Иван Белов - Ненависть Страница 14

— Но так не должно быть. Мы не враги!

— Эх Ваня, Ваня, — вздохнул Стрелок. — С врагом все понятно, его уничтожают, режут глотки, топчут каблуком, да ты и сам это видел. Так поступают с врагами. А такие как ты умирают рядом, за компанию, для круглого счета. Вы дети нового времени, потерявшие себя и питающиеся отбросами с чужого стола. У вас нет ничего кроме ублюдской мечты стать немцами, и посматривать свысока на отребье не заслужившее столь высокое звание. Вас ничего не интересует, кроме своих мелких желаний. И в этом наша вина.

— Ваша вина? — поток чужого сознания накрыл Рудольфа с головой.

— Да наша, — от Стрелка волнами пошла ненависть. — Наш крест. За предательство, за трусость, за проигранную войну. За страну которой больше нет. Знаешь какое самое страшное наказание? Видеть как дети наши прячутся в лесу словно дикие звери, и выслуживаются перед врагом, забыв кто они есть.

— Ну а мне какое дело до этих проблем? — поинтересовался ничего не понимающий Штольке. — Как нравится так и живите, а я домой хочу.

— Иди, — прозвучал ответ из стремительно сгущающихся сумерок. — Я отпускаю тебя, выведу за пределы деревни, ступай куда хочешь. Тебя никто не тронет, мое слово.

Очередная ловушка? — Руди напряженно замер. — Слово насильника и убийцы, волка искусно прикидывающегося овечкой. Повернусь и выстрелит в спину, хладнокровно, безжалостно, а его добренькие женушка с дочуркой, разрубят на куски и скормят собакам и свиньям. Он издевается, знает, что никуда не уйду без оружия, без припасов, без карты.

— Мне некуда идти, — Рудольф опустил глаза.

— Тогда заткнись и иди спать, — неожиданно зло оборвал Стрелк и сунул в руку фонарик. — Проходи, там разберешься.

— Спокойной ночи, — прошептал Рудольф, но террорист ничего не ответил, обратившись в неподвижную, скорбную статую.

Штольке пригнулся и вошел в низкую дверь. Господи, даже на строительстве экономят, у нас в таких домишках овчарки живут.

— Знаешь чем мы отличаемся? — донеслось в спину.

— Чем?

— Если бы мне предложили, я бы ушел. Несмотря ни на что, в огонь и в воду, лишь бы домой, — дверь захлопнулась, лязгнул замок. Рудольф прислушался. Уже привык, что Стрелок ступает абсолютно бесшумно, но он там, за дверью. Странный тип, непонятный, это пугает больше всего. Узкий луч фонаря осветил бревенчатые стены, лавку, тазы и непонятные связки березовых листьев. Кладовка тут или сарай. Штольке открыл вторую дверь и оказался в крохотной комнатке, большую часть которой занимала низкая печь. Вот сюда кидают дрова, тут труба, сверху большой металлический бак. Руди тут же сунул туда нос. Вода. Все тут чужое, за что не возьмись. Мебели нет, только пара лавок и деревянный ящик.

Отыскалась кровать. Вернее дощатые нары вознесенные на полтора метра от пола. И как тут спать? