Карен Ли Стрит - Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр Страница 4

– Мистер По снова с нами, – объявил доктор.

– Мы уже заметили, доктор Уоллис. Вполне ли вы поправились, мистер По?

Вопрос прозвучал, словно обвинение. Задал его тощий и бледный человек, почти лысый, если не считать двух параллельных прядей, зачесанных на темя, буравивший меня тусклыми глазками. Он был одет в темное, как и я, и держался ханжески.

– Пока еще слаб, мистер Эсквит, – вмешалась жена доктора. – Наш общий долг – помочь мистеру По на пути к выздоровлению.

Мистер Эсквит прищурился и фыркнул:

– Только тот, кто противостоит посланцам сатаны, проследует путем жизни к небесным вратам!

– И наша обязанность – помогать попутчикам на этом пути, – ответила она.

– Истинно так. И всепрощение – дар Господа, – провозгласила женщина средних лет с волосами того же цвета, что и ее серебристо-серое платье. – Мы рады, что вы снова в силах преломить хлеб с нами, мистер По.

– Благодарю вас, мадам. Я ценю вашу сердечную поддержку.

Нервно улыбнувшись своим сотрапезникам, я отметил, что еще один человек пока не высказался относительно моего появления. Это был невысокий мужчина атлетического сложения, в возрасте, вероятно, около тридцати лет, с рыжими волосами и усами, одетый в кричаще-зеленый сюртук, желтый шейный платок и щегольские брюки в широкую ярко-зеленую полоску. Его можно было бы счесть симпатичным, если бы не высокомерие на лице и безвкусный костюм. Он оторвал надменный взгляд зеленых глаз от жены доктора и посмотрел на меня, словно кот, преследующий раненую птичку.

– О, По. Мы действительно счастливы видеть вас снова на ногах. Это гораздо более подобает человеку вашего положения.

Казалось, от его громкого, точно со сцены, голоса кают-компания дрогнула. Выговор же был знаком мне по детским воспоминаниям – мужчина явно был из Вирджинии или откуда-то еще южнее.

– Мистер По, садитесь же. Еду скоро принесут – по крайней мере, мы на это надеемся. Обычно они чертовски медлят с ужином.

Доктор указал на скамью передо мной и, когда я уселся, занял место справа от меня. Его жена изящно поместилась слева.

– Вам выпала честь иметь сиделкой миссис Уоллис. Я даже позавидовал вашему пошатнувшемуся здоровью.

Последние два слова человек в вульгарном зеленом сюртуке произнес с тщательно отмеренной – едва-едва остававшейся в рамках приличия – долей иронии. Миссис Уоллис покраснела. Я ожидал отпора со стороны ее мужа, но он был поглощен разжиганием сигары и, по-видимому, не обратил внимания на слова проходимца.

– И пожалуйста, примите к сведению, что я ничуть не оскорблен вашим критическим отзывом на мое жалкое бумагомарание, – продолжал тот. – Было очень познавательно ознакомиться с мнением профессионального редактора.

Я было почувствовал жар, поднимающийся от шеи к лицу, но меня спасло от конфуза прибытие двух молодых людей, несущих суп, мясо и хлеб.

– Прошу вас, мистер Мэкки, – мягко прервала его жена доктора. – Еда на столе. Настало время для приятной беседы.

Мистер Мэкки кивнул в знак того, что вынужден согласиться с ней, но, вновь встретившись с ним взглядом, я увидел, что глаза его холодны, будто лед. Жалкое бумагомарание… Это были его собственные слова или мои? У меня не сохранилось никаких воспоминаний о нем и тем более – о его произведениях. Наживать себе врага, когда ты заперт на судне посреди океана, по меньшей мере неблагоразумно… Ароматы блюд и запах только что зажженной сигары мистера Уоллиса и без того скверно действовали на мой желудок, а от возникших опасений неприятные ощущения еще усилились.

– Ограничьтесь супом, мистер По, – посоветовал доктор Уоллис из облака дыма. – Вряд ли ваш желудок уже готов принять мясо.

Миссис Уоллис наполнила тарелку крепким бульоном и поставила ее передо мной. Я сумел съесть несколько ложек, но его дразнящий аромат смешивался с дымом сигары и запахом мяса и картофеля, а корабль нырнул вниз и вновь взлетел кверху. Влияние всего этого на мои чувства было немедленным и катастрофическим. Кое-как выбравшись со своего места, я поднялся на ноги и ринулся прочь из кают-компании, не дожидаясь, пока еще пуще опозорюсь перед окружающими. Гулкий хохот безвкусно одетого человека преследовал меня, пока я не выбрался на свежий воздух и не добрался до борта, где и изверг содержимое желудка – к счастью, без свидетелей. Когда волны дурноты оставили меня, я глубоко вдохнул ночной воздух. Как я присоединюсь к моим попутчикам после столь возмутительного бегства? И тут я вспомнил о письме. Я достал листки из кармана и поспешил швырнуть в алчущую бездну, пока мне опять не помешали. Исписанные страницы унеслись во мрак. Как бы хотелось мне, чтобы и мое унижение улетело вместе с ними!

