Лев Вершинин - Доспехи бога Страница 13

Дылда прав: это конец ему, Рыжему.

Коронованному, Повелевающему, и прочая, и прочая…

Ну-ка, Временно Вечный, слазь! Вышло твое время.

Император тряхнул медной шевелюрой, отгоняя мрачную картинку. Подергал герб за цепочку.

– Лодрин молод, — задумчиво сказал он. — И не женат.

– К тому же сверх меры увлекается охотой на зупыря, — кивнул эрр Каданги.

Несколько мгновений оба молчали.

Рыжий и Дылда с детских лет умели понимать друг друга.

– Наш возлюбленный магистр и так не слаб, — аккуратно подбирая слова, начал владыка. — А когда его хилоумный племянник станет дан-Баэлем…

– Ты сам подписал этот закон, — напомнил Ллиэль.

Император поднял брови:

– Который?

– Закон о наследовании знатнейшим, — пояснил дан-Каданга.

– Но я…

– Знаю! У тебя не было выхода. Пусть даже так. И что теперь? Обе старшие сестры Лодрина замужем за мелочью, спасибо твоему батюшке, успел… но если юнец породнится через младшую с магистром — считай, Баэль уже под задницей у Ордена.

– Ой ли? — хмуро сказал владыка.

– Опять хочешь убедить себя, что на твой век хватит? — усмехнулся Дылда. — Не трудись. Не хватит.

Сиятельнейший друг его детства вдруг запоздало осерчал:

– Но у меня действительно не было выхода! И я не думал…

– Ты и не должен думать, — вздохнул гость. — На то я у тебя есть. Ты бы слушал меня, дурака, хоть иногда. Подписал, подписал; а что ты подписываешь? Ты ведь уже и указ о собственной казни готов подмахнуть, не глядя, нет?

Император смерил его ледяным взглядом:

– Светлых тебе в зубы! Думай, что говоришь! И кому…

Ллиэль, нимало не устрашенный, только отмахнулся.

– Хочешь остаток жизни в славословиях скоротать — гони меня в шею и зови своих… пятколизов. Они тебе расскажут, как ты мудр, как прав, усиливая сильных, обогащая богатых, жалуя все новые и новые блага своим зажравшимся эррам…

– А сам-то ты кто? — заметил владыка, быстро остывая.

Дан-Каданга снова вздохнул:

– Я урод в Семерке. Вместо того чтобы возглавить успешный мятеж, пользуясь императорским доверием, и стать королем Каданги, на что, кстати, имею полное право, я по-прежнему гоняю ядовитых ящериц от одного богоподобного идиота…

Император вздрогнул, вообразив Дылду-мятежника, — этот мятеж действительно был бы обречен на успех! Ллиэль — холодный логик и прирожденный лидер с детства. «Мне и вправду повезло, что он — друг», — подумал Рыжий, вспоминая, как Дылда, старший на целых три года, опекал его во всех детских — а затем и не очень детских — авантюрах, как выгораживал перед отцом, беря на себя все мыслимые и немыслимые вины, как отпаивал собственноручно изготовленными отварами, выгоняя яд птицы коору, в чье гнездо они лазили за радужными яйцами, — об этом так никто и не узнал…

Опека Дылды и сейчас — тайна для всех. Даже безъязыкий евнух не знает, что за дама поднялась сегодня на верхний ярус императорского шатра…

А мятеж… Дылда не ошибается. Будет мятеж. И не сносить ему, Рыжему, медноволосой головы…

Ишь как Шестеро силенки-то собирают! Землицу к землице, арбалет к арбалету; и, уж верно, у каждого в заветном сундучке приготовлена королевская корона…

За каждым словом императорским следят, за каждым чихом; красавиц своих родовитых в высочайшую спальню наперебой заталкивают; улыбнешься кому сверх положенного — сразу вой: Владыка, мол, фаворита назначил, права наши эррские попрал, гнева Вечного не боясь… Чтобы со старым другом встретиться, вон какой маскарад разводить надо: выбор, переодевание… Аудиенции — строго по расписанию, указы — из-под пера советников, эррами купленных-перекупленных — и слова в тех указах изменить не позволяют!..

И это — жизнь Владыки Империи? Тьфу!

Богоравный оторвал наконец многострадальный герб дан-Баэлей от письма и так свирепо на него глянул, что дан-Каданга расхохотался:

– Тебе на шаамаш-шур сейчас — всех бы загрыз! Начиная с магистра.

Владыка помрачнел.

– На исходе второй луны обещали собраться. Все. Кроме магистра.

– Надо же! — прицокнул языком Ллиэль. — Всего-то девять лет ты их зовешь — и вот опять пообещали… Все как всегда. Не приехали еще, не собрались даже в путь, но хоть посулили — и то хлеб! Или ты уже все нужные им законы подписал? Они ж у тебя такие послушные, только по закону хотят Рыжика скушать, чтоб все знали: не бунтуют они, а свое, кровное отвоевывают, вот и указ, покойным Императором дарованный…

– Не зли меня, Дылда! — заскрипел зубами Рыжий. — Чего ты хочешь? Гвардию двинуть? Куда? На Баэль, на Орден? Тут-то все и слетятся, и сожрут меня, ко всем Светлым, с потрохами…

– Ну-ну, высочайший, зачем же так? — спокойно ответил тот. — Владыка не должен быть бичом и карой своим подданным. Владыка должен быть им отцом родным и от напастей защитником.

– Каким отцом?! От каких напастей?!

– Родным. А насчет напастей — особый разговор…

Император сразу понизил голос:

– Ты что-то придумал?

Дан-Каданга кивнул.

– Ну?

– Опять нукаешь? — прищурился эрр.

– Дылда!

– Ладно, слушай. Что тебе нужно? Во-первых, напомнить, что ты имеешь верховное право — верховное! — и на бесхозные поместья, вплоть до провинций, и, между прочим, на осиротевших девиц.

– Баэль? — шепотом спросил владыка.

– Да. Цепь надо рвать по самому слабому звену. Земли не бедные, в казне не помешают.

– А с козявкой что я буду делать? — уже совсем по-хозяйски осведомился Рыжий.

– А козявку ты, добрейший, будешь отечески опекать и замуж выдавать.

– За кого?

– За достойного, разумеется.

– Кто же достоин, кроме тебя?

– И то правда — шестнадцатый год вдовею. — Блестящие выпуклые очи Дылды подернулись поволокой. — Да и остепениться пора, не к лицу императорскому тестю за каждой юбкой бегать…

– Да уж, папенька, попрошу вас быть умереннее…

Они дурачились, словно не было никакой угрозы и все, о чем говорили до этого, было шуткой или рассчитанным спектаклем; впрочем, Дылда и впрямь подумывал о женитьбе, а Рыжему давно приглянулась его дочь, пятнадцатилетняя тростинка удивительно скромного нрава; говорено было об этом несчетное число раз — и всегда друзья веселились с самым серьезным видом, как когда-то, в детстве, деловито обсуждая разнообразные фантастические темы…

Император согнал с лица улыбку. Беззаботный дух давних дней растаял.

– Не видать мне, батюшка, жены как своих ушей до шаамаш-шура, — уныло напомнил он. — Сам знаешь: закон запрещает. Не мой закон! древний… И шаамаш-шура, похоже, не видать…