Дуглас Брайан - Воин из пророчества Страница 11

Темнея лицом, Саниязи шипел:

— Просто ты завидуешь мне, Шлока.

— Было бы чему завидовать! — смеялся Шлока. — Я свободный человек. Даже если завтра я заслужу немилость раджи, я все равно останусь самим собой, и у меня будут моя свобода, мои мысли, мои джунгли, моя лошадь… — А большего мне и не требуется. Но что останется от тебя, Саниязи, если вынуть тебя из твоего парчового халата?

Тот хмурился и — Шлока ясно видел это — мысленно клялся устроить своему противнику тяжелую жизнь.

Не поворачиваясь к вошедшему, раджа Авенир произнес:

— Говори.

Шлока хранил молчание. Ни одно слово, самое требовательное и резкое, не выразило бы его желания более определенно, нежели это молчание. Никто не двигался с места, но Шлока, несмотря на приказание раджи, продолжал безмолвствовать. И тогда звездочет встал и, отчетливо печатая шаги, покинул комнату.

Раджа медленно повернул голову и глянул на неподвижного Шлоку.

— Ты обидел преданного мне человека, Шлока. Теперь ты можешь наконец говорить? Я слушаю тебя.

Шлока не опустил взора:

— Досточтимый раджа, твои враги напали на караван, который вез к тебе твою будущую жену…

— Знаю! — оборвал раджа Авенир. — Знаю! Та, которую я должен был объявить перед всеми возлюбленной супругой, матерью наследника, — погибла, и вместе с нею… вместе с нею…

Его лицо почернело от горя, темные круги залегли под глазами, глубокие скорбные складки протянулись вдоль рта.

— Мне уже сообщили, что все убиты! — Словно поднимая неимоверную тяжесть, выговорил он эти слова. — Все убиты, все… И моя жена, и мой сын…

Раджа замолчал, боясь, что голос его оборвется.

И тогда Шлока еле слышно проговорил:

— Мне удалось спасти его…

Вихрем раджа вскочил на ноги, но не к Шлоке бросился он, а прочь от него, к стене, как будто увидел нечто, насмерть его перепугавшее. Холодное дыхание судьбы обожгло лицо Авенира. Как может мудрец оставаться таким спокойным, таким бесчувственным? Он, оказавшийся в самом центре страшной бури, он, предвидевший грозу и переживший ее…

Одна только мысль о близости богов, о свершении великой судьбы страшила робкого книгочея Авенира. Он отшатнулся от Шлоки, как от самого страшного своего врага, прижался спиной к каменной стене, чувствуя лопатками надежную опору, тяжело задышал.

— Ты его спас? Ты спас моего сына, Шлока? Но как тебе удалось это?

— Тише.

Медленно, очень медленно Шлока приблизился к владыке и, откинув полу халата, показал ему спящего мальчика. Не веря глазам, раджа протянул к младенцу руки, взял его, прижал к груди. Мальчик вздохнул во сне. Наклонив лицо, отец вдохнул чистый запах его кожи. Темные волоски на темечке слиплись от пота, но и от них пахло молоком.

— Как отблагодарить тебя, Шлока? — подняв глаза, полные слез, прошептал раджа. — Чем? Золотом, серебром, драгоценными камнями? Скажи!

Шлока качнул головой и ответил ему так же, как недавно — Аурангзебу:

— Я привык путешествовать налегке, владыка.

У Шлоки не было одной мудрости для врагов и другой — для друзей; он не привык разделять себя на половинки.

Раджа не мог принять отказа от человека, оказавшего ему бесценную услугу, и Шлока хорошо знал об этом. Он даже знал, как распорядится своим правом на награду — у него имелось время хорошенько поразмыслить над этим.

Раджа Авенир еще раз взглянул на спасенного сына и молвил:

— Я не могу отпустить тебя просто так, Щлока. Тебе не нужно золото и драгоценные камни — но что тогда? Проси о чем хочешь, и я исполню любую твою просьбу. Клянусь тебе в этом!

Шлока все медлил с ответом. Испытующе рассматривал раджу, словно пытаясь проникнуть в самые глубины его души. Искренен ли сейчас раджа Авенир? Действительно ли готов исполнить любую просьбу своего мудреца? Или это просто красные слова, обычные в вежливом разговоре? Некоторые владыки именно так и поступают: сперва — «проси о чем хочешь», а потом — «но только не об этом, и не об этом, и не об этом…»

Наконец раджа встретился с ним глазами, и Шлока увидел в них такую горячую благодарность, такую глубокую искренность, что понял: сейчас этому человеку можно сказать все.

И тогда Шлока ответил:

— Повелитель, отдай мне своего сына.

Темная волна пробежала по лицу раджи Авенира, он прикусил губу и лишь в последний момент удержался от гневных слов. Промолчал.

