По серебряному следу. Дворец из стекла - Корнелия Функе Страница 12

– Хочешь верь, хочешь нет, но в Нихоне я проездом. – Второй ольховый эльф выглядел значительно моложе. Одет он был на западный манер, а голос был так же красив, как и лицо. – Я еду на плантацию. Там идеальный климат для интересующих меня растений. Но ты прав. У моего визита очень даже есть повод. Остальные беспокоятся, что ты, в очередной раз оправдывая свое имя, собираешься развязать большую войну. Они просили передать тебе, что хотели бы спокойно вернуться в старый мир.

В очередной раз оправдывая свое имя. Значит, старший – Воин. Он разглядывал более молодого с нескрываемой неприязнью. И нет, он не был похож на надежного союзника.

– Я вот, честно, задаюсь вопросом, как тебе раз за разом удается сделать так, что остальные выбирают тебя своим представителем, – сказал Воин. – Не настолько же они глупы, чтобы доверять тебе. Если все, и ты в том числе, не заметили – в этом мире война уже идет, и только мне решать, буду я в ней участвовать или нет.

Собеседник одарил Воина такой снисходительной улыбкой, что лицо у того побагровело от гнева.

– Я передам. Но вот еще что. За последние недели было срублено несколько серебряных ольх, и наши несчастные собратья не успели освободиться из древесного заключения. Аполло высказал подозрение, что это ты таким образом избавляешься от давних врагов.

На этот раз Воин смотрел на более молодого эльфа с нескрываемой насмешкой:

– Срубленные серебряные о́льхи… Уверен, что ты осведомлен об этом не меньше моего, верно?

Его собеседник, взяв стоящую перед ним чашку, пригубил из нее.

– Не понимаю, о чем ты. Но раз мы говорим о старинных врагах… – Сделав глоток, он заговорщицки улыбнулся старшему. – Что насчет Тосиро́? Думаю, ты тоже предпочел бы, чтобы он не возвращался?

– Мои големы вырубили все о́льхи в его прежних угодьях. Тосиро не вернется.

– А если его не было в угодьях, когда накладывалось проклятие?

– Игрок – пессимист? Это что-то новенькое.

Нет. Лиска прижалась грудью к прохладной земле. Сердце лисицы колотилось так, что она, казалось, вот-вот задохнется от собственного сердцебиения. Наверное, она ослышалась. Зачем Шестнадцатой врать про вражду Игрока с Воином? Потому что она его творение, Лиса! Но Шестнадцатая не лгала. Двое сидящих там были врагами. Их неприязнь друг к другу ощущалась так же явственно, как гуляющий по саду ветерок.

– У тебя гораздо больше оснований бояться Тосиро, чем у меня. – Воин потер тыльную сторону ладони. Лисе померещилось на ней пятнышко древесной коры. – В конце концов, тебе он обязан тем, что феи считали его предателем, который помог нам обойти их единорогов.

– Как же мне было устоять? Тосиро так подходил на роль козла отпущения. – Похоже, это воспоминание доставляло Игроку удовольствие. – Просто нелепо, до чего они разобиделись на нас из-за пары краденых бочек озерной воды, но в конечном счете сами себя наказали. Не были бы так одержимы местью, коротали бы остаток вечности со своими смертными возлюбленными, но нет. Ох уж эти феи с их проклятиями…

– Если я правильно помню, они были убеждены, что зеркала, которые ты сделал из их воды, однажды разрушат оба мира.

Игрок смахнул с плеча увядший цветок.

– Ну и? Это случилось? Ничто так не утомляет, как невежественные древние пророчества. Мы…

Резко умолкнув, он во все глаза уставился на подпорхнувшего к столу черного мотылька. Воин ударил по нему веером, но попал только по своей чашке. Глазурованная глина разлетелась на куски, и старая служанка, подбежав, вытерла со столешницы горячий чай.

Внутри у Лисы что-то тихо зашелестело. Это звук струящейся воды, и Лиске почудился аромат лилий, цветущих на озерах фей.

Игрок огляделся вокруг, но куст хризантем скрывал от него Лису.

– Долго еще нас будет нервировать вид мотылька? – Воин раздраженно швырнул веер на стол. – У меня до сих пор чешется кожа, на руках время от времени даже нарастает кора. Не ты ли говорил, что займешься этими неприятными последствиями?

– Мне много чем приходится заниматься. Нас не было здесь восемьсот лет. В другом мире мы затеяли кое-какие дела и теперь продолжаем вести их здесь. Ведь и у тебя не один театр военных действий, я прав?

Игрок встал.

Лиса боялась дышать, когда он подошел к кусту, под которым она сидела, сжавшись. Нынче пеку, завтра пиво варю, у королевы первенца отберу. Ей чудилось, будто он, запустив руку ей в душу, вырывает из нее любовь к Джекобу и поглощает ее, как сочный плод, причмокивая от удовольствия безупречной формы губами. Сердце ее полнилось тем беспомощным сплавом ярости и ненависти, какой пробуждал в ней своими побоями отчим. Тогда избавиться от собственной ненависти и побоев ей удалось, только сбежав. Может, Джекоб все-таки прав и бегство от Игрока их единственный шанс?!

Обернувшись, ольховый эльф посмотрел в сторону ведущей сверху в сад лестницы. По ступеням спускалась молодая женщина. На Кларе было платье из тех, что богатые дамы шьют на заказ в Лютеции или Виенне. Оно было явно не из другого мира – в отличие от нее самой.

Игрок пошел ей навстречу. Она улыбнулась ему, как улыбаются близким людям. Он помог Кларе на последних ступенях и поцеловал ей руку.

– Продолжим нашу беседу позже, – сказал он Воину. – Я обещал Кларе показать твой сад. А еще я ожидаю посетительницу. Надеюсь, ты не против, если она придет через твое зеркало?

Поднявшись, Воин одернул золотое кимоно:

– Разумеется. Мое зеркало – твое зеркало, хоть я и не любитель твоих созданий. Любое чудовище предпочту твоим тварям из серебра и стекла.

Клара вопросительно взглянула на Игрока. Тот подал ей руку.

– О, эта посетительница всего лишь одна давняя знакомая, – сказал он. – Не сомневаюсь, что моя гостья, – улыбнулся он Кларе, – знает ее по сказкам своего детства.

Служанка унесла чашки, и Воин повел Игрока с Кларой по тщательно расчищенным дорожкам сада. Что Клара здесь делает?

Лиса пряталась под хризантемами до тех пор, пока все трое не исчезли за дверью в конце сада. И пока сердце ее наконец не забилось спокойнее.

Уиллу больше не нужно зеркало Воина.

Игрока и Клару они нашли.

9

Гурасу

Хозяйка постоялого двора с ними почти не разговаривала. Похоже, чужаки не вызывали у нее особой симпатии. Ее постояльцы спали в одной комнате на соломенных циновках, которые свет, падающий сквозь стены из рисовой бумаги, покрывал бледными квадратами. На вопрос Хидео, не может ли она предоставить Уиллу с женой отдельную комнату, она сначала лишь качнула головой, но потом отделила раздвижной ширмой небольшую часть спальни и принесла им две циновки и низкий столик для чая. Уиллу нравились скудно меблированные дома Нихона. Складывалось ощущение, будто их жители заботились