расслышал. Но дождь действительно к тому моменту уже кончился, и он сказал: «Ну да, наверное, теперь не понадобится»… Кстати, дождь и правда кончился.

– Откуда вы знаете?

Орр вздохнул:

– Увидите, когда выйдете. На сегодня все?

– Можем продолжить. Платит-то государство.

– Я очень устал.

– Ну хорошо, тогда заканчиваем. Слушайте, может, будете приходить ко мне по вечерам? Заснете как обычно, а гипнозом только содержание снов подкорректируем. У вас рабочий день освободится, а я все равно почти все время работаю по ночам. Знаете, чего исследователям сна не хватает, так это сна! Так у нас гораздо быстрее пойдет, а вы сможете отказаться от противосонных таблеток. Попробуем, а? В пятницу?

– У меня свидание, – солгал Орр и сам себе поразился.

– Тогда в субботу?

– Договорились.

Он ушел, перекинув мокрый плащ через руку. Надевать не было нужды. Сон о Кеннеди был из разряда действенных, причем сильный. Он теперь точно понимал, когда сон такой. Даже если снились вещи незначащие, при пробуждении он вспоминал их во всех подробностях и чувствовал себя разбитым, измочаленным, как после изнурительной борьбы с могучей, яростной стихией. Раньше ему такие снились не чаще чем раз в месяц-полтора; от смешанного с ужасом ожидания очередного такого случая он весь извелся. Но теперь, когда «Усилитель» нагнетал сновидения, а гипноз требовал от них эффекта, ему за два дня из четырех снов приснилось три действенных. Или даже три из трех, если отбросить сон про кокосы, который был как раз из разряда того, что Хейбер называл потоком невнятных образов. Орр дико устал.