Роберт Уилсон - Слепое Озеро Страница 2

– Как-то же их нужно называть.

– Называть как-то нужно, но это еще не повод, чтобы лепить дурацкие картинки на каждый галстук!

Происходящее в Слепом Озере действительно было вульгаризовано до предела, спорить не приходилось. Однако Крис подозревал, что беспокоится Элейн совсем о другом. О том, что у какой-нибудь соседней звезды им за все это сейчас воздается. Что там под лучами чужого солнца в витринах колышутся пластмассовые шаржи на людей. Что, быть может, ее собственное лицо смотрит сейчас с сувенирной кружки, из которой потягивает неведомую жидкость невообразимое существо.

Пыльный голубой электроавтобус был приписан непосредственно к Слепому Озеру. Водитель на вопросы отвечал скупо, тем не менее к разговорам в салоне прислушивался: пиарщики Слепого Озера не отказались бы исподтишка выведать что-нибудь об их настроениях. Так что беседа не слишком клеилась. В молчании выехали из городка по шоссе, затем свернули на двухполосную дорогу. Сейчас они уже были в закрытой зоне, пусть об этом и не свидетельствовало ничего, кроме знаков «Только для спецтранспорта» и «Собственность министерства энергетики США». Любое неизвестное транспортное средство остановили бы на первом же (замаскированном) блокпосту через полкилометра. За дорогой постоянно наблюдали люди и приборы. Крис вспомнил слова Лэйси: в Озере каждый кролик носит с собой пропуск. Он отвернулся к окну и стал разглядывать проносящийся мимо ландшафт. Стоящая под паром пашня постепенно уступила место пастбищам, а потом – настоящим лугам, усыпанным цветами. Местность была засушливая, но отнюдь не пустыня. Прошлой ночью над городком бушевала гроза – Крис укрылся от нее в квартирке у Лэйси. Гроза отмыла улицы от грязи, забила канавы мокрыми газетами и палой листвой, а также расцветила прерию поздними осенними красками.

Пару лет назад молнией зажгло кустарник, и степной пожар подступил довольно близко к Слепому Озеру. Тушить его прибыли пожарные из Монтаны, Айдахо, даже из Альберты. В новостях все выглядело очень фотогенично и подчеркивало хрупкость едва оперившейся Новой Астрономии, хотя по большому счету обсерватории мало что угрожало. Ну вот, ворчали тогда ученые в Кроссбэнке, опять все заголовки достались Слепому Озеру. Которое по существу было младшим, но более гламурным родственником Кроссбэнка. От того пожара не осталось и следа – его скрыли прошедшие с тех пор две зимы и два лета. Трава, заросли крапивы, голубые цветочки, названия которых Крис не знал… Завидная способность природы все забывать.

Начали с Кроссбэнка – предполагалось, что там будет проще.

Обсерватория Кроссбэнка была нацелена на биологически активную планету, обращающуюся вокруг звезды HR8832 – вторую от звезды по счету (если не принимать во внимание кольцо мелких планетоидов примерно в половине астрономической единицы от светила). Каменистая планета с железным ядром имела массу примерно в полторы земной и атмосферу, богатую кислородом и азотом. Оба полюса представляли собой сплошные шапки из водяного льда, а иногда температура там падала так низко, что замерзал и CO2, однако вдоль экватора тянулись мелкие теплые моря над континентальным шельфом, и они изобиловали жизнью.

Вот только ничего особо увлекательного в этой жизни не наблюдалось. Организмы были многоклеточными, но жили исключительно за счет фотосинтеза – эволюция на HR8832/B не удосужилась изобрести митохондрии, необходимые животному царству. Это не означало, что там нет зрелищных пейзажей: речь шла в первую очередь о подобных земным строматолитам колониях бактерий, вздымавшихся иной раз от расстелившихся на морской глади зеленых матов на высоту трехэтажного дома, или о так называемых коралловых звездах, симметричных пятилучевых организмах, плавающих в полупогруженном состоянии, заякорившись за дно.

Новый мир был изумительно прекрасен и в те времена, когда Кроссбэнк был единственной обсерваторией подобного рода, пользовался заслуженным вниманием публики. В среднем каждые 47 земных часов над экваториальным морем разгорался поразительной красоты закат, нередко – среди слоисто-кучевых облаков, что поднимались значительно выше своих земных собратьев, больше напоминая картинки из викторианской рекламы велосипедов. Записи видов с экватора, сжатые до двадцатичетырехчасового цикла для использования в искусственных окнах, держались в моде не один год.