Наконец я отвернулся от бушующих вод, и страх снова охватил меня при виде тени, мелькнувшей на палубе и спрятавшейся в темноте. Не явился ли за мной невзлюбивший меня писатель, чтоб защитить свое творчество каким-нибудь подлым образом? Я стоял в оцепенении, страх крался мурашками вверх и вниз по спине при каждом скрипе и стоне корабля. Да, в столь обессиленном состоянии столкновение определенно не пошло бы мне на пользу.

Но из мрака в очередной раз появились мои спасители – доктор Уоллис с женой.

– Весьма неразумно бродить по кораблю одному в темноте, мистер По, – сказал доктор. – На палубе опасно, здесь слишком скользко от морской воды. Пойдемте, мы проводим вас.

Мои новые друзья взяли меня под руки, отвели в каюту и пожелали спокойной ночи.

Если я надеялся, что уединение поможет мне справиться с моим позором, я ошибался. Среди отсвета свечей и ползучих теней мое самоистязание только усугубилось. В конце концов я взял в руки перо и написал письмо возлюбленной жене, описав дух товарищества среди пассажиров, солнечную погоду и безмятежное море; не забыл упомянуть и о новых рассказах и стихах, которые я написал, проводя время с пользой. Потом я запечатал это порождение буйной фантазии сургучом и оставил его на секретере до тех пор, когда его можно будет отправить домой, в Филадельфию.

Бери-стрит, 27, Лондон

Утро 19 марта 1788 г., среда

Дражайший мой Генри!

Утром я была рада обнаружить вас дома, и, видимо, в полном благополучии, хотя и чрезмерно выпившим накануне, судя по тягости вашего сна. Наша тесная компания была очень озабочена тем, что накануне вы не смогли прибыть в харчевню после вечернего представления. Все время ужина мы ждали вас, но тщетно!

Мисс Коул была заметно раздражена тем, что видела вас за продолжительной беседой с миссис Райт и ее младшей сестрой, мисс Пирс, до сих пор ищущей жертву, за которую ухитрилась бы выскочить замуж. Сестры эти посещают наш театр регулярно, но мисс Коул клялась и божилась, что миссис Райт строит коварные планы на предмет кого-то из «Роялти». Более того, она твердо уверена, что эта леди добивалась именно вашего внимания.

Я, признаться, никак не могла припомнить, кто такая эта миссис Райт, и мисс Коул удостоила меня описанием: «Сама тоща, как мокрая кошка, ножищи – как у слона, а лицо рябое и вытянуто, точно лошадиная морда». Сей экскурс в мир животных мне ничем не помог. Тогда Энни добавила, что данная леди была одета в желтое и синее, а на шее носила ожерелье из крупных голубых камней, оправленных – по крайней мере с виду – в золото. Я тут же поняла, о ком речь. Наряд этой леди отличался отталкивающим сочетанием лазурно-голубого с канареечно-желтым, а уж три ленты по канту, кружевные манжеты и ворот вкупе со старомодным красным поясом делали его просто вульгарным.

Продолжительность вашего флирта с миссис Райт отметил и мистер Бланшар: пока миссис Райт потчевала вас увлекательными историями о канцелярской лавке ее покойного супруга, в которой она проводит вечера, обслуживая покупателей, ее незамужняя сестрица снизошла до светской беседы с ним. Как жаль, что ваш увлекательный разговор состоялся в мое отсутствие!

Кроме этого, мистер Бланшар спас меня от невыносимого конфуза. Если бы не его любезность, мне пришлось бы признаться перед всеми собравшимися, что у меня в кармане не хватит денег, чтобы расплатиться за ужин. Разумеется, я заверила его, что завтра же вы возместите его расходы полностью. Уверена, вас не затруднит сочинить для мистера Бланшара впечатляющую историю, объясняющую ваше отсутствие за ужином, а также позаботиться о том, чтобы достоинство мое не пострадало.

Ваша законная жена

Элизабет.

Бери-стрит, 27, Лондон

21 марта 1788 г., пятница

Дорогая моя Элизабет!

Пожалуйста, простите мне задержку с ответом, но я только сейчас обнаружил ваше письмо – на полке, под бутылкой джина. Если бы не жажда, я мог бы вовсе не найти его!

Во первых строках моего письма выражаю глубочайшее сожаление о том, что не смог сопровождать вас в харчевню во вторник вечером. Но страхи прочь! – ваша репутация нимало не пострадала в глазах мистера Бланшара. Он был весьма расстроен моим рассказом о том, как у выхода из театра ко мне в карман залез вор. Когда же я крикнул: «Держи его!», тот отвесил мне такую затрещину, что я был совершенно оглушен и, опасаясь рухнуть без чувств посреди улицы, поспешил направиться домой. Кроме того, мистер Бланшар любезно согласился принять возмещение стоимости вашего ужина после того, как в театре нашем выдадут жалованье.