Александра Лисина - Темные времена. Хозяин

Александра Лисина

Темные времена. Хозяин

Пролог

Он снова был в душном подвале. Неподвижной куклой лежал на грубо сколоченном столе и мертвым взглядом смотрел на низкий каменный потолок. Он понятия не имел, сколько времени провел в этом жутком подземелье. Не видел ничего, кроме повисшего над головой крохотного магического светильника. Не помнил, кто он и откуда, но точно знал, что все еще жив, и был уверен, что это ненадолго.

Он не был привязан, нет. На него не накинули цепи, не заковали в колодки, только набросили сверху сеть охраняющих заклятий, тем самым полностью обездвижив.

Его кожа была щедро покрыта кровавыми разводами. Дышалось с трудом, но не потому, что воздух в подвале был насквозь пропитан запахом крови, а оттого, что на грудь невыносимой тяжестью давило изящное эльфийское кольцо с крупным зеленым камнем посередине.

Если бы он мог приподнять голову, то непременно узнал бы один из родовых перстней темных эльфов: грозно оскалившийся дракон, держащий в пасти потрясающей чистоты изумруд, был действительно уникальным. Но он не мог видеть. И не мог знать. Просто чувствовал, как чуют порой дикие звери, что в этом перстне таилась огромная мощь.

А затем левую лодыжку ухватили чьи-то железные пальцы, и немилосердная боль вспыхнула с новой силой.

– Осталось совсем недолго, – довольно промурлыкал откуда-то сбоку мелодичный голос. – Видишь, как мало нужно, чтобы ты перестала кричать и не мешала мне закончить? Надеюсь, ты оценишь мою доброту, девочка: я поранился ради тебя и не спал целые сутки, лишь бы ты изменилась.

По истерзанной лодыжке скользнуло несколько горячих струек, кожу снова обожгло огнем, а затем жар расползся дальше, охватывая бедро, живот, спину… Все тело невольно содрогнулось в агонии, но палач не обратил внимания.

Казалось, запах крови пропитал душный воздух насквозь. Он сделал его густым, вязким и вгрызался в кожу почти так же остро, как делал это эльфийский клинок. Этот запах был отвратительным, но до боли настойчивым. Он медленно убивал, просачиваясь через каждую пору. Почти обжигал, как жгла сейчас старательно льющаяся сверху кровь – эльфийская кровь, которую безжалостно втирали в еще свежие раны и старательно смешивали с человеческой.

По неподвижной детской щеке медленно скатилась одинокая слеза.

– Не волнуйся, девочка, – преувеличенно ласково сказал эльф, погладив разметавшиеся по столу каштановые вихры. – Как только все закончится, я позволю тебе забыть этот день. И сестру, и того сопляка, которого найдут еще не скоро. Никто не узнает, отчего он умер. Как никто не поймет твоей новой сути. Для них ты умрешь, дитя. Исчезнешь. И я позабочусь, чтобы прошлое тебе не мешало. Ты не вспомнишь ничего, кроме того, что обязана мне жизнью. И того, что я твой новый хозяин. Ты станешь моим лучшим творением за три долгих века поисков. Единственной из всех, кому удалось выжить. И всего через десять лет сможешь стать такой… Об этом ты и мечтать не могла…

Горящие торжеством зеленые глаза на мгновение зажмурились.

– Не бойся боли, девочка: скоро она уйдет, и ты никогда не вспомнишь про ее укусы. Не бойся уз, потому что через них я передал тебе очень многое: свою память, знания, опыт и даже больше. Я отдал тебе часть себя. Свое сердце, душу… потому что хочу, чтобы моя раса продолжала жить. И именно ты дашь ей новое будущее. Ты принесешь нам надежду и поможешь избавиться от гнойной язвы под названием человечество… Я подарил тебе прекрасную защиту, закрыл от всего, даже от собственной семьи. Разумеется, отец придет в ярость, когда я назову тебя своей парой, а братец снова попытается меня убить, но у него не останется шансов, потому что ты станешь лучше его ненависти. И сильнее его воли. Я дам тебе силу покорять. Сделаю нечувствительной к любой магии… Кроме своей, разумеется. Никто не посмеет тебя коснуться, просто взглянуть и остаться прежним, потому что твое новое тело станет другим. Ты будешь покорять, сводить с ума, ты будешь заставлять убивать ради одного твоего вздоха. Ни одно существо не сумеет дать тебе отпор, потому что, дитя, я сделал тебя совершенной. Моя женщина. Моя игрушка. Мое личное оружие…

Темный эльф мечтательно улыбнулся и сжал в руках окровавленное лезвие.

