Тимур Рымжанов - Хромой странник Страница 13

Примерно к обеду я почувствовал, что меня знобит. Яркое августовское солнце палило нещадно, тогда как мое тело покрылось холодной испариной. Именно эти неприятные ощущения от повышенной температуры и резкой режущей боли в животе заставили отвлечься от нытья, от воздыханий о злой судьбе и воле случая. Рези в животе – это не шуточки. Был бы я дома – нет проблем: короткая пробежка в первую же аптеку за набором лекарств и парой запасных рулонов туалетной бумаги. В полевых условиях даже самая незначительная зараза может вылиться в серьезную, почти неразрешимую проблему…

Это было довольно старое кострище, уже давно почерневшее и даже успевшее зарасти травой. Тот, кто устроил себе когда-то стоянку в этом месте, знал, что делает. С одной стороны обрывистый берег реки с небольшим мыском, с другой – сама река, значительно отступившая, образовав песчаный пятачок с бахромой травы по краям.

Дорога была всего в полукилометре от стоянки. Я вышел к старому кострищу совершенно случайно. Здесь все было неплохо устроено. Недалеко от костра рос довольно большой куст можжевельника. Несколько крупных сосен, между которыми достаточно было протянуть веревку или шест, чтобы накидать туда лапника, соорудив таким образом небольшое укрытие. Даже не шалаш, а так, временный навес. Но самое главное, что, собственно, и послужило причиной моей остановки – это разбитый кувшин, крынка. На самом деле у кувшина был отколот довольно значительный кусок в горловой части. Тем не менее в него еще можно было без труда налить примерно пол-литра воды и вскипятить на огне. А сейчас мне только это и требовалось. Пока еще были силы, я прошелся по близлежащим зарослям и с удовлетворением обнаружил, что здесь достаточно дров и, самое главное, растений, совершенно необходимых для того, чтобы поправить здоровье. Первым делом мне удалось найти стебли цикория и подорожник – два известных народных средства от болей в животе. Несколько стеблей малины и свежая хвоя – это для дезинфекции. А еще ромашка и зверобой.

Воду я набрал прямо из реки. С удивлением заметил, что это было не основное русло, а приток, просто разделенный островом, который я в первый момент посчитал частью противоположного берега. Купленный вчера в деревне нож оказался очень кстати, хоть его и пришлось немого подправить на осколке, оставшемся от разбитой крынки. Я вскипятил воду, накидал туда свежей хвои и несколько очищенных стеблей малины, присыпал, словно приправой, березовой корой. Пока это варево кипело и бурлило, я, вычистив старую посуду от возможных остатков пищи и грязи, настругал достаточно семян подорожника и стеблей цикория для лекарства. Бабушка в детстве часто отпаивала меня подобными отварами, когда у меня вдруг возникали проблемы с животом или жар. У нее на каждую болячку были свои рецепты, маминым таблеткам она не доверяла.

Отвар был горький, я это знал, но его обязательно требовалось выпить. Стебли малины должны были сбить температуру, а все остальное просто прочистит организм. Похоже, что я немного перестарался с количеством травы, и все это варево действительно напоминало кипящую в котле зеленку, но я стойко выпил примерно полкрынки и, расстелив у огня кожаный фартук, лег. Спать не хотелось, но идти в таком состоянии было бы просто самоубийством. Хорошо, что нашелся этот, пусть и разбитый, горшок. И ведь не в пустыне я, не Робинзон на необитаемом острове, а невероятное ощущение одиночества никак не хочет покидать. И больно, и обидно, и нет возможности как-то все это изменить.

Отвратительное состояние, болезненное, безысходное, тяжелое. Надо же было так нелепо вляпаться!

А ведь, признаться, раньше у меня были подобные мысли. Я имею в виду размышления о том, что бы я стал делать, если бы вдруг каким-то образом оказался в прошлом. Особенно после того как повелся с этими ребятами из клуба. Их и так от мастерской приходилось чуть ли ни палкой отгонять. Они с таким запалом и азартом рассказывали о том, что им удалось вычитать в каких-то книгах, добыть из архивов музея, из докладов о раскопках. Энтузиасты, фанатики, они заражали интересом к истории всех, с кем общались. Наверное, легко и просто обо всем этом думать, заниматься реконструкцией, сидя в теплой городской квартире. Если и выезжать куда-то на игрища, то исключительно в собственное удовольствие. Терпеть какие-то неудобства походной жизни, заранее зная, что в итоге все равно вернешься домой.

Вспоминая ту деревенскую кузницу, в которой я купил нож, могу сказать только одно – убогость. Два чумазых «пэтэушника» преклонного возраста ляпали свои поковки из какого-то барахла, старых обрубков, сломанных и ржавых вещей. Хотя с какой стати я на них наезжаю? Это их жизнь, какое-никакое, а ремесло. Эх, им бы, бедолагам… С тяжелым воздыханием вспомнил я мой мусорный контейнер на заднем дворе мастерской. Там одних обрезков было тонны полторы великолепной стали. И не только дешевый и низкосортный прокат, что я закупал тоннами на заборы и решетки, но и вполне качественная сталь, годная для всего. Вот только возиться с ней не хотелось. Куда проще было просто позвонить на базу знакомым и заказать все что душе угодно из толстенного каталога.

Года два назад встречался я с одной милой девушкой, Надей. Когда только познакомились, она очень удивилась тому, что я работаю кузнецом. Сначала даже не поверила, а потом, после нескольких визитов в мастерскую, заинтересовалась. У нас с ней ничего не получилось. К сожалению, отношения не сложились: она тяготела к спокойной семейной жизни, к какой-то стабильности, а меня просто шатало из стороны в сторону. То укачу куда-нибудь к друзьям на север и месяца два там пропадаю. То, как сумасшедший, в порыве творчества днюю и ночую в мастерской. Наде все это не нравилось. И моя нестабильность, и легкомыслие. Несмотря на то, что с моим ремеслом я себе на хлеб заработаю где угодно. Да, в двадцать первом веке так оно и было, когда под рукой все необходимое, и от тебя требуются только навыки и творческий подход. А такие удобные вещи, как плазменные резаки, аргоновые сварочные аппараты, пневматические молоты, – они как бы прилагались к моему якобы мастерству. Хотя, если объективно, кое-чего умею.

И только сейчас, сидя на этом диком берегу, потерянный в неизвестном времени, быть может, даже в параллельной вселенной, где до технологий даже двадцатого века еще очень далеко, я понимаю, что был слишком высокого о себе мнения. Лишь теперь до моих куриных мозгов доперло, что называть себя мастером я просто не имею права. Я не кузнец, а жалкое подобие. Неудавшийся гибрид, технологически зависимый элемент. Чего я стою со всеми своими напыщенными талантами, когда не могу себе даже представить способов работы без технической поддержки?