Диана Гэблдон - Путешественница. Книга 2. В плену стихий Страница 27

В поднятых глазах засветилось удивление.

– Он-то думал напугать меня, но нет. Я не боялась этого, хотя он считал, что я не захочу его видеть, хотел даже уйти. Глупышка.

Марсали поправила волосы и встретилась со мной взглядом.

– Кабы вы не вспомнили, я бы об этом не говорила – здесь и так все ясно: я люблю его, и делу конец. Меня волнует другое. Фергюс говорит, что он сведущ в этом деле и что мне понравится, со второго раза так точно. Но мама не согласна с ним и говорит противоположное.

– Что же она говорит? – не унималась я.

Девушка насупилась.

– Мы немного говорили об этих вещах, – протянула она. – Когда я сказала, что люблю Фергюса, она запугала меня страшными рассказами, мол, он сделает с тобой невесть что, потому как родился в борделе и знает все штучки, шлюхи порассказали ему, и… мать его тоже шлюха.

Марсали залилась краской стыда и уцепилась за юбку. Окно каюты было прикрыто неплотно, и морской ветер играл ее светлыми волосами, так живо напомнившими мне волосы Лаогеры.

– Мама рассказала мне о женских вещах, когда у меня начались выделения. Она говорит, что это удел дочерей Евы, что мы искупаем ее проклятие и нужно смириться с таким положением. Зачитала мне строки из Святого Письма, где святой Павел называет женщин порочными, грязными и греховными. Мама говорит, что именно поэтому мы должны носить бремя и рожать в муках. Если бы не Евин грех, ничего бы не было…

– Как-то я не особо раздумывала о словах святого. Думаю, он заблуждался.

– Да ведь это записано в Библии! Святой не может ошибаться, он всеведущ! – горячо возразила девушка.

– И что с того? В Библии много понаписано, и отнюдь не все является правдой, – откровенно проговорила я. – Разве не помнишь, как поступил Гедеон со своей дочерью? А тот, кто позволил толпе растерзать жену только потому, что боялся, как бы не растерзали его, а? Что скажешь? Каков малый? Но я отвлеклась, извини.

Марсали изумилась моим богохульным речам и продолжила не так уверенно:

– Мама сказала тогда, что я уже достаточно выросла и что скоро я смогу выйти замуж, поэтому она обязана дать мне кое-какие наставления. Главный долг женщины состоит в том, чтобы всегда и во всем угождать мужу, чего бы он ни пожелал. Она была очень грустной, когда говорила эти слова, и мне подумалось, что быть женщиной ужасно, иначе бы святой Павел не произносил таких страшных слов.

Девушка замолчала. Я ждала продолжения повествования и больше не задавала вопросов, чтобы не сбивать ее, тем более что видела, как непросто ей продолжать.

– Мой настоящий папа, не Джейми… Я не помню его. Мне было три года, когда его забрали англичане. Матушка вышла замуж за папу… за Джейми. Я была взрослой и видела, как они относятся друг к другу.

Она прикусила губу: приходилось говорить о таких сложных вещах, да еще и определить свое отношение к Джейми как к приемному отцу, называя его то по имени, то нарекая отцом.

– Джейми хороший. Он всегда был добр ко мне и к Джоан. Но… матушка всегда пыталась уйти, когда он хотел обнять ее.

Марсали помялась и продолжила:

– Мне было это странно, ведь я никогда не видела, чтобы Джейми обижал мать. В то же время она не хотела его ласк. Я думала, что все дело в детях, что между ними происходит что-то такое в постели, чего мы с Джоан не знали. Странно: мама никогда не ходила в синяках, но не хотела отца, а вот Магдален Уоллес муж бивал всегда, когда выпивал.

От этих признаний и от соленого воздуха Марсали захотелось пить. Я предложила ей кувшин с пресной водой, из которого она налила полную чашку.

– Я объясняла себе это так: у матушки уже было двое детей, я и Джоан. – Девушка глядела, как вода колыхается в чашке в такт движениям корабля. – Наверное, она не хотела новых детей, не хотела рожать в муках, как рожала нас… И потому не хотела Джейми.

Поставив чашку, она взглянула на меня с непонятным вызовом, которому, впрочем, быстро нашлось объяснение.

– Я видела, как вы были с отцом. Он потом заметил меня, но я успела увидеть, что вам нравится то, что он с вами вытворял.

Я растерялась и смогла повторить только:

– Вытворял, да… Нравится.

Марсали издала торжествующий смешок.

– И даже когда он касался вас, когда обнимал, вы не отстранялись от него, как это делала матушка. Значит, вы любите его и хотите, чтобы он вас трогал. Вы не боитесь, что появится младенчик, а матушка боялась. Поговаривают, что есть способы, как не войти в тяж, но вряд ли кто-то применял их, иначе бы так не боялись. Видать, никто не знает, как этого избежать, потому я и здесь. Вы-то должны знать, кто как не вы, ведунья.

Она по-птичьи смотрела на меня одним глазом.

– Мне хочется ребеночка, но я хочу еще погулять на воле без него, полюбить Фергюса вволю, не боясь и не отворачиваясь. Вы расскажете мне, как беречься?

Я выдохнула и пригладила волосы. Мне предстояло столько всего рассказать этой почти чужой девушке, сколько я никогда не говорила Брианне…

– У меня есть дети, девочка.

Пораженная этой новостью Марсали вытаращила глаза:

– А как же… Джейми знает об этом?

– Ну разумеется, – не скрыла раздражения я. – Он их отец.

– Да ведь он никогда… никогда не говорил нам о его детях.

Она прищурила светлые глаза.

– Потому что считал, что не следует вам этого знать, так как это не ваше дело. И правильно считал, – добавила я, тоже с вызовом.

Марсали не верила мне, и я сочла нужным признаться во всем.

– Две девочки. Одна умерла и похоронена в Париже. Дочка… вторая дочка уже взрослая. Она родилась далеко-далеко от Шотландии, уже после Каллодена.

– То есть Джейми… отец никогда не видел ее? Она росла без него? – девушка снова насупилась, сравнивая себя и Бри.

Я кивнула, не в силах говорить. Комок в горле потребовал воды, и я потянулась за чашкой. Корабль качнуло, но Марсали отпрянула от меня, правда, протянув мне чашку.

– Как это грустно… – пробормотала она, на миг задумавшись, и снова вперила в меня светло-голубые глазенки. – Значит… значит, вы имеете детей, но любите отца по-прежнему, так? Ммфм… – девушка издала звук, точь-в-точь такой же, какой издавал Джейми в минуты раздумья. – Но когда вы были во Франции, у вас ведь был еще один мужчина?

Марсали накрыла верхнюю губку нижней, напомнив этим щенка бульдога.

– Да, но это также тебя не касается, – отрезала я. – Женщина, родившая ребенка, меняется, это несомненно, но ее отношение к отцу ребенка меняется не всегда. И вообще, ты должна знать, что любая женщина может сама решить, когда ей иметь ребенка и когда стоит поберечься, если по каким-то причинам ей не хочется рожать сейчас.

– Так вы расскажете мне? Какие есть способы?

– О, их много, только не все о них знают – раз, многие из них очень ненадежны – два. – Я снова пожалела о том, что в восемнадцатом веке нет многих необходимых вещей, например, таких полезных, как пилюли для контрацепции.

Конечно, мне как врачу врезались в память многие советы, которые я имела возможность слышать, работая в парижской «Обители ангелов».

– Достань мне коробку из вот того шкафчика, – я указала пальцем на местонахождение моих снадобий. – Да, это она. Смотри, некоторые француженки – повитухи, так что их советам можно верить, – делают отвар гвоздичного перца и валерианы. Но я не думаю, что это хорошее средство, – слишком опасно.

– Скучаете? – перебила меня Марсали, послав мне испытующий взгляд. – По дочери? – уточнила она, видя, что застала меня врасплох.

Глядя на нее, я была уверена, что она не так желает услышать мой ответ – он был очевиден, – как вспоминает мать.

– Естественно. Но меня утешает то, что у нее своя жизнь. Она старше тебя и уже может обойтись без мамы.

Я уткнулась в коробку, как Марсали некогда склонилась над своими оборками. Лаогере уже никогда не увидеть дочери, как и мне не увидеть Брианны, но обе мы не могли ничего поделать с тем, что наши дочери выросли и более не нуждаются в нашей опеке, способные делать свой выбор и самим решать, как и с кем им жить.

– Вот, – я протянула девушке очищенную губку.

Хирургические ножи, которыми, к счастью, в плавании пока не требовалось пользоваться слишком часто, были вложены в пазы крышки. Взяв один из них, я отрезала от губки несколько кусочков размером три на три дюйма. Флакончик с маслом пижмы послужил для пропитки губок. Марсали с восхищением следила за этим священнодействием.

– Пропитываешь маслом примерно так, как я показываю. Запомнишь? – Девушка согласно кивнула. – На самом деле не всегда обязательно использовать пижмовое масло – его может и не оказаться под рукой, когда ты захочешь мужчину. Ты можешь взять обычный уксус или даже вино, если нет ничего другого. Вот такой квадратик положишь в себя, а потом уже можешь спать с мужчиной, ничего не боясь. Только не забудь, иначе может появиться младенчик. Даже в первый раз, когда ляжешь с Фергюсом.

Девушка внимала наставлениям, трогая мокрый кусочек.