Рик Янси - Проклятье вендиго Страница 9

– Пьер Ларуз.

– Да, так его зовут. Но, насколько я понимаю, он тоже пропал.

– Так что вы не смогли его допросить?

– Мое самое большое желание – чтобы он оказался у меня в руках, доктор Уортроп. Если бы я только знал, куда протянуть руки. Он – ключ ко всей этой загадке, он последним видел человека живым и потом исчезнувшим в никуда и даже не сообщил нам об этом. Мы провели в лесу почти месяц, пытаясь напасть на их след, добрались до самого Песчаного озера и стоянки чукучанов…

– Чукучанов?

– Да. Это люди Джека Фиддлера.

– Фиддлер. Я уже слышал это имя.

– Бьюсь об заклад, что слышали! Он хотя и не доктор философии о чудовищах, но точно так же на них охотится. К тому же он шаман, врачеватель и для дикаря вполне цивилизован. Сносно говорит по-английски. Когда-то работал здесь на пароходах. Делает скрипки – отсюда и имя.[4]

– И вы допрашивали его о Чанлере и Ларузе?

– И ничего не выяснили – во всяком случае, ничего полезного. Он сказал то же, что и Ларуз сказал бедной жене Чанлера…

– Lepto lurconis, – пробормотал доктор.

– Lepto что?

Он вздохнул.

– Вендиго.

Сержант медленно кивнул, и тут его осенило. Его голос дрожал от возбуждения, когда он произнес:

– Вы ведь не имеете в виду… я никогда не верил в эти истории. Вы приехали из-за этого? Оно реально?

– Конечно же нереально, – ответил доктор раздраженно. – Это для удобства. Как байки, которые ваша мать рассказывала, чтобы добиться от вас послушания.

– То есть и те истории не были реальными?

– Нет, наверное, были. Это совсем другая разновидность.

– Вендиго?

– Байки. Мой дорогой, я понимаю, что Чанлер пропал, но надеялся, что смогу раскопать информацию о местонахождении Ларуза…

– Вы и еще половина жителей Рэт Портиджа. Человек растворился, как облачко дыма.

– Мой опыт показывает, что люди просто так не растворяются, сержант. Но мне кажется, что лучше всего начать с человека, который последним видел их обоих живыми.

– Вы имеете в виду Джека Фиддлера, но я уже с ним говорил, и он уверяет, что ничего об этом не знает.

– Возможно, он будет более разговорчивым с человеком одной с ним духовной склонности.

– Простите, доктор?

– С таким же охотником на чудовищ.

Часть пятая

«Ты еще об этом пожалеешь»

Когда монстролог спросил, где найти лучшего проводника до Песчаного озера, молодой сержант, которого звали Джонатан Хок, горячо предложил свои услуги.

– Никто не знает эти леса лучше, чем я, доктор Уортроп. Я бродил по ним, еще когда был не старше вашего парнишки. И ведь я охотился на тех самых существ, на которых, по словам моей матери, охотились вы – это была игра, как вы понимаете, – и так приятно узнать, что их в действительности не существовало! Сегодня вечером из Оттавы прибывает мой сменщик, так что мы можем тронуться завтра же на заре.

Доктор очень обрадовался и потом говорил, что просто нельзя было найти лучшего проводника, чем представитель Северо-Западной конной полиции. Потом Хок спросил, какое снаряжение мы привезли для экспедиции. Нам предстоял тяжелый поход через густой северный лес протяженностью более четырехсот миль, если брать в расчет дорогу туда и обратно. Уортроп признал, что у нас мало что есть, кроме решимости, только какая-то теплая одежда и, мрачно добавил он, словно пытаясь произвести впечатление, револьвер. Тут сержант рассмеялся.

– Он может пригодиться разве что против мускусных крыс или бобра. А там будут гризли, рыси и, конечно, волки. Но я найду вам винтовку. Что касается всего остального, то положитесь на меня. Знаете, доктор, у меня было забавное ощущение, когда я говорил с Фиддлером – как будто он рассказывает не все, что знает. Но люди такого сорта не доверяют нам – я имею в виду, полиции, – и, может быть, вы правы, и он разговорится с братом – охотником на чудовищ.

Они ненадолго расстались, оба высоко оценив друг друга, хотя Хок, конечно, был впечатлен явно сильнее. Казалось, он просто благоговел, не способный представить, что героем его детских фантазий был старший Уортроп, а не мой хозяин.

Доктор, ободренный удачным поворотом событий, отправился прямо на телеграф и отбил телеграмму Мюриэл Чанлер в Нью-Йорк.

