Клэр Норт - Совершенство Страница 21

Он отвернул крышку, заглянул внутрь, впился взглядом в мое лицо, чуть наклонив голову набок, о чем-то гадая.

Я выдержала его взгляд, позволив ему гадать дальше.

Выражение его лица не изменилось, глаза так и смотрели на меня, но он запустил пальцы в баночку, пошарил ими там и беззвучно вытащил ожерелье принцессы Шаммы, положив его, по-прежнему покрытое ванильного цвета кремом, на стоявший между нами стол.

Баночку он отложил в сторону.

Встал. Подошел к раковине из нержавеющей стали у стены с ящичками внизу и трубами, отходящими вбок по бетонной стене с выбоинами и редкими зелеными пятнами.

Вымыл руки.

Вернулся к своему стулу.

Сел.

Молчание.

– Я думаю, мне хотелось бы, чтобы меня сейчас же арестовали.

Молчание.

Гоген чуть поерзал на стуле, наклонился вперед, уперев локти в колени и сцепив пальцы над слегка расставленными ногами. Я заметила, как при наклоне во внутреннем кармане пиджака у него блеснула авторучка. Мне показалось глупым и показным шиком такому практичному человеку носить с собой подобную вещь.

Я сменила позу, поочередно двигая конечностями. Ступни на полу, руки на коленях.

– Мне кажется, вы должны вызвать полицию, – сказала я.

Молчание.

Я вслушивалась в молчание, во все слова внутри него.

Молчание.

Ощущение звуков вокруг тебя при полном молчании. Дорожный шум где-то вдали, капанье воды из крана, скрип ступеней снаружи, жужжание мухи, угодившей на синюю липучку в луче света. Мы ждали, пока не раздалось пение муэдзина, фальшивившего сквозь динамик, а через несколько минут вступил его конкурент, бравший ноты чуть правильнее, но находившийся чуть дальше и призывавший правоверных на молитву.

Аллах – самый великий, Аллах – самый великий.

Свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха.

Свидетельствую, что Мухаммед есть посланец Аллаха.

Спешите молиться.

Спешите успешествовать.

Аллах – самый великий, Аллах – самый великий.

Нет Бога, кроме Аллаха.

Тут Гоген произнес:

– Расскажите мне о ваших отношениях с Байрон-Четырнадцать.

Я слышала эти слова, как будто они доносились из-под воды, замедленно и углубленно. Повернула голову, чтобы внимательнее посмотреть на него, ожидая, заговорит ли он снова, заключался ли какой-либо иной смысл, которого я не уловила в этих звуках.

– Вы принимали какие-либо предложения работать на Байрон-Четырнадцать?

Громче, четче, его голова поднимается.

Теперь моя очередь молчать. Я закрыла глаза и попыталась собраться с мыслями, проложить тропу сквозь безвестность.

Он прервал мои мысли.

– Мисс Уай, обдумывание того, что вы должны или не должны говорить, не имеет при сложившихся обстоятельствах особого значения. Правда так или иначе откроется.

– Нам обоим есть что предложить, – ответила я. – Вам нужна информация, мне нужно выйти отсюда целой и невредимой.

– Вы ошибаетесь: о переговорах или торге речь не идет.

Я оглядела комнату. В ней остался лишь один из людей Гогена, жевавший резинку и, казалось, равнодушный ко всему происходящему. Снаружи людей будет больше, они охраняют подходы и подъезды, однако они уже забывают меня, незнакомцы, нежащиеся на солнышке.

Я встала, но Гоген не шевельнулся. Я зашла за спинку дивана, повернулась, двинулась в другую сторону. Я оглядывала комнату в поисках орудия: шариковой ручки, сигаретницы, пепельницы, мобильного телефона – чего угодно. У него где-то по-прежнему лежал нож. Туфли на мне были без каблуков, но вовсе не идеальные для быстрого побега.

– Я врунья, – наконец произнесла я. – Вру, когда напугана.

– Вы боитесь?

– Я спокойна, – ответила я. – Вы же сами видите. Можно внести предложение?

– Если хотите.

– По-моему, вы тоже врун, мистер Гоген, Мугурски или как вас там еще. Мне кажется, мы обхаживаем друг друга, вместо того чтобы поговорить начистоту. Бриллианты вас не интересуют.

Как же жалко теперь выглядели драгоценности, покрытые косметической слизью, стекающей на разделявший нас стол. Достойная драка из-за нескольких кусочков углерода.

– Разумеется, вам нужно вернуть их обратно в Дубай, чтобы ваш босс не выглядел полным идиотом. Честь семьи, деловая хватка и все такое. Но вам-то на самом деле все равно, так ведь? Не ваше это дело.

Губы его сжались, а затем снова расплылись в скупой улыбке.

– Нет, – тихо признался он. – Не совсем мое.

– Но вот Байрон-Четырнадцать не все равно?

