Джо Хилл - Страна Рождества Страница 6

Она протащила байк через задний двор по желтеющей траве, на игровой площадке; она уже здесь больше не играла — так что цепи качелей давно покрылись ржавчиной. Пацанка бросила «Роли» на подъездной дорожке и вошла в дом. Ей хотелось добраться до спальни, хотелось лечь и отдохнуть. Но, услышав из кухни звук открывающейся алюминиевой банки, она свернула с намеченного курса, чтобы посмотреть — кто и что пьет.

Отец стоял спиной к двери, держа в одной руке банку пива «Штро». Другую руку он держал возли струи холодной воды, поочередно подставляя костяшки пальцев.

Вик не знала, как долго она отсутствовала. Часы на тостере вечно показывали всякую ерунду. На них непрерывно мигало 12:00, как будто их только что перезапустили. Свет был выключен, так что кухня здорово смотрелась в предвечерних сумерках.

— Пап, — спросила она усталым голосом, который сама едва узнала. — Сколько сейчас времени?

Он взглянул на тостер и встрянул головой.

— Провалиться мне, если я знаю. Минут пять назад был скачок напряжения. По-моему, вся улица… — начал было оправдываться он, но затем, взглянув на дочь, вопросительно приподнял брови. — В чем дело? Ты в порядке? — Он закрыл воду и взял тряпку, чтобы вытереть руку. — Выглядишь бледной.

Она рассмеялась, но как-то напряженно и невесело.

— Пит сказал то же самое. — Ее голос как будто доносся издалека — с противоположного въезда в длинный туннель.

— Какой еще Пит?

— Пит из Хэмптон-Бич.

— Вик?

— Я в порядке. — Она попыталась сглотнуть и не смогла. Ей ужасно хотелось пить, хотя она не подозревала об этом, пока не увидела отца с холодным напитком в руке. На мгновение закрыв глаза, она представила запотевший стакан охлажденного розового грейпфрутового сока. Этот образ вызвал болезненное ощущение жажды каждой клеточки тела. — Просто пить хочется. У нас есть сок?

— Прости, малышка. В холодильнике шаром покати. Мама в лавку еще не ходила.

— Она прилегла?

— Не знаю, — ответил он, не добавив вслух: «И знать не хочу», хотя эта фраза отчетливо слышалась в интонации его голоса.

— Вот, — сказала Вик, сняла браслет с запястья и положила на кухонный стол. — Когда выйдет из комнаты, скажи ей, что я нашла браслет.

Он захлопнул дверцу холодильника и оглянулся. Скользнул взглядом по браслету и снова посмотрел на дочь.

— Где?..

— В машине. Между сиденьями.

В кухне потемнело, словно солнце скрылось за огромным темным облаком. Вик покачнулась. Отец коснулся ее лица тыльной стороной ладони, той, в которой держал банку пива. Костяшки пальцев он обо что-то ободрал.

— Боже, да ты вся горишь, Пацанка. Эй, Линн?!

— Я в порядке, — произнесла Вик. — Просто хочу прилечь на минутку.

Она не имела в виду, что хочет прилечь прямо там, прямо тогда. Она собиралась пойти к себе в комнату и растянуться под своим восхитительным новым плакатом с Дэвидом Хассельхоффом, но ноги у нее подкосились, и она начала падать. Отец опередил ее. Прежде, чем она рухнула на пол, он подхватил Вик одной рукой под ноги, а другой — под спину, он вынес ее в коридор.

— Линн?! — снова выкрикнул Крис МакКуин.

Линда вышла из спальни, прижимая к углу рта мокрую махровую салфетку. Ее темно-рыжие волосы были растрепаны и напоминали перья, а глаза оставались полуприкрыты, словно она только что проснулась. Когда Линда увидела Пацанку на руках у мужа, взгляд ее стал более сосредоточенным.

Она встретила их у двери в спальню Вик. Тонкими пальцами она смахнула волосы с лица Вик и приложила руку к ее лбу. Ладонь у матери была холодной и гладкой, и от ее прикосновения девочка содрогнулась, одновременно ощущая и тошноту, и удовольствие. Ее родители больше не сердились друг на друга; если бы Пацанка знала, что для их примирения ей надо всего лишь вызвать у себя тошноту, она не стала бы гонять через мост в поисках браслета. Ей просто следовало сунуть себе палец поглубже в рот.

— Что с ней случилось?

— Сознание потеряла, — сказал Крис.

— Ничего я не теряла, — возразила Пацанка.

— У нее температура под сто градусов[18], она падает с ног, но продолжает со мной спорить, — с явным восхищением отметил отец.

Мать опустила мокрую тряпку, которую прижимала к углу рта.

— Тепловой удар. Три часа провела в машине, потом сразу же запрыгнула на велосипед и умчалась со двора. Солнцезащитным кремом не намазалась и весь день ничего не пила, кроме того паршивого молочного коктейля в «Террисе».