ПРИБЫЛИ РЭТ ПОРТИДЖ ЭТИМ УТРОМ ТОЧКА ЛАРУЗ ИСЧЕЗ ТОЧКА НА РАССВЕТЕ УХОДИМ К ПЕСЧАНОМУ ОЗЕРУ С СЕРЖАНТОМ ХОКОМ ТОЧКА БУДУ ДЕРЖАТЬ В КУРСЕ

– Не могу представить себе ее реакцию, когда она получит телеграмму, – признался он за ужином. Его лицо просветлело от этой мысли. – Думаю, будет удивлена, но не потрясена. Думаю, мне надо хранить молчание, пока я не получу определенного ответа – не хочу ее обнадеживать. Шансы на то, что несчастный дурак еще жив, практически равны нулю, но я боюсь, как бы ей не взбрело в голову самой отправиться на его поиски. Мюриэл – женщина выдающегося, можно сказать, дьявольского упрямства. Она не поверит, что он мертв, пока не положит руки на его безжизненный труп.

У него было такое открытое настроение, что я решил ступить на запретную территорию его прошлого, рискуя оказаться с оторванной головой.

– Что произошло, сэр?

Он нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

– Между вами и Мюриэл, то есть миссис Чанлер.

– Разве тебя не было? Я отчетливо помню, что был, хотя так же отчетливо помню, что велел тебе уйти.

– Извините, сэр! Я имел в виду раньше…

– Почему ты предполагаешь, что что-то вообще произошло?

У меня загорелось лицо. Я отвернулся.

– Она что-то сказала… и вы сказали уже потом, когда не могли уснуть. Я… я слышал, как вы выкрикивали ее имя.

– Я уверен, что ты ничего такого не слышал. Можно дать тебе совет, Уилл Генри? В жизни каждого человека наступает время, когда, как сказал апостол, надо избавляться от ребячества. То, что произошло между Мюриэл и мной, и было ребячеством.

В тот вечер, когда она пришла в наш дом, мне показалось, что он не избавился ни от чего – ребяческого или нет. Он мог велеть себе сделать это – и даже поверить, что сделал, – но этого не случилось. Даже самый завзятый циник падок на свою собственную ложь.

– Значит, вы знали друг друга, еще когда были детьми? – спросил я.

– Это выражение относится к вещам, Уилл Генри, а не к человеку. Я не был ребенком, когда мы встретились.

– Она была замужем за мистером Чанлером?

– Нет. Их познакомил я. Ну, если можно так выразиться. Они познакомились из-за меня.

Я ждал, когда он продолжит. Он ел оленину, пил чай и смотрел в какую-то точку прямо над моим правым плечом.

– Был несчастный случай. Я упал с моста.

– Вы упали с моста?

– Да, я упал с моста, – сказал он раздраженно. – Что тут удивительного?

– Почему вы упали с моста?

– По той же причине, что и ньютоново яблоко. В общем, я не разбился, но тогда был февраль, и река была холодная. Я разболелся и с высокой температурой пролежал несколько дней в больнице, где они и встретились. Можно сказать, скорее надо мной, чем из-за меня.

– Над вами?

– Над моей кроватью.

– Она была вашей медсестрой?

– Нет, она не была моей медсестрой. Боже мой! Она была… мы были обручены, если тебе так хочется знать.

Я был поражен. Мысль о том, что монстролог был с кем-то помолвлен, была выше моего слабого понимания.

– Почему ты так на меня смотришь? – требовательно спросил он. – То, что я упал тогда в реку, было случайностью. Если бы не это, я бы, скорее всего, женился на ней и страдал потом гораздо больше, чем от лихорадки. Я по складу характера не приспособлен к этому, Уилл Генри. Только подумай: такой человек, как я, и женат! Подумай о бедной женщине в таком браке. Я не против брака в принципе – он необходим, во всяком случае, в нашей культуре, для выживания вида, – я только против того, чтобы этот институт касался монстрологии. Поэтому я и сказал им не делать этого.

– Не делать чего?

– Не жениться! «Ты пожалеешь об этом, – сказал я ей. – Его никогда не будет дома. Может статься, что однажды он совсем не вернется». Разумеется, оба они не слушали меня. Любовь умеет делать нас глупыми, Уилл Генри. Она ослепляет нас, не позволяя видеть очевидных вещей – в данном случае, исключительно высокого уровня смертности среди монстрологов. Мы редко живем больше сорока лет – мой отец и фон Хельрунг составляют исключение. И теперь время доказало, что я был прав.

Он подался вперед, наваливаясь на меня всей непомерной мощью своей личности. Я невольно съежился и вдавился в стул, чтобы мишень из меня получилась как можно меньше.

– Никогда не влюбляйся, Уилл Генри. Никогда. Независимо от того, пойдешь ли ты по моим стопам, любовь, женитьба, семья будут для тебя катастрофой. Организмы, которыми ты инфицирован – если их популяция останется стабильной и тебя не постигнет участь твоего отца, – даруют тебе неестественно долгую жизнь, такую долгую, что ты намного переживешь детей своих детей. Ты обречен на то, что все, кого ты любишь, умрут раньше тебя. Их не станет, а ты останешься. Будто тебе напророчили это проклятие, ты останешься.