Дуглас Брайан - Воин из пророчества Страница 12

Вместе они вернулись к каравану; Шлока подъехал к белой повозке, где находились мать и дитя, и никто не решился возразить чужаку и указать ему на другое место.

Постепенно холмы стали выше и как будто сблизились, травяной покров на них расползся, точно ветхая ткань разошлась, растянутая сильными руками, и на поверхность вышла скала; караван постепенно втягивался в ущелье.

Небо над головой сделалось узким, потемнело: там, в сгустке небесной вышины, собиралась гроза.

Отдаленный гром раскатился над плоскогорьем обрушился в ущелье и там затих. На миг повисла тишина, и вдруг ее разорвало громкое, отчаянное ржание коня: прилетевшая из тьмы стрела вонзилась ему в горло.

Вместе с накатывающейся грозой пришел, гремя по вершинам скал, конский топот, и стрелы посыпались на караван одна за другой. Засада, о которой предупреждал Шлока, ждала здесь, в ущелье.

— Берегитесь!

Пронзительный крик прорезал шум начавшейся битвы.

Первая из телег остановилась; вторая, налетев на первую, накренилась и так застыла; третья, четвертая… караван прекратил движение. Воины вырвались вперед, пешие сдвинули щиты, готовясь отразить атаку, конные поскакали навстречу врагу.

Конники Шраддхи хлынули в ущелье, и, опережая всадников, летел их яростный визг, вселяющий в души ужас. Впереди всех скакал Шраддха с обнаженной саблей в руке. Тонкая косичка торчала из-под его шлема, в глазах горело бешенство. Повелитель Калимегдана, любимец Кали, раджа Аурангзеб приказал своему верному воину сорвать с неба новую звезду и растоптать ее копытами боевого коня, погасить ее страшный блеск прежде, чем он разгорится… Что удержит руку Шраддхи? Не страх перед десятком охранников, не стыд — зарубить женщину и младенца… Нет такой силы, которая остановила бы его.

— Окружить! — кричал Шраддха на скаку своим людям. — Окружайте их! Окружайте!

Для этого набега Шраддха взял с собой самых лучших воинов, и в их числе — киммерийца Конана. Простым солдатам незачем знать испитую цель нападения на караван. Такие вещи предназначены лишь для ушей повелителя и тех, кого он соблаговолит приблизить к себе.

— Наши враги повезут большую казну в Патампур, — сообщил Шраддха киммерийцу. — Эти деньги должны быть отбиты и доставлены в Калимегдан.

Синие глаза варвара блеснули. Он не стал вдаваться в подробности. Например, Конан не спросил, кому на самом деле принадлежит казна, которую они намерены отбить. Не являются ли эти сокровища, в частности, законной собственностью владыки Патампура?

Нет, подобных вопросов Конан не задавал, и Шраддха сразу оценил понятливость киммерийца. Некоторые владыки очень нуждаются в деньгах. И чем мощнее владыка, тем острее бывает его нужда в средствах. Не говоря уж о тех раджах, которые — как ни подыскивай другое определение, — остаются выскочками, захватившими трон.

Улыбаясь в свете грозы, Конан пробирался к одной из телег. Шраддха подивился интуиции варвара: по всей вероятности, именно на этой телеге везли сундук с сокровищами и монетами. Должно быть, киммерийцу и прежде доводилось участвовать в подобных набегах. Что ж, тем лучше.

Лошади, запряженные в повозки, шарахались, бессмысленно толкали друг друга. Повозки, наезжая одна на другую, трещали, ломались, падали. Становилось все темнее. Первые молнии прорезали небо, и снова гром настиг людей, точно неизбежное возмездие.

Безумие боя, запертого в тесных границах ущелья, охватило караван. Люди разили и падали. Всадники Шраддхи, точно свалившиеся на караван с небес, казались неодолимыми. Крики, многократно умноженные высокими каменными стенами, летели сразу со всех сторон, умножая панику. Одни только верблюды стояли неподвижно и глядели в одну им ведомую даль, поверх суетящихся голов и гибнущих повозок.

Шраддха отчетливо видел свою цель. При каждой новой вспышке молнии она становилась все ближе — белая повозка, трепещущий хрупкий навес над хрупкой жизнью, подвешенной сейчас на тонкой нити. Осталось малое: перерубить эту нить одним верным ударом сабли.

Но рядом с повозкой, не отходя от нее ни на шаг, находился Шлока. Он не мог попросить у начальника каравана, чтобы ему отдали ребенка, чтобы мудрец мог ускакать с младенцем подальше от битвы. Тот, кто лично отвечал за жизнь и безопасность отпрыска раджи, ни за что не согласился бы передать драгоценную ношу в чужие руки, в руки незнакомца. Не мог Шлока и силой забрать дитя, покуда оставалась надежда отбиться от врагов и сохранить жизнь его матери. Поэтому Шлока сделал то единственное, что мог еще сделать: просто оставался рядом.

Мудрец казался безоружным, хотя на самом деле это было не так: простой палкой, которая оказалась у него в руках, он отбивал одно нападение за другим. Выбитые из седла, оглушенные, с разбитыми головами, всадники один за другим валились на землю; ни один не смог даже коснуться белого полотнища.

Чередование тьмы и мгновенного света от вспышек молний не мешало мудрецу, не слепи-его глаз: ни разу не дрогнула его рука. И всякий раз, когда загорался над ущельем зловещий свет небесного гнева, Шлока видел, что Шраддха приблизился к повозке еще на несколько шагов.

Нельзя больше медлить, надежды нет — пора!

Склонившись с седла, Шлока откинул полог и, на миг ослепленный круглым, как луна, женским лицом, выхватил младенца из колыбели. Размотавшееся одеяло потянулось за ним, не желая разлуки, и Шлока подобрал и его. Упала белая завеса, навсегда отгородив мать от избранного сына. Недолго ласкали его материнские руки! До трех, если не до семи лет мечталось ей оставаться при мальчике, смотреть, как он растет, мужает, как проступает сквозь мягкость детских черт сходство с отцом, как крепкими становятся маленькие ладошки… Все это отсекло мгновенное движение чужой руки. Полог закрылся; одна судьба завершилась, другая только началась.

Прижимая сверток к груди, Шлока развернул коня и, сливаясь с темнотой, помчался сквозь битву. Ночь надвигалась, принося с собой самое лучшее укрытие для беглеца; тяжелый ее покров давил на головы и плечи, заставлял ниже клониться к гриве коня.

Редкие сполохи озаряли побоище. Шраддха был уже возле самого белого шатра…

Шлока не оглядывался. Чувствуя в левой руке биение маленькой драгоценной жизни, он гнал коня в темноту, прочь из ущелья, и мрак небытия окутывал обоих всадников, и мудрого, и несмышленого…

…Шраддха не чувствовал усталости. Охранники каравана один за другим падали под резкими взмахами его сабли. Ему мнилось — ни единого удара не нанес он впустую: всякий раз, когда клинок опускался, он встречал на своем пути податливую человечью плоть.