— В «Террисе» его называют фраппе, — сказала Вик и подметила: — Мам, ты поранила себе рот.

Мать лизнула уголок припухших губ.

— Сейчас принесу воды и ибупрофен[19]. Нам обеим пойдет на пользу.

— Прихвати с кухни свой браслет, — сказал Крис. — Он лежит на столе.

Линда успела сделать два шага, прежде чем до нее дошли слова мужа. Она оглянулась. Крис МакКуин стоял в дверях в комнату Вик, держа ее на руках. Вик видела над своей кроватью Дэвида Хассельхоффа, который улыбался ей и выглядел так, словно ему едва удавалось подавить желание подмигнуть: Классно управилась, малышка.

— Он был в машине, — объяснил Крис. — Это Пацанка его нашла.

Вик спит.

Ее сны напоминали бессвязное мелькание стоп-кадров: противогаз на цементном полу, лежащая на обочине дороги мертвая собака с размозженной головой, лес из высоких сосен, увешанных слепыми белыми ангелами.

Последний образ был самым ярким и загадочно пугающим. Темные шестидесятифутовые деревья раскачивались на ветру, словно язычники в трансе во время обряда; ангелы же мерцали и проблескивали сквозь их одежды из ветвей. Вик стало страшно, она хотела закричать и даже попыталась, но не смогла выдавить из себя ни звука. Ее завалило удушающей лавиной теней и огромной горой мягкой, душной ветоши. Она упорно продиралась наружу, отчаянно толкаясь, молотя руками по всему вокруг со всей возможной злостью, вкладывая в это все свои силы, всю жилистость, пока вдруг не поняла, что сидит в кровати, а вся ее одежда насквозь пропиталась потом. Отец сидел на краю матраса рядом с ней и держал за запястья.

— Вик, — сказал он. — Вик. Успокойся. Ты меня только что так огрела, что чуть башку не свернула. Уймись. Это я, папа.

— Ой, — пискнула Пацанка

Отец отпустил ее запястья, и она уронила руки на одеяло.

— Прости.

Он взял себя за челюсть большим и указательным пальцами и подвигал туда-сюда.

— Сойдет. Заслужил, наверное.

— Чем это?

— Не знаю. Чем угодно. Никто не без греха.

Она подалась вперед, поцеловала его в небритый подбородок и улыбнулась.

— Жар спал, — отметил отец. — Теперь тебе лучше?

Она пожала плечами, полагая, что чувствует себя хорошо, раз уж смогла вылезти из-под огромной кучи черных одеял и убраться подальше от этого пригрезившегося леса зловещих рождественских сосен.

— Здорово тебя скрутило, — он покачал головой. — Тебе бы услышать, что говорила.

— И что я говорила?

— Например, кричала, что летучие мыши вылетают из моста, — сказал он. — Думаю, ты имела в виду колокольню.

— Да. То есть… То есть нет. Нет, я, наверно, имела в виду мост. — Вик на мгновение забыла о «Коротком пути». — Пап, а что случилось с мостом?

— С мостом?

— Ну, с «Коротким путем». С тем старым крытым мостом. Он буквально исчез.

— А! — вспомнил отец. — Я слышал, что какой-то тупой сукин сын пытался проехать по нему на своей машине и погнал напролом. Сам убился и почти весь мост обрушил. Останки, естественно, демонтировали. Вот почему я говорил тебе и шагу не делать на этот чертов мост. Его надо было разобрать еще лет двадцать назад.

Она содрогнулась.

— Посмотрела бы на себя, — улыбнулся отец. — Просто цуцик какой-то.

Она вспомнила свой бредовый сон о собаке с размозженной головой, и все вокруг сначала стало ярким, а потом потускнело. Когда в глазах у нее прояснилось, отец держал у ее груди резиновое ведерко.

— Если захочешь откашляться или потребуется стошнить, — сказал он, — постарайся сделать это в ведро. Господи, никогда больше не поведу тебя в этот поганый «Террис».

Она одновременно вспомнила и мерзкий запах пота, и липкие ленты, покрытые мертвыми насекомыми, и… ее вырвало.

Отец унес ведро с блевотиной и вернулся со стаканом ледяной воды.

Она выпила половину стакана за три глотка. Вода была такой холодной, что у нее начался очередной приступ дрожи. Крис опять укутал ее одеялами и, положив ей на плечо руку, сел рядом, дожидаясь, когда она согреется. Он не двигался и ничего не говорил. Но как же с ним было спокойно и надежно! Его присутствие подействовало как успокоительное средство, и почти сразу Вик ощутила, что сползает в сон… или, возможно, в какое-то новое приключение. Закрыв глаза, она поняла, что вновь сидит на байке: легко и стремительно несется сквозь темноту и безмятежное спокойствие.