Да здравствует ворон! - Абэ Тисато Страница 14

– Не знаешь, что в прошлом случилось на священной земле?

Тэнгу поднял одну бровь.

– Я поищу записи. Но до тебя ятагарасу совершенно не делились с нами своими внутренними делами. Я смогу просмотреть только материалы о сделках, и больше, скорее всего, мы ничего не выясним. – И он пожал плечами. – Прости, что не вышло помочь.

– Ничего. – Скрывая разочарование, Надзукихико покачал головой.

– Впрочем, я могу кое-что раскопать – именно потому, что нахожусь снаружи. – Тэнгу вдруг заговорил другим тоном.

Молодой господин поднял голову. Его собеседник поставил чашку на стол и серьезно взглянул на юношу.

– Будь готов, Надзукихико! Этот их порядок на священной земле долго не продержится. Довольно скоро он так или иначе падет.

Надзукихико внимательно посмотрел на тэнгу, из голоса которого почти исчезла обычная скука.

– Почему ты так думаешь?

– Этот самопровозглашенный Ямагами ест людей, верно? Это значит, что он стал настоящим чудовищем. А любое чудовище ждет одна судьба – пасть от чьей-то руки.

Надзукихико явно не сразу понял, что тэнгу имеет в виду, и тот иронично улыбнулся:

– Ты думаешь только о Ямаути, и тебе этого не понять, но мы, нелюди, не можем существовать без людей.

Тэнгу заговорил о том, что за последнее время его и ему подобных довольно сильно препарировали и глубоко анализировали, но вообще-то иные миры и иные формы существуют лишь благодаря человеческому сознанию – принятию тех, кого называют «обычные люди».

– Когда уже при тебе я узнал о том, что происходит в Ямаути, то удивился. Больше нет таких мест, где бы сейчас сохранялся иной мир. Но вместе с тем мне это показалось странным: слишком уж хорошо для нашего времени. Я уверен, что все лишь благодаря закрытию вашей страны сто лет назад. Вы забыли о существовании людей и других рас, привели мир к завершению практически своими собственными силами. Благодаря этому Ямаути не пришла в упадок и сохранилась.

Во время своего рассказа тэнгу постукивал ногтем по опустевшей чашке, и та в ответ позвякивала.

– Но даже если вы сами этого не помните, своим происхождением ятагарасу и Ямаути обязаны людям. А иначе вы никогда бы не смогли принимать человеческий облик и оставались бы птицами. Вам нужно обдумать новые условия существования – способы общения с людьми, – серьезно говорил тэнгу. – Как существуем мы.

Он посмотрел в окно. Там, за занавесками, сверкало озеро.

– Это чудовище в каком-то смысле очень мудро поступило. Вселяя ужас в людей, оно вернуло себе утерянный авторитет божества. Вот только ему нельзя было на них нападать, поскольку его авторитет зависит от их существования. Понимаешь, можно сказать, что люди – это деревья, а нелюди – мыши, которые поедают плоды этих деревьев. Надо было удовлетвориться плодами, но они начали пожирать мягкую часть корней. На какое-то время их это насытило, но дерево засохнет и не даст новых плодов, а без них мыши умрут от голода.

Надзукихико вдруг вспомнил о «Черепке отшельника». Человеческие кости, которые благодаря обезьянам попали в Ямаути, оказались для ятагарасу ядовитым волшебным снадобьем. Тем, кто его пробовал, казалось, что они стали сильными и обрели всемогущество, поэтому они не могли избавиться от зависимости. Однако в конце концов несчастные теряли способность принимать человеческий облик и погибали. Если выразиться словами тэнгу, они сгрызали основу своего существования и уже не могли существовать в привычном виде.

Хотя за окном светило солнце, тэнгу заговорил очень тихо:

– Поедая людей, нелюди на миг получают силу благодаря страху, но этим же и обеспечивают свое уничтожение. В тот момент, когда чудовище обрело мощь, оно определило и свою погибель.

Надзукихико почудилось, будто его спины коснулась чья-то холодная рука.

– А в каком виде придет эта погибель?

– Этого не узнаешь, пока она не придет.

Тэнгу вдруг поник и небрежно бросил:

– В общем, я что хочу сказать: последнее, что нас поддерживает, – это осознание самих себя.

