Пол Андерсон - Три сердца и три льва (сборник) Страница 3

Папиллон заржал и попятился. Хольгер резко обернулся. И увидел медведя.

Здоровенный бурый медведь, по-видимому, был просто привлечен шумом. Он уставился на Хольгера маленькими глазками, постоял с минуту и, удовлетворив любопытство, развернулся и убрался обратно в чащу.

Хольгер перевел дух. Сердце прыгало, как мячик.

– Не исключено, что где-то сохранился заповедный участок леса, – услышал он свой рассудительный голос. – Не исключено, что в нем и сохранилось несколько ястребов. Но в Дании нет – это абсолютно исключено! – медведей!

Может быть, медведь сбежал из зоопарка? Бред… Скорее всего, он сам свихнулся и у него начались галлюцинации. Или он видит сон… Нет, непохоже. Все слишком отчетливо и подробно: и пляска пылинок в луче, и запах лошадиного пота, и мха, и собственного тела. К черту! Как бы там ни было, во сне или в бреду, все равно надо что-то предпринимать. В любой ситуации прежде всего нужно искать информацию и пищу, подумал он. Именно в такой последовательности – информацию и пищу.

Жеребец казался настроенным дружелюбно. Грех покушаться на чужую собственность, однако его нужда, безусловно, острее, чем у того, кто так беспечно бросил здесь свое имущество. Прежде всего Хольгер оделся. Облачение в непривычный туалет требовало некоторой смекалки, однако все предметы, включая сапоги, странным образом оказались ему впору. Лишнюю одежду и оружие он снова упаковал и приторочил вьюк на прежнее место. Вставил ногу в стремя, уселся верхом. Конь фыркнул, сделал несколько шагов и вдруг остановился возле копья.

– Не думал, что лошади так умны, – вслух удивился Хольгер. – Ладно, намек понял.

Он поднял копье и поставил его концом на петлю, свисавшую с седла рядом со стременем. Потом взял поводья левой рукой и чмокнул. Папиллон пошел.

Только проехав уже не меньше мили, Хольгер обратил внимание на то, что на удивление уверенно сидит в седле. Его опыт в верховой езде до сих пор исчерпывался несколькими неуклюжими попытками в прокатных пунктах. Он вспомнил даже свою шутку о том, что если лошадь – это приспособление для сокращения расстояния, то проще сократить приспособление. Но откуда, скажите на милость, его внезапная симпатия к этой черной зверюге? Может быть, в его роду были ковбои?

Он предпринял попытку осмыслить технику езды и сразу почувствовал себя неуклюжей деревенщиной. Папиллон фыркнул. Хольгер мог бы поклясться, что насмешливо. К черту! Подумаем о маршруте. Они продвигались по тропе, но лес вокруг был так густ, что езда верхом, да еще с копьем наперевес, была сильно затруднена.

Тропа шла на запад. Солнце клонилось к закату. На фоне багрового неба стволы деревьев казались обугленными. Нет, это невозможно: в маленькой Дании нет таких обширных заповедников! Или, пока он был без сознания, его переправили в Норвегию? В Лапландию? В Россию? К черту на кулички?.. Что ж, черепная травма могла лишить его сознания и на день, и на неделю, и на месяц… Нет-нет, рана на голове слишком свежая. Он в сердцах плюнул.

Но все черные мысли вмиг испарились, стоило ему вспомнить о еде. Сейчас бы две… нет, три крупные копченые трески и кружку холодного пива… Или по-американски – отбивную с косточкой в жареном луке…

Хольгер чуть не вылетел из седла: Папиллон резко встал на дыбы. Из-за темных стволов выступил лев. Хольгер остолбенел. Лев остановился и яростно захлестал хвостом по бокам. Раздался рев. Папиллон нервно загарцевал и стал рыть землю копытом. Хольгер обнаружил, что рука сама подняла копье и направила его острием в свирепую морду.

Из глубины леса донесся протяжный волчий вой. Лев не торопился атаковать, а у Хольгера не было никакой охоты вести с ним дискуссию о правилах движения по лесным тропам. Зато Папиллон был настроен воинственно. Но Хольгер сильно натянул поводья и заставил сопротивляющегося жеребца обойти зверя слева. Когда лев остался позади, Хольгер вытер рукой мокрый лоб.

Они продолжали свой путь, и вскоре настала ночь. В голове у Хольгера как будто вертелась дикая карусель. Медведи, волки, львы… В каких же странах эти звери живут бок о бок? В какой-нибудь глухой провинции Индии?.. Но в Индии, кажется, нет европейской растительности… Он попытался вспомнить что-нибудь из Киплинга, но ничего, кроме общих мест – «запад есть запад, восток есть восток», – не приходило в голову. Тут невидимая в темноте ветка хлестнула его по щеке, и мысли о Киплинге закончились чертыханьем.

