Роберт Говард - Багряная цитадель Страница 13

Внезапно до ушей сражающихся донеслось многоголосье боевого клича, разнесшегося по равнине. Защитники Шамара открыли ворота и кинулись в отчаянную атаку на почти брошенный вражеский лагерь, рубя охрану, поджигая и валя осадные башни. И эта капля переполнила чашу.

Армия союзников прекратила свое существование, ища спасения в паническом бегстве. Пытаясь уйти от беспощадных преследователей, они кинулись к кораблям, но перепуганные зажигательными стрелами экипажи подняли якоря и отвели флотилию к противоположному берегу. Часть бегущих успели выскочить на мостик из лодок, но горожане перерубили канаты, и лодки понесло течением. Битва превращалась в резню. Захватчики гибли на побережье или тонули под тяжестью доспехов. Ранее они не давали пощады врагам и теперь не рассчитывали на подобное по отношению к себе. Поле покрылось трупами от подножья холмов до круч Тибора, а вода окрасилась кровью.

Около двух тысяч рыцарей пошли с Конаном на юг, и едва пятьсот из них пережило битву под Шамаром, чтобы гордиться шрамами, а лучников и копьеносцев осталось еще меньше. Но среди горстки перебравшихся через лодки — среди них был Тсотха-ланти, несшийся, как ветер, на большом, странного вида коне. Ни одна лошадь не могла сравниться с ним в скорости. Давя копытами кого попало, жрец выскочил на тот берег. Оглянувшись, маг увидел летящего за ним черного всадника; лодки уже начали дрейфовать, но Конан пришпорил коня и вынудил его прыгать с лодки на лодку. Тсотха было начал говорить заклинание, но заржавший от напряжения вороной в последнем отчаянном усилии достиг берега. Маг повернул странного коня и понесся прочь, а за ним — размахивающий мечом Конан.

И так неслись они — охотник и добыча — и не мог вороной ни на фут приблизиться к беглецу, хотя и напрягал до пределов выносливости каждый нерв. Солнце клонилось к закату, шум битвы стихал за плечами.

Неожиданно на горизонте показалась точка, постепенно превращающаяся в большого орла, упавшего на шею коня Тсотха-ланти. Перепуганный зверь заржал, встал на дыбы и сбросил всадника.

Тсотха вскочил и повернулся к подъезжающему Конану. Глаза его неестественно блестели, а лицо казалось дикой маской бешенства. В каждой ладони жрец сжимал нечто блестящее, и король понимал, что все, что держит маг — смерть. Киммериец соскочил с коня и пошел на врага.

— Вот мы и сошлись снова, чародей! — злобно засмеялся варвар.

— Держись подальше от своей смерти! — по-шакальи взвизгнул Тсотха. — Я сдеру кожу с твоих костей! Не в твоей власти победить мага! Даже разрубленный на куски, я срастусь вновь для того, чтобы отправить тебя во тьму! Вижу, вижу руку Пелиаса — но я, Тсотха, сын…

Хищно прищурившись, Конан прыгнул, и меч его сверкнул в лучах заходящего солнца. Тсотха взмахнул рукой, но король уклонился, и тусклый шарик пролетел мимо шлема и упал далеко позади, вспыхивая адским пламенем, плавя песок. Но прежде чем поднялась левая рука мага, свистнул широкий меч, и голова Тсотхи упала на песок. Из перерубленной шеи взвился фонтан крови, а тело в белых одеждах зашаталось и сползло наземь. Но черные бешеные глаза продолжали таращиться на варвара, не теряя яростного блеска; а руки шарили вокруг, пытаясь ощупью найти срубленную голову.

И тогда, шумя крыльями, вновь упал с неба гигантский орел, впился когтями в истекающую кровью голову и взмыл в небеса.

Конан застыл на месте, услышав смех, вырвавшийся из груди птицы — страшный смех Пелиаса-чернокнижника.

Но это еще не было концом сегодняшнего ужаса, потому что обезглавленный труп поднялся с земли и, вытянув руки, побежал за точкой на темнеющем небе, удалявшейся со все большей скоростью.

Окаменевший киммериец стоял и смотрел вслед бегущей фигуре, постепенно исчезавшей в вечерних сумерках.

— Во имя Крома! — простонал изумленный король. — Да поглотит Ад все чародейские штучки! Пелиас поступил со мной по справедливости, но не хотел бы я встретиться с ним еще раз… Лучше уж иметь в руке благородный честный меч и порядочного врага, в которого этот меч можно всадить! Проклятье! Чего бы я сейчас не отдал за кувшин старого вина…