Он встал и коснулся аквариума с тропическими рыбками.

– Вы сейчас как эти рыбки. Внутри аквариума они красивы и сильны, но если я захочу с ними что-то сделать, то мне даже не нужно к ним прикасаться. Достаточно перестать их кормить или пролить воду, наклонив аквариум, – вот им и конец.

Он пристально посмотрел на Надзукихико:

– Сколько бы ятагарасу ни вооружались, сколько бы ни готовились, если все будет идти как идет, они лишатся сил и будут поглощены миром людей.

Надзукихико ничего не мог ответить. Стоявший перед ним чай, к которому он так и не прикоснулся, незаметно остыл.

– Слушай, Надзукихико. Я думаю, что Ямаути началась с людей. Твоя страна составлена из элементов, которые нам, нелюдям, неподвластны, и эти же элементы разложат ее на части.

Тэнгу вздохнул.

– Пока вы не потеряли самих себя, вам нужно придумать иную форму существования ятагарасу, не такую, как у обезьян. Любой, у кого есть сила, необъяснимая с помощью науки, потеряет ее, как только забудет свое имя и свой облик. Самое страшное – не видимое насилие, а забвение, в котором даже не замечают угрозы. Забыть легко, а вот вернуть утраченную память ужасно сложно. Нас делают самими собой не поразительные способности, а всего лишь самосознание. Я думаю, скоро священные земли начнут разрушаться. И никому не известно, что станет с Ямаути и ятагарасу. Последний наш оплот – самосознание. Не забывай, кто ты такой.

Надзукихико сидел понурясь и крепко сжимал в руках чашку.

– Кто же такое забудет? Да я и не хочу забывать.

Что случилось сто лет назад? Какая связь между ним, Ямагами и обезьянами? Кто он такой?

– Проблема в той памяти, которая уже утеряна.

– Сигэмару, пора!

Тихий шепот пробудил Сигэмару. Начало смеркаться. На него смотрел Акэру.

– Привет!

– Привет.

Казалось, только что они с Сумио вернулись в Сёёгу и легли отдохнуть, как уже пришло время сменить товарищей. Сигэмару потянулся и вскочил. Рядом собирался на дежурство Сумио. С другой стороны спал Тихая, который успел смениться со своего поста у Кин-мон. Молодого господина, как обычно, призвали на священную землю, с ним должен был уйти Итирю.

Минуло уже полгода с того момента, как наследнику поручили присматривать за будущей посвященной, но пока ее не было, и его отношения с чудовищем зашли в тупик. Всякий раз, когда оно раздражалось, в Ямаути, словно в ответ на его гнев, происходили землетрясения. Жители страны дрожали от страха. В Тюо после каждого толчка открывались все новые прорехи и все чаще приходили сообщения о появлении огней сирануи у края гор.

Само существование Ямаути оказалось под угрозой. Противостоять обезьянам еще можно. Но с чудовищем ничего не сделаешь. Ятагарасу изнемогали от ежедневных землетрясений, безопасных мест не было нигде.

Вдалеке загремел гром, и Сигэмару посмотрел в окно на грозовые тучи:

– А нельзя ли еще раз запечатать Кин-мон?

Сумио, заново собиравший волосы в узел, покачал головой:

– Его Высочество пробовал, но не вышло.

Ворота, которые по приказу чудовища открыли обезьяны, сделаны из дерева. Но внезапно дерево превратилось в камень – как будто в скале вырезали украшение в виде дверей, и они перестали двигаться. Ятагарасу, который первым это заметил, ужасно удивился и попробовал закрыть створки, но, сколько ни дергал, сколько ни давил на них, они не поддавались. Позже решили, что это чудовище так постаралось, чтобы вороны больше не покинули его.

На священной земле готовились к приему человеческой женщины, которая должна была когда-нибудь появиться. Обезьяны убрали останки из комнаты той, что дала жизнь нынешнему чудовищу: видимо, помещение послужило и родильным домом. Однако вычистить почерневшую липкую кровь оказалось невозможно, так что жить здесь было нельзя.

Пока молодой господин находился у чудовища, Ямаути-сю понемногу разведывали священные земли и нашли подходящее местечко недалеко от ворот. Они навели там порядок и постарались устроить все так, чтобы женщина всегда оставалась на виду.