– Кажется, эту ночь мы проведем с тобой под открытым небом, – сообщил он коню. – Давно об этом мечтал. А ты?

Папиллон – черная масса среди царства тьмы – уверенно шел вперед. До слуха Хольгера доносилось то уханье филина, то хриплый визг вдалеке, то жуткий вой… Что это?! Мерзкий хохот откуда-то прямо из-под копыт!

– Кто тут?! Кто это?!

Топот убегающих ног. Улетающий смех. Озноб по спине. Ладно, едем дальше. Ночи здесь довольно прохладные.

Внезапно небо над его головой взорвалось звездами. Хольгер не сразу сообразил, что они выехали из чащи на открытое место. Впереди мерцал огонек. Неужели жилье? Он пришпорил коня.

Вскоре Хольгер разглядел ветхое, убогое строение, стены которого были сплетены из ивовых прутьев и обмазаны глиной, а крыша покрыта дерном. Внутри горел огонь, светилось крохотное окошко без стекол. Хольгер остановил коня и облизал пересохшие губы. Сердце отчаянно колотилось, словно он снова встретился со львом.

Самое разумное сейчас – остаться в седле. Он ударил в дверь древком копья. Дверь заскрипела и распахнулась. В дверном проеме на фоне тусклого света показалась черная сгорбленная фигура и каркнула скрипучим старушечьим голосом:

– Кто здесь? Кто это пожаловал в гости к Матери Герде?

– Я, кажется, сбился с пути, – произнес Хольгер. – Не пустишь ли меня на ночлег?

– О, это рыцарь! Молодой и прекрасный рыцарь! Хоть Мать Герда совсем ослепла от старости, но хорошо видит, кто ночью стучит в ее дверь, хорошо видит! Слезай, слезай с коня, славный рыцарь, и располагай всем, что есть у бедной старухи, которая тебе искренне рада. Я так стара, что уже не боюсь греха, хоть и знала другие времена, знала, знала… Но те времена кончились, увы, еще до того, как ты появился на свет, а теперь я стара, одинока и рада любой вести из большого мира, стучащейся ко мне в дверь. Входи, отринь опасенья, входи, прошу тебя. Здесь, на краю света, ты не найдешь другого убежища.

Хольгер протиснулся в дверь. В хижине больше никого не было. Кажется, здесь он мог чувствовать себя в безопасности.

Глава 2

Он сел на табурет возле колченогого тесаного стола. Глаза ел дым, который поднимался к потолку и медленно улетучивался через дыру в крыше. Еще одна дверь вела из комнаты в конюшню, где в стойле уже стоял Папиллон. Земляной пол. В грубом каменном очаге пылает огонь. Когда глаза притерпелись к дыму, Хольгер заметил еще пару табуретов, соломенный тюфяк в углу, хозяйственную утварь, а также большого черного кота, сидящего на бог весть откуда взявшемся здесь красивом и дорогом сундуке. Его немигающие желтые глазищи неотступно следили за Хольгером. Старуха – Мать Герда – мешала какое-то варево в железном котле, висящем над очагом. Седые грязные патлы свисали вдоль морщинистых впалых щек, нос торчал крючком, рот беспрестанно кривился в бессмысленной ухмылке, – она была горбатой, худой и дряхлой, ветхое платье висело на ней, как мешок. Но глаза, ее темные глаза хитро поблескивали.

– Не след, конечно, – заговорила она, – мне, бедной полоумной старухе, доверять тайны или просто-напросто то, о чем лучше бы не болтать первому встречному. Много тут бродит по краю света разного тайного люда – почем я знаю, может быть, ты рыцарь из Фейери, превратившийся в человека, чтобы проверить и наказать меня за болтливый язык? Однако, славный рыцарь, никак не может старуха удержаться, чтобы не спросить, как тебя величать. Нет-нет, не нужно настоящего имени – зачем открывать его старой никчемной нищенке, которая только и может, что молоть языком? Но хоть какое-то имя, чтобы я могла обращаться к тебе согласно приличиям и с надлежащим почтением.

– Хольгер Карлсен.

Она буквально подпрыгнула, едва не опрокинув котел.

– Как? Как ты сказал, славный рыцарь?

В чем дело? Может, его разыскивают? Может, это какая-нибудь дикая окраина Германии? Он нащупал рукоятку стилета, который на всякий случай сунул за пояс.

– Хольгер Карлсен! Что тебя удивляет?

– Ох!.. Н-н-ничего, милостивый господин. – Мать Герда отвела глаза и тут же вновь выстрелила в гостя зорким снайперским взглядом. – Только то, что и Хольгер, и Карл – надо сказать, очень громкие имена, как ты и сам знаешь, однако, если говорить напрямик, я никогда не слыхивала, чтобы один из них был сыном другого, ибо их отцами, как известно, были Пепин Годфред, и… или, точнее, я хотела сказать совсем другое… Конечно, в некотором смысле, король – всегда отец своего вассала и…