Нил Стивенсон - Взлет и падение ДОДО Страница 9

– Отрубить им голову! – воскликнула я.

Тристану уже надоело читать статью, и он начал искать Оду в своем сверхсекретном аналоге «Гугла».

– История довольно старая, Стоукс, – заметил он, не отрывая глаз от экрана. – И даже не вполне достоверная. Выбрось ее из головы. – Он продолжал читать. – Погоди. Этот тип работал еще и в ДАРПА, занимался там…

– Что такое ДАРПА? – спросила я.

Тристан был шокирован.

– Ого, – протянул он почти задумчиво. – Ого. Ты правда не в курсе?

– Я занимаюсь изучением мертвых языков. Поэтому ты меня и нанял. С какой стати мне быть в курсе твоей профессиональной области. Как у тебя с сербохорватским? Что ты думаешь о связи оскского и марруцинского?

Кажется, моя горячность его позабавила.

– Не думал, что ты язва, Стоукс. Ладно. ДАРПА. Управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны.

– А. Стелс-бомбардировщики. Это где придумывают новые способы убивать людей.

– Там много что придумали, – спокойно ответил Тристан. – Не только оружие. Технологию ночного видения, GPS-спутники. Уж наверно, живя в Бостоне, научаешься ценить GPS-навигатор.

– У меня велосипед, – ответила я свысока. – Я читаю карты. И не нуждаюсь, чтобы Большой брат говорил мне, куда ехать.

Тристан сразу протрезвел.

– Если ты собираешься наезжать на меня с антиправительственными штучками, то ничего не выйдет. Первое, что ты про меня узнала: я работаю на правительство, а второе, что я окончил Вест-Пойнт. Завязывай с этим делом.

Я слегка опешила от такой внезапной отповеди и примиряюще вскинула руки.

– Ладно. ДАРПА.

– И даже после вынужденного ухода из МТИ он продолжал делать серьезную работу – для них.

– В ней участвовали коты?

– Засекречено. Но я о том, что обвинения в старческой деменции беспочвенны. Он выдал стоящую работу еще… – Тристан домотал страницу донизу, – четыре года назад.

– В заявке на патент говорилось что-то о глушении вражеских разведывательных устройств.

– Когда ДАРПА платит тебе зарплату, – сказал Тристан, – все, что ты делаешь, связано с национальной обороной. Фрэнк Ода пытался создать оборонную технологию на основе той интересующей нас науки. Но… заявку отвергли.

– А что, по-твоему, означает эта строчка… – Я отмотала статью в «Клаксоне» назад. – «Подопытный экземпляр должен содержать живую, активную мозговую ткань».

– Как-то связано с принципом работы ОДЕКа, наверное.

– Меня это немного смущает.

– Может быть, стоит спросить его самого.

Тристан что-то напечатал на компьютере. Потом глаза у него расширились, как всегда от приятного изумления.

– Стоукс. Он по-прежнему здесь. Совсем рядом, в Кембридже.

– Очень удобно. Адрес?

Вместо ответа Тристан развернул ко мне экран с гугл-картой.

Я чуть не подавилась сааг паниром.

– Два шага по Массачусетс-авеню от моего дома! Туда пешком от силы полчаса!

Тристан ухмыльнулся и сунул руку в карман.

– А позвонить еще быстрее. – Он набрал на телефоне номер с экрана. Когда пошли гудки, Тристан ухмыльнулся и подмигнул мне, словно ребенок, которому сейчас вручат приз за разгаданную загадку. Я улыбнулась в ответ.

Однако время шло, улыбка Тристана меркла. Наконец он дал отбой.

– Не берет трубку. – Он укоризненно глянул на телефон. – Даже автоответчика нет. Странно. Они сейчас у всех.

– Может, он технофоб.

– Профессор МТИ, пытавшийся запатентовать революционное изобретение?

– Его подняли на смех, – возразила я. – Он оскорбился до глубины души и стал технофобом.

– Перерыв на ланч закончен, – объявил Тристан, вставая и беря свой свитшот с эмблемой «Янкиз». – Мы отправляемся в гости.

Дом стоял в ряду зданий, выстроенных, судя по виду, в конце девятнадцатого века, но выделялся среди них, как отец-пилигрим на банкете в Белом доме. Простой, трехэтажный, с двускатной крышей, он был старше их по меньшей мере на сотню лет. Садик затмевал все соседние. Здесь было множество цветов, зелени и декоративных кустов, высаженных с той минималистической экономностью, какую мы привыкли видеть в японском ландшафтном дизайне.

Мы позвонили. Открыла пожилая женщина. Не японка, европейского вида. И даже коренная американка белого протестантского типа во всем, включая то, как она нас встретила.

– Ребекка Ист, я полагаю, – обратился к ней Тристан, протягивая руку.

– Ребекка Ист-Ода, – поправила она. На восьмом десятке, черные с проседью волосы уложены в пучок, свитер от Лоры Эшли – живое воплощение той особой породы новоанглийских конгрегационалистов, в которой холодный аристократизм сочетается с крестьянской закалкой. Такая женщина вежливо предложит вам валить в жопу, и вы отвалите, как миленькие, просто чтобы ее не огорчать.

По счастью, она не выразила свое пожелание словесно. Тристан объяснил, что мы хотим поговорить с профессором о его проекте времен МТИ. Ребекка с явной неуверенностью поджала губы.

– Это важно, – сказал Тристан.

– Фрэнк не любит говорить о работе с тех пор, как ушел на пенсию, – ответила она.

– Мы много времени не отнимем, и он будет рад нашему визиту, – возразил Тристан.

Ребекка смерила его подозрительным взглядом.

– Фрэнк сейчас отдыхает. Попробуйте заглянуть завтра.

Тристан открыл было рот, но я стиснула ему руку, вонзила ногти в запястье и заговорила:

– Прошу извинить нашу грубость, но мы были бы чрезвычайно вам признательны, если бы Ода-сэнсэй рассмотрел возможность уделить нам немного времени.

Ребекка некоторое время с осторожным интересом изучала мое лицо, затем метнула взгляд на Тристана – словно проверяя, заметил ли он, что она отвечает мне, а не ему, – и сказала:

– Я посмотрю, проснулся ли он.

Как только она ушла в дом, я повернулась к Тристану:

– Когда говоришь по-японски, с подобострастностью переборщить невозможно.

– Она не японка, – буркнул он.

– Я просто дала понять, что знакома с культурой ее мужа. – Словами не выразить, как мне было приятно, что я для разнообразия оказалась более компетентной. – А это означает, что мы будем держаться почтительно, а ей это важно, иначе она бы не отшила тебя с порога.

– Женщины все так усложняют, – с притворным отчаянием заметил Тристан.

– Если ты собираешься наезжать на меня с сексистскими штучками, то ничего не выйдет, – парировала я. – Первое, что ты про меня узнал: я женщина. Завязывай с этим делом.

– Стоукс, ты норм, – сказал он и взъерошил мне волосы, будто младшей сестренке.

Я оттолкнула его руку. Прежде чем выяснение отношений перешло в более активную стадию, на лестнице застучали деревянные башмаки – Ребекка Ист-Ода спускалась к нам.

В которой мы знакомимся с доктором Одой. И его женой

Она провела нас в дом, где чуть заметно пахло старым деревом и старой шерстью – я всегда воображала, что так пахли викторианские дома в викторианскую эпоху, пока недавно не выяснила горькую правду: на самом деле по крайней мере здесь, в Лондоне, они воняют китовым жиром, пачулями (их вплетают в женские шали, чтобы моль не съела ткань по пути из Индии), засорившейся канализацией. Теперь я убеждена, что тут все ходят в церковь ради ладана.

Но вернемся к нашей истории: Ребекка провела нас в комнату справа, где когда-то была парадная столовая, а теперь располагался кабинет ее мужа. Раздвижные окна впускали много света; книжные шкафы занимали обе дальние стены, оставляя место лишь для камина. На полках теснились кипы бумаг, журналы и скоросшиватели без какой-либо различимой на глаз системы. Доктор Фрэнк Ода, поджарый и бодрый японо-американский джентльмен с внешностью рассеянного ученого, сидел за столом, развернутым в сторону улицы. Ребекка представила нас и предложила чаю тоном, в котором явственно читалось: лучше бы мы ушли раньше, чем закипит чайник. Тристан с его полной социальной глухотой ответил: «Спасибо, да».

Профессор с улыбкой указал нам на гарвардские стулья перед его столом, поспешно убрав с одного потрепанные томики – «Анну Каренину» и «Геометрические перспективы теории калибровочной инвариантности» (под ред. д-ра Фрэнка Оды). Мы сели, и Тристан немедленно начал излагать, что мы пытаемся сделать (не упоминая, зачем это нам) и как наткнулись в интернете на его отвергнутую патентную заявку. Лицо у профессора Оды стало задумчивым.

– Чтобы не изобретать велосипед, мы решили обратиться к вам – может быть, вы расскажете нам о своем устройстве и почему оно работало или не работало.

Ода глянул на него оценивающе.

– Вы же не из ДАРПА?

– Нет, – быстро заверила я. – Это совершенно другой проект. Я – лингвист.

Последние слова должны были продемонстрировать всю меру нашей безобидности.

Ода, нахмурясь, покачал головой.