– Как я уже сказал, Байрон-Четырнадцать – убийца, террорист. Файлообменная сеть не так уж непробиваема, как вам известно. Я знаю, что вы с ним контактировали, а теперь мне нужно знать, о чем вы говорили. Это Байрон нанял вас, чтобы вы похитили «Куколку»?

– Зачем бы ему это?

– Вот вы мне и расскажите.

Я медленно, но легко повернулась, пошла в другую сторону, остановилась у своего стула, но не села, подошла к стене, вернулась к стулу и остановилась.

– Рейна бин Бадр эль-Мустафи – вам знакомо это имя?

– Это молодая женщина, которая умерла. Я слышал о ней.

– Она приходилась двоюродной сестрой принцессе Шамме бин Бандар.

– Вот откуда я его слышал: о ее смерти упоминалось на брифинге.

– У нее было «Совершенство». – Легкое пожатие плечами, Гоген ждал продолжения. – Я выкрала «Куколку», потому что это было трудной задачей. А когда Рейна умерла, я украла алмаз еще и потому, что хотела кому-нибудь крепко насолить, и создатели «Совершенства» подошли для этого как нельзя лучше.

– Почему?

– У нее же было «Совершенство».

– Это вы уже говорили, но не «Совершенство» заставило ее покончить с собой.

– А у вас есть «Совершенство», Гоген?

– Нет, хотя я, разумеется, знаком с системой его функционирования.

Я снова прошлась туда-сюда, несколько шагов, опять остановилась и начала, тщательно подбирая слова:

– Мне кажется… – пробормотала я. – Мне кажется, что вы ошибаетесь. По-моему, оно помогло ей умереть. Она была милая, мне она нравилась. Пусть даже она меня и не помнила. Я испытывала к ней… какую-то… привязанность, что ли. По-моему, я, возможно, склонна придавать подобным вещам куда большее значение, чем они имеют на самом деле, но все же, это мое мнение, так сказать, побочный эффект… всего? Какой антоним у слова «совершенный»?

– Несовершенный? – предположил он.

Синонимы: бракованный, дефектный, ошибочный, плохой.

Я взглянула на Гогена и не увидела на его лице ни малейшего признака того, что он чем-то проникся или что-то понял, так что закрыла рот и продолжила мерить комнату шагами.

Через некоторое время, чуть поерзав на стуле и слегка вздохнув, Гоген предпринял следующую попытку:

– А этот Байрон…

– Хотел узнать, есть ли у меня «Совершенство». Почему вы так заинтересовались, мистер Гоген?

– Что еще хотел этот Байрон?

– Предупредить меня насчет вас.

– А еще?

– Это все. У меня такое чувство, что вы, ребята, обожаете друг друга подставлять и накалывать, и меня это очень забавляет.

– Мне нужно, чтобы вы связались с Байроном.

– Зачем?

– Чтобы попросить о встрече.

– Вот вы и попросите о встрече.

– Думаю, Байрон не станет со мной разговаривать.

– Выходит, вы хотите сделать меня своей «шестеркой»? По-моему, среди воров этот статус не пользуется почетом и уважением, мистер Гоген, но даже по моим стандартам это ниже плинтуса.

– Да, – задумчиво протянул он, хороший человек в грязном мире. – Думаю, наверное, так оно и есть.

Я снова принялась расхаживать по комнате, раздумывая на ходу. Ходьба помогала размышлять, теперь остались лишь мысли без слов, но слова зарождались, а мысли множились.

Я взглянула на Гогена, наблюдавшего за мной с пластикового стула с изогнутой спинкой.

Поглядела на мужчину, сидевшего в углу на «бобовом пуфе», и сказала:

– Мне нужен ноутбук и чашка кофе, если можно.

Гоген улыбнулся.

Глава 27

Не обязательно доставать оружие, чтобы кого-то напугать.

Страх нарастает, когда множатся вопросы, на которые нет ответов. Как далеко сможет зайти Гоген, какие средства есть в его распоряжении, убьет ли он меня, когда все это закончится?

Мне принесли ноутбук и чашку дрянного кофе.

Они уже подключили «луковую маршрутизацию», так что оказалось легко вернуться в чат-комнату, где любил тусоваться Byron14.

Однако его там не оказалось.

– Подождем, – сказал Гоген, присаживаясь на диван рядом со мной. – Подождем этого Байрона.

Мы стали ждать.

Час, потом еще час.

Гоген смотрел на дисплей.

– А здесь пасьянс установлен? – спросила я.

– Мы ждем, – ответил он.

Мы продолжили ожидание.

Я считала кирпичи в стене.

Шаги до двери.

Линии у себя на ладони.

Мы ждали.

Муэдзины продолжали взывать с минаретов: Аллах – самый великий, Аллах – самый великий.

Крем для загара на бриллиантах уже высох, и Лина нашла бы совершенно неприемлемым, что столь драгоценная вещь небрежно валяется между пепельницей и журналом о сноубординге почти годичной давности.