Прекрасный мир, подаривший людям огромное количество знаний по планетарной и биологической эволюции. Оттуда продолжали поступать драгоценные данные. Но мир этот был статичным. На второй планете HR8832 мало что двигалось. Только ветер, океан и дождь.

Кончилось тем, что к нему прилипло название «планеты, где ничего не происходит». Фраза принадлежала колумнисту «Чикаго трибьюн», который считал Новую Астрономию очередной статьей федеральных расходов из тех, что производят на свет эффектные, но никому не нужные знания. Так что у Кроссбэнка были причины остерегаться журналистов. «Восточное обозрение» ухлопало уйму времени на то, чтобы организовать для Криса, Элейн и Себастьяна недельную экскурсию. При этом сотрудничества им никто не гарантировал, и, вероятно, только безупречная репутация Элейн как серьезного научного журналиста помогла наконец растопить сердца тамошних пиарщиков. (Или же дело было в репутации Криса, из-за которой они поначалу замкнулись.)

В конечном итоге визит в Кроссбэнк прошел успешно. Как Элейн, так и Себастьян объявили, что им удалось с пользой поработать.

У Криса все оказалось не так гладко. Глава департамента наблюдения и интерпретации вообще отказался с ним разговаривать. Лучшую за все время фразу он записал в беседе с аспирантом в столовой: «Все может кончиться в любую минуту». Но и тот вдруг потом наклонился поближе, чтобы рассмотреть имя у него на бейджике, и недоверчиво спросил: «Так это была ваша книга?»

Крис сознался, что да, книга его.

Парнишка понимающе кивнул, встал и, не говоря больше ни слова, отнес поднос с недоеденным обедом к мусорному баку.

За следующие десять минут у них над головой прошли два наблюдательных дрона, и электронный пропуск на передней панели автобуса каждый раз принимался исступленно мигать. Можно только догадываться, сколько они успели миновать блокпостов до того момента, когда автобус остановился перед забором из колючей проволоки, уходившим, извиваясь змеей, в прерию. Из железобетонного КПП навстречу вышел охранник в униформе и жестом приказал остановиться.

Он изучил документы водителя, затем Элейн, Себастьяна, потом Криса, что-то коротко произнес в микрофон, выдал трем журналистам именные бейджики. Наконец махнул рукой, предлагая следовать дальше.

И они попали на территорию объекта. Вот так, просто – если, конечно, забыть про целый месяц переговоров между журналом и министерством энергетики.

Вокруг была все та же колыхающаяся под ветром трава, они всего лишь миновали забор из цепей и колючей проволоки. Но пересечение границы не было пустой формальностью – для Криса, во всяком случае, в этом был истинно церемониальный смысл. Он попал в Слепое Озеро.

По сути дела, на другую планету.

Когда автобус вновь стал набирать скорость, Крис оглянулся и увидел захлопывающиеся ворота у них за спиной. Как он вспоминал гораздо позднее, ему уже в тот момент показалось, что это навсегда.

Сегодня Тесса Хаузер узнала, что в Слепом Озере и правда есть озеро. Эта мысль не оставляла Тесс, пока она шла домой из школы, следуя за собственной длинной тенью по ярко-белому тротуару.

Слепое озеро – с маленькой буквы, потому что озеро, а не город, – представляло собой грязноватый водоем в низине между двух холмов. Оно все заросло камышом, там водились лягушки и кусачие черепахи, цапли и казарки, а еще там было много зеленой стоячей воды. Так рассказал им в классе мистер Флейшер: хоть оно и зовется озером, на самом деле это болото, вода, давным-давно оставшаяся во впадине в каменистой почве.

Так что Слепое озеро, которое озеро, а не город, озером-то и не было. Тесс подумала, что это по-честному, потому что Слепое Озеро, которое город, тоже было не совсем городом, а обсерваторией, построенной здесь министерством энергетики, словно декорация к фильму. Поэтому домов, магазинов и офисов тут было очень мало, и все они были совсем новые, а прямо за ними начиналась огромная пустошь.

Тесс шла домой одна. Ей было одиннадцать лет, и она еще ни с кем не успела подружиться в школе, пусть даже Эди Герундт (которую другие дети дразнили Эди-Ерунда) иногда с ней и разговаривала. Но Эди было домой в другую сторону, туда, где магазины и административные здания, а для Тесс ориентиром служили высокие башни Ока далеко на западе. Когда Тесс жила с папой – каждую четвертую неделю, – ей было нужно в один из пастельных домиков, выстроившихся в ряд, словно шеренга солдат. Мама жила еще дальше к западу, но домик у нее почти совсем такой же.