Урок возмездия - Виктория Ли Страница 14

Вот только пока я лежу в своем убежище, натянув одеяло на голову, ветка дерева упорно царапает окно, словно костяные пальцы скребутся в поисках входа, и я уверена как никогда, что даже лампы Отшельника недостаточно, чтобы удержать призраков в их могилах.

В этот день из анонимных источников поступила жалоба, согласно которой упомянутые дочери подозреваются в гнусном убийстве некоей Флоры Грейфрайар нечестивым способом, суд требует ареста Марджери Лемонт, Корделии Дарлинг, Беатрикс Уокер и Тамсин Пенхалигон из школы Дэллоуэй, чтобы предстали они перед нами и говорили правду перед Богом и Правосудием, дабы противостоять серьезному ущербу и разрушениям, нанесенным руками дьявола.

Неужели нет выхода за пределы разума?

Глава 7

Мы с Алекс полюбили друг друга, пройдя череду бед.

Во время первого семестра в Дэллоуэе я жила в Фаркуар-хаус в одной комнате с тощей, беспокойной девушкой по имени Тереза. У нее была скверная привычка ковыряться в голове и съедать то, что наскребла.

Желая держаться от Терезы подальше, я либо проводила больше времени в общей комнате Фаркуар, либо делала вид, что я из других домов. Там я пряталась в общих комнатах, вела дружбу с домоправительницами и пила тамошний чай.

Я познакомилась с Алекс в десять минут первого ночи в общей комнате Лемонт-хаус. Обычно к этому времени я с большой неохотой уже возвращалась в Фаркуар (к Терезиной перхоти), но предупреждение о буре заставило меня остаться. Нам говорили укрываться в доме, пока опасность не минует.

– Может быть, тебе лучше идти к себе? – сказала она, стоя в дверях. Она была одета во флисовую куртку и походные штаны, на ногах были уютные шерстяные тапочки, пользовавшиеся популярностью несколько лет, несмотря на их уродский вид.

– Снег все еще идет.

– Уверена, ты видела снег и раньше.

– Ммм, – выдавила я, гоняя в голове навязчивую мысль, что меня достал разговор с этой девушкой.

А вот ей, очевидно, было не в тягость болтать со мной. Алекс прошла в комнату и встала перед моим креслом, скрестив руки на груди. Я не пыталась делать вид, что не замечаю ее. Напротив, не сводила с нее глаз.

Прелестна. Может быть, ее слишком квадратные скулы, очень широко расставленные глаза, вечно всклокоченные рыжие волосы, неряшливо забранные в косу, и не делали ее королевой красоты, но бьющая из нее ключом энергия захватывала дыхание.

С первого дня я хотела ее.

В первый раз нам пришлось провести всю ночь, тесно прижавшись друг к другу на диване и поддерживая огонь в камине, потому что как только Алекс заговорила о падении нравственных устоев, отключили электричество.

Трудно удерживать к кому-то неприязнь, когда вы проводите вместе восемь часов в темноте. Алекс могла бы пойти спать. Я бы на ее месте пошла. Но она осталась, укутавшись в плед, и выяснилось, что мы обе любим Дафну Дюморье и Маргарет Этвуд, в одинаковой степени терпеть не можем заносчивых студенток естественнонаучных специальностей. А самое главное – мы обе были полны решимости попасть в Годвин-хаус.

Секретничать по ночам, чтобы стать подругами, было недостаточно. Я почти не видела ее после того случая, но лишь до того момента, как сломала руку в декабре. Мы встретились с Алекс в приемном отделении скорой помощи. Она лежала на каталке и корчилась от боли, покрываясь потом, как позже выяснилось, от приступа аппендицита. Алекс каким-то образом заметила меня и подозвала в основном для того, чтобы я придерживала ей волосы сзади, пока ее тошнило.

Я осталась с ней после того, как мою руку забинтовали. Ее мать – охваченная паникой, суматошно размахивающая руками, подобно дикой птице, женщина – появилась до того, как Алекс повезли в операционную. Мне удалось усадить госпожу Хейвуд на стул и успокоить. Я гладила ее по голове, как ребенка, пока Алекс корчилась на койке.

Я помню, как мисс Хейвуд меня очаровала: она плакала и говорила такие теплые слова, что Алекс, даже будучи в плохом состоянии, расцвела в ее присутствии. Мисс Хейвуд по-матерински прижалась губами к виску дочери.

– Я так рада, что у нее есть ты, – произнесла мисс Хейвуд, вытирая рукой мокрые щеки.

– Алекс рассказала мне, какие отвратительные все девушки из Дэллоуэя. Но ты… ты такая милая. Прекрасный друг!

Оказалось, что Алекс – одна из трех девушек на нашем курсе, кто получает полную стипендию. Мисс Хейвуд растила дочь как мать-одиночка и работала на двух работах. Алекс училась в государственной общеобразовательной, а не в частной школе. В результате этого Алекс была изгоем в каждой социальной группе кампуса.

Конечно, сейчас ситуация изменилась. Но тогда полшколы вызывало у меня неприязнь, когда я видела, что их интерес ко мне зависел от того, знают они имя моей матери или нет.

Алекс, я была совершенно уверена, понятия не имела, кто такая Сесилия Морроу, и меня это устраивало.

Мы с Алекс сдружились. Две противоположности: одна – бунтарка, другая – наследница из благородной семьи. Нельзя было не любить эту девушку за ее особое очарование.

Мы впервые поцеловались на вечеринке, устроенной на крыше, на которую отправились в пятницу вечером. То место было всего в часе езды отсюда. Имея при себе кредитку матери, чтобы купить алкоголь в баре, я надеялась, что она никогда не посещала его – мне бы не хотелось слышать истории об этом и испытывать неловкость.

Крыша была украшена зеленью и иллюминацией, мерцание которой отражалось в бассейне напротив бара. Нам было всего лишь по шестнадцать, но это не сыграло роли – никто даже не взглянул на наши фальшивые пропуска. Со смоки-айс, красными губами и на каблуках мы вполне выглядели на двадцать три.

Алекс была в ярко-лиловом платье, и ее убранные на затылке в пучок волосы обнажали спину, вдоль которой висела изящная цепочка с мерцающим гранатом. Я знала, что камень поддельный. Но в этом необычном, теплом свете все казалось настоящим.

Никогда еще в своей жизни я не хотела так прикоснуться к человеку.

– Мне до сих пор не верится, что ты провалила тест по географии, – сказала она. С бокалами игристого вина в руках мы стояли, облокотившись на железные перила. Она уже в четвертый раз заводила тему об этом, с тех пор как по дороге из Дэллоуэя я имела неосторожность рассказать ей о своем плачевном результате.

Алекс созерцала панораму города. Ее волосы сияли алым. Она словно сошла с картин художников-прерафаэлитов.

Я потягивала вино и не отвечала. Это был уже третий бокал. От алкоголя все поплыло перед глазами, и меня мутило. Половина девушек, которых я знала в Дэллоуэе, пили, а я думала лишь о матери. Это отравляло мое существование. Интересно, что бы сказала Алекс, если бы я вылила остатки вина за край крыши? Наконец я выдавила:

– Неудачный день, наверное.

Алекс оглянулась.

– Мы ведь изучали эту тему, – ответила она с