— Ты позволил мне выбрать для себя награду, — повторил Шлока настойчиво. — И я выбрал. Я хочу твоего сына, раджа.

— Как у тебя язык повернулся сказать мне такое, мудрец? — очень тихо, очень медленно произнес раджа Авенир.

Пока слово не сказано — оно твой раб; вышло наружу — ты ему рабски служишь. И Шлока стал уклоняться от этого служения.

— Твои враги не знают о том, что твой сын жив, владыка. Но когда узнают — они не успокоются, пока не убьют его.

Но отец все не хотел сдаваться.

— Где же он будет в большей безопасности, Шлока, как не в моем дворце? Я сумею защитить его… Я — его отец, мне подвластен еще Патампур и окрестные селения, и у меня — если на то будет воля богов — скоро появятся надежные союзники. Я хочу сам воспитывать моего сына. Здесь, в моем дворце, он проведет самые счастливые годы жизни. Здесь нет предателей!

Он задохнулся от горячего желания видеть, как будет расти и мужать его мальчик. От желания, которому не суждено будет сбыться.

И Шлока безжалостно остудил пыл отцовской любви.

— Но ведь кто-то из твоего окружения сообщил Аурангзебу о караване, — спокойно указал Шлока. — Разумеется, у раджи Аураигзеба имеются сильные жрецы, ясновидцы и предсказатели. Но ни один из них не смог бы прочитать все символы правильно, не будь у них союзника среди твоих людей. Даже духам нужно открывать дорогу! Будь все твои люди предания тебе, чужие духи не смогли бы проникнуть в твои мысли, в твои планы, в комнаты твоего жилища!

И тогда Шлока увидел, как сломался раджа Авенир. Долго еще медлил он, удерживая ребенка на руках, не в силах расстаться с драгоценной ношей. И наконец, после долгих колебаний, протянул младенца Шлоке. Ни единого слова больше не произнес раджа, ни единым взглядом не проводил своего сына.

Догадываясь о том, что происходит сейчас в душе раджи, Шлока вновь закутал ребенка полой своего халата и бесшумно ушел — растворился на улицах Патампура, как будто никогда и не было его во дворце.

Глава третья

Осиротевший лисенок

Несколько лет об Шлоке не было ни слуху ни духу: растворился в степи. Такой человек, как Шлока, найдет где скрыться от излишне любопытных глаз. Если не захочет, чтобы видели его, — никто его и не увидит.

И все эти годы рос рядом с мудрецом маленький мальчик, не знавший ни родителей, ни других воспитателей. Долгое время лишь одного человека и знал он — Шлоку, и думал, что они с учителем — единственные люди в мире, а все прочие живые существа, что окружают их в джунглях, — животные, насекомые, птицы. Они по-своему разумны и даже обладают речью, но все же далеко не так мудры, как Шлока.

Мальчик слушал голос учителя, запоминал его слова — даже если малышу казалось, что мечтами он витает где-то далеко. Шлока нарочно не позволял себе вспоминать о том, что на руках у него маленький ребенок. Он разговаривал со своим воспитанником как со взрослым мужчиной — всегда, с самых ранних лет.

Мало уберечь его от вражеских сабель. Мало выучить воинскому искусству и премудростям верховой езды. Следовало приложить всю свою мудрость для того, чтобы постоянно чувствовать горящую в этом ребенке искру и своим воспитанием не затушить, но раздуть ее, сделать необоримо сильной.

Однажды мальчик принес в хижину, где они жили, скрываясь от всех, лисенка.

— Что это, Траванкор? — удивился Шлока, видя, как его воспитанник ласкает зверька и играет с ним, позволяя тому покусывать себя за руки. — Ты обзавелся другом?

— Я нашел его у разоренной норы, — сказал Траванкор, опуская лисенка на землю. Зверек тотчас побежал по хижине, вынюхивая, нет ли чем поживиться. — Его мать погибла. Он тыкался в нее носом, но она не могла ни накормить его, ни защитить. И другие щенки тоже погибли.

— Что ж, пусть растет с нами, — согласился Шлока.

Траванкор приблизился к учителю вплотную, уставился на него горящими глазами.

— У всех живых существ есть мать! — сказал мальчик.

Шлока молчал. Ждал, пока его воспитанник выговорится до конца.

— Не думаю, чтобы человек так сильно отличался от животных, — продолжал мальчик. — Поверь мне, учитель, я много времени проводил за размышлениями, как ты и велел.

— Я велел тебе размышлять о том, что все живые существа имеют мать? — деланно удивился Шлока. Он догадывался, о чем хочет спросить его Траванкор.

— Ты велел рассматривать всякую мысль, всякое наблюдение, покуда оно не станет для меня совершенно ясным. Ты приказал мне проникать в суть вещей и явлений. Разве не так? — настаивал Траванкор.