Роберт Говард - Огненный нож [= Кинжалы Джезма] Страница 12

После Великого потрясения культ возродился. В Стигии, Косте, Ахероне и Заморе появились наши секты. Окутанные тайной, они скрывались от людей, так что те зачастую и не подозревали об их существовании. Но за тысячелетия связи между сектами сильно ослабли, и, предоставленные сами себе, они утеряли былое могущество.

Были дни, когда Невидимые направляли ход развития целых империй. Они не командовали армиями — их оружием был яд, пламя и кинжал с лезвием, как огненный язык. По воле Магистра сынов Джезма одетые в алое посланцы Смерти отправлялись во все концы света — и умирали цари в Луксуре, в Пуантене, в Кутшеме и в Дагоне. А я — наследник великого Магистра сынов Джезма Тутамона. Того, чье имя заставляло трепетать сердца повсюду! — Глаза говорившего сверкнули в полумраке фанатичным огнем. — Всю свою молодость я мечтал о возрождении величия братства, в тайну которого был посвящен еще ребенком. И вот, благодаря золоту моих приисков мечта осуществилась. Я, Вирата из Козалы, стал Магистром сынов Джезма — первым Великим магистром за последние пять веков!

Убеждения Невидимых тверже гранита. Одну за другой я прибирал к рукам разрозненные секты зугитов, джилитов, эрликитов и джезудитов, кропотливо сплетая из тонких нитей стальной канат. Мои посланники проникали в самые отдаленные уголки земли и везде находили приверженцев братства — в битком набитых городах и в дремучих лесах, в бесплодных горах и в мертвом молчании пустынь. Не сразу, постепенно, община росла, и не только благодаря объединению сподвижников, но и за счет тех отчаявшихся, кто, разуверившись в других учениях, вступал в ряды сынов Джезма. Перед его священным огнем все равны. Среди моих сторонников есть почитатели Гуллы и Сета, Митры и Деркето, Иштар и Юна.

Десять лет назад вместе со своими сподвижниками я пришел в этот город: вместо домов — груды камней, каналы забиты камнями, на месте садов — колючие заросли. Горцы обходили плато стороной — они боялись потусторонних сил, которые, по их словам, обитали в городских развалинах. Понадобилось шесть лет, чтобы отстроить город заново. Это был нелегкий труд, и на него ушла большая часть моих сокровищ — ведь работать приходилось втайне, и все материалы завозили издалека, что было нелегким, а подчас и опасным делом. Грузы доставляли из Иранистана: сначала по старому караванному пути на юге страны, в горах сворачивали в скрытую расселину и, наконец, по древней тропе, прорезавшей западный склон, поднимали на плато. Затем по моему приказу тропу уничтожили. И вот, после долгих лет, я смог увидеть Джанайдар в его былом великолепии… Смотри!

Магистр поднялся с трона и кивнул, приглашая следовать за собой, — черные гиганты не отставали от него ни на шаг. Они прошли в альков, скрытый за тяжелыми гобеленом, и очутились перед выходом на небольшой, в узорной решетке балкон. С балкона открывался вид на чудесный сад, обнесенный стеной высотой футов пятнадцать, почти невидимой за сплетением ползучих растений. Необычный, пьянящий аромат поднимался от деревьев, кустов, цветов и фонтанов с серебряными журчащими струями. Конан увидел женщин, гуляющих меж деревьев, — легкие, полупрозрачные одежды из шелка и бархата едва скрывали наготу их стройных гибких тел. Судя по тонким чертам, большей частью они были из Вендии, Иранистана и Шема. Мужчины, словно опьяненные наркотиком, лежали на подушках под деревьями. Откуда-то доносилась негромкая, томная музыка.

— Это Райский сад, каким он был еще во времена до Потрясения. — Вирата, закрыв балконную дверь, вернулся в тронный зал. — За преданную службу воину дают выпить сока красного лотоса. Проснувшись в этом саду и увидев подле себя прекраснейших в мире женщин — покорных, готовых утолить его желания, — он начинает думать, что и в самом деле угодил живым на Небеса, куда, как внушают жрецы, попадают все, кто отдал жизнь за своего повелителя. — Козаланец чуть растянул губы в усмешке. — Я знаю, что такой «рай» тебе пришелся бы не по вкусу, потому и показал его. Немного правды тебе не повредит. Если Тигр за тебя не поручится, правда умрет вместе с тобой, в противном случае ты узнаешь не больше, чем любой сын Великой Горы.

В моей империи ты можешь подняться высоко. Дай время — и я стану могущественным, как мой великий предок. Шесть лет я копил силы и лишь потом начал борьбу. Последние четыре года, как и в далеком прошлом, мои посланники вновь обращаются к отравленным кинжалам; непобедимые и неподкупные, не знающие иного закона, кроме моей воли, они скорее умрут, но выполнят приказ.

— Чего же ты добиваешься?

— Неужели еще не понял? — голос магистра упал до шепота, глаза расширились, в них засветились огоньки безумия.

— Пожалуй, — проворчал Конан. — Но предпочел бы услышать от тебя самого.

— Я хочу править миром! Отсюда, из Джанайдара, я буду вершить его судьбу! Цари на своих тронах превратятся в жалких марионеток, подвешенных на ниточках. Ослушники умрут. И наступит день, когда никто не осмелится пойти против моей воли. Мне будет принадлежать власть! Власть! Это — высшая цель!

Конан мысленно сравнил хвастливые притязания магистра на абсолютную власть с положением в братстве таинственного Тигра, с мнением которого тот вынужден был считаться. Похоже, влияние магистра было далеко не безгранично.

— Где девушка — Нанайя? — спросил Конан. — Твои шабатийцы, убив Гаттуса, схватили ее и увели с собой.

Вирата чуть переиграл, изображая удивление.

— Не понимаю, о ком ты, — ответил он. — Они не приводили пленников.

Магистр, конечно же, солгал, но настаивать было бессмысленно. Конан насторожился: непонятно, почему джезмит не хочет признать, что знает о девушке?

Магистр вторично сделал знак, негр вновь ударил в гонг, и вновь вошел согнувшийся в поклоне Хазан.

— Хазан проводит тебя, — сказал Вирата. — Туда же, в комнату, принесут еду и питье. Ты не арестован — стражи не будет. Но я просил бы тебя не покидать своих покоев без охраны. Мои люди относятся к чужакам с недоверием, а поскольку ты пока не состоишь в братстве, то… — Магистр вдруг замолчал и многозначительно посмотрел на киммерийца.

4. Звон мечей

Вслед за невозмутимым стигийцем Конан покинул тронный зал, прошел между двумя рядами сверкавших золотом и серебром стражников и из широкого парадного коридора свернул в боковой, поуже. Вскоре слуга ввел его в комнату со сводчатым потолком в украшениях из слоновой кости и сандалового дерева. Единственная тяжелая дверь была сколочена из тиковых досок, обшитых листами меди. Окон в комнате не было, свет и воздух проникали в нее через отверстия в потолке. На стенах во множестве висели гобелены с замысловатыми рисунками, шаги скрадывали богатые ковры, в которых нога утопала по щиколотку.