Серебряный змей в корнях сосны – 3 - Сора Наумова Страница 10

– А я думаю, кто тут орет, как пьяная макака? – раздался со второго этажа насмешливый голос Мацумото. Он стоял наверху лестницы и с любопытством посматривал на них двоих. – Неужели ты уже нашел мне замену, Куматани-кун?

– Не говори ерунды, лучше помоги, – попросил Кента.

– Мое колено все еще не в порядке, едва ли я могу рисковать им, тягая такую тушу по ступеням.

– Сам ты ту… ша, – с запинкой ответил Мадока Джун и попытался выпрямиться, но тело уже не слушалось. – Ты вообще кто, девка или парень?

Хизаши гордо вскинул голову и, разворачиваясь, махнул рукой.

– Макака она макака и есть.

Кента тяжко вздохнул под весом Мадоки. Он не был толстым, скорее плотно сбитым, коренастым и плечистым, но пьяная неповоротливость увеличивала вес вдвое. На выручку поспешил хозяин, и, несмотря на протесты, они смогли довести юношу до комнаты. И едва он повалился на футон, как мгновенно захрапел.

– Благодарю вас, юный господин, – склонился в поклоне хозяин. – Танака Кадзуки перед вами в долгу.

– Я не сделал ничего такого.

– Вы гость и не обязаны вмешиваться. Это позор для меня.

Кента неловко улыбнулся.

– Просто забудем. Уверен, наутро этот человек извинится за доставленные вам неудобства.

– Вы съезжаете завтра?

– Все верно, – ответил Кента.

– Прошу вас, господин, задержитесь еще на одну ночь за счет заведения. Следующим вечером у нас будет фестиваль Блуждающих огней, многие специально приезжают, чтобы посмотреть на него.

Кента с сожалением покачал головой.

– Увы, я должен закончить то, ради чего покинул дом.

Танака не стал настаивать, и вскоре Кента снова был в их с Мацумото комнате, сам Хизаши еще не спал, а стоял возле раздвинутых оконных перегородок. Воздух, проникающий с улицы, был холодным, но таким приятно свежим и почему-то пах недавно выпавшим снегом.

– Фестиваль Ониби[17], – протянул Хизаши задумчиво. – Я о нем слышал. Мы много потеряем, если уйдем, не дождавшись начала.

– Тогда ты слышал, что я ответил господину Танаке.

– Слышал, но мне интересно, что ты ответишь мне.

Кента встал рядом, подставляя лицо прохладе. Рёкан был высоким, и отсюда над темными покрывалами крыш виднелся строгий силуэт горы Тэнсэй. Огни на ее склонах погасли, наверное, всех учеников уже отправили спать.

– Дзисин неспроста называется величайшей из трех великих, – издалека начал Хизаши. Достав веер, он раскрыл его и принялся медленно обмахиваться. Он был странным, этот Мацумото Хизаши, хотя бы еще и потому, что при входе в город его правый глаз стал обычным, карим, но длинная челка почти всегда прятала его в тени, будто стесняясь. Несложно было сообразить – в городе Мацумото скрывал свою сущность особенно тщательно, видимо, опасаясь опытных взглядов оммёдзи, наверняка нередко спускающихся со своей горы.

Одно только смущало Кенту – почему же тогда он так ясно видит сквозь его обманную личину?

Он потер запястье под двойной ниткой гладких агатовых бусин, совершенно перестав слушать, и от Хизаши это не укрылось.

– Твоя душа полна сомнений, друг мой, – сказал он, глядя сверху вниз, и его губы то и дело скрывались за белым полотном веера. – Не спорь, что лишний день на отдых и раздумья не помешает. Здесь есть почтовая станция, можешь отправить домой весточку, если переживаешь.

– Ты говорил про Дзисин, – напомнил Кента.

– Верно. Дзисин. Что ж, их девиз, как известно, звучит следующим образом: «Рука тверда – и меч не дрогнет». Люди обращаются к ним за помощью в разы чаще, чем в другие школы, потому как не доверяют Кёкан и трепещут перед Фусин. – Он усмехнулся и перевел взгляд на гору вдали. – Таким образом, дзисинцы больше экзорцисты, чем простые оммёдзи, а работы у экзорциста всегда хватит. Потому у них в таком почете меч и умение им владеть. Они – самураи среди оммёдзи.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – прямо спросил Кента. – Если пытаешься уговорить остаться и пойти в Дзисин, то это бесполезно. Я принял решение и не намерен его менять.

– Разумеется. Но ведь на фестиваль мы посмотрим, да?

Кента не удержался от улыбки.

– А ты никогда не сдаешься? – спросил он беззлобно.

Хизаши чуть приподнял уголки губ вместо ответа.

* * *

В итоге на следующее утро Кента вместо поисков скрытой дороги в школу Кёкан был вынужден с Мацумото Хизаши гулять по улицам и посещать различные лавки. Унизительное безденежье по первости заставляло злиться и спорить, но постепенно, ближе к обеду, он смог уговорить себя, что новая одежда – темно-серые хакама, зеленовато-коричневое, почти под цвет глаз, кимоно из тонкой, но теплой шерсти и накидка-хаори – куплена ему в долг, который он непременно отдаст. К тому же, насмотревшись на прохожих, Кента убедился в правоте своего спутника – даже простые лоточники здесь выглядели лучше.

Хизаши, напротив, в средствах не стеснялся и привел Кенту перекусить в идзакаю, где заказал много разнообразной и дорогой еды. Тут уж Кенте стало любопытно, и он ел не торопясь, вникая во вкусовые оттенки и пытаясь разобраться, как именно приготовлено то или иное блюдо. Ему нравилось помогать матери на кухне.

– Итак, – протянул Хизаши, опираясь подбородком о переплетенные в замок пальцы, – с чего же ты вдруг решил, что тебе нужно становиться учеником оммёдзи?

– Я вижу ёкаев, – просто сообщил Кента, без задней мысли, однако при взгляде на Хизаши сообразил, что мог его разозлить. Все же до сих пор оставалось загадкой, какие цели он преследует и кем на самом деле является. – И могу с ними общаться.

– Вот, значит, как. Это не настолько уж редкое явление, чтобы из-за него отправиться в такое дальнее путешествие, прости уж, не имея при этом никакой подготовки. Что же стало настоящей причиной?

Кента перестал есть и с сожалением отложил палочки.

– Не имеет значения. Это мое решение, и оно таково. Лучше скажи сам, откуда держишь путь? Вряд ли издалека, ведь твоя одежда выглядит новой, а обувь не подходит для дальней дороги. Ты говоришь, что тебя ограбили, но у тебя более чем достаточно денег. Что же разбойники тогда украли?

Хизаши довольно сощурился.

– Прекрасно! Ты идеально вписался бы в ряды Дзисин.

– Не начинай.

– Может, у меня украли нечто гораздо более ценное?

– Ты нес с собой императорскую яшму[18]? – пошутил Кента.

– Еще ценнее, – загадочно ответил Хизаши, и его глаза больше не сверкали ехидством, а губы не кривила улыбка.

Кента решил, что если не хочет сам говорить лишнего,