– Они говорили, что я сошел с ума. Считали, что у меня не получится, и утверждали, что люди не способны подняться выше смерти… Но теперь у меня есть ты, и они больше не смогут возражать. Мой шедевр, моя надежда, мое будущее. Да, я мог бы просто нанести руны на твою кожу, дитя. Мог бы порезать тебе запястья. Мог бы не накладывать уз и не делиться с тобой воспоминаниями. Я мог бы взять любую женщину своей расы и сделать ее первой… Но мне не нужна непокорная эльфийка, которая станет бесплодной через несколько жалких десятилетий. Я не хочу искать кого-то, кто будет желать меня так же, как ты. Поэтому, девочка, я создал тебя. И готов подождать до тех пор, пока руны не изменят тебя окончательно. Поверь, очень скоро линии расправятся и оденут тебя неповторимым брачным покровом. Раны заживут, потому что я не стал бы уродовать тело, к которому намереваюсь прикасаться. Но я хочу каждый день видеть его красоту и гармонию. Каждый раз убеждаться, что другого такого нет. Всегда знать, что это – моя работа. И восхищаться ею как роскошной картиной в священных залах Иллаэра…

Зеленые глаза куда-то исчезли, но теперь он хорошо знал, что скоро вернется боль. Даже нет, не так, она усилится, а запах крови станет настолько невыносимым, что захочется умереть, лишь бы никогда его больше не чувствовать.

«Кажется, я ненавижу этот запах, – думал он. – Я никогда не смогу его забыть. Как не смогу забыть эти страшные глаза и сильные руки, что раз за разом заносят серебристый клинок и без всякой жалости вонзают его в мое тело. Я ненавижу тебя, темный. Ненавижу так, как никого и никогда раньше. Ненавижу твое лицо, в котором нет даже толики сострадания. Твои длинные пальцы, что так спокойно режут кожу. Я ненавижу твой смех. Твои косы и проклятый перстень, что не дает мне вздохнуть. Я ненавижу каждый час, что ты терзал мою сестру. Каждый миг, что ты находишься рядом. А еще я ненавижу твои воспоминания…. Твой мягкий голос, который так подробно описал мое будущее. И ненавижу даже себя – за то, что вызвал твой интерес. За то, что за эти сутки мне пришлось умереть сотни раз, но так и не дождаться забвения. Да, я ненавижу тебя, эльф! Весь твой проклятый род, твою память, твое темное сердце! Но особенно я ненавижу твои глаза… безумные, пронзительные глаза, в которых никогда не было жалости, которым чуждо понимание, которые никогда не умели сочувствовать… Мертвые глаза бессмертного, который потерял душу.

– Будь… ты… проклят… – неслышно шепнули губы. Тихо, как последний вздох. Неуловимо, на грани безумия. По ту сторону медленно уходящей жизни. – Будь проклят!

Эльф вздрогнул и неверяще обернулся, позабыв довести безупречно ровную линию до конца.

Она была последней, самой сложной и требовала от него полного сосредоточения, потому что одна-единственная ошибка могла испортить весь кропотливый многочасовой труд. Расширившимися глазами он уставился на детскую руку, что вдруг сумела оторваться от столешницы и дрожащими пальцами сняла с груди тяжелый перстень. А вместе с ним завладела и могуществом.

Во взгляде темного промелькнуло непонимание, когда окровавленные пальцы мстительно впились в источник его бессмертия. А затем до него неожиданно дошло, что обездвиживающие чары почему-то исчезли. Как и то, что искаженное мукой лицо незаметно для него уже изменилось, а в глубине неистово горящих глаз зародилось нечто, чего он совсем не ждал.

По крайней мере, не ждал так рано.

– Будь ты проклят! – четко выговорили белые от ненависти губы.

Маленькая рука со всего маха ударила перстень об острые кромки стола, и эльф снова вздрогнул, увидев, как покрывается мелкой сеточкой трещин зачарованный изумруд. Этого не могло быть… не здесь, не сейчас! Но каким-то образом человеческому детенышу удалось повредить напоенный древней магией камень! А вместе с ним заставить дрогнуть бессмертное, внезапно ставшее уязвимым сердце и воспламенить щедро разлитую в подвале их общую кровь.

Она вспыхнула везде, куда успели упасть тягучие капли. На полу, на стенах, на потолке, даже на запоздало отшатнувшемся палаче. Правда, не тем изумрудным огнем, какое бывает от проклятия умирающего мага, а ровным, необычайно насыщенным янтарным пламенем, что призвал тот, кому еще не придумали названия, – человек, в котором текла теперь кровь темного чародея.

Родовой изумруд обреченно хрустнул, теряя силу, и почти сразу погас, возвещая об окончании долгой жизни бессмертного. Одновременно с этим исчез тусклый свет под потолком, а полыхнувший огонь мгновенно перекинулся на эльфа, его руки, лицо, туловище. И палач пронзительно взвыл, заметавшись по каменному мешку, но в панике позабыв, что чары не пропускают наружу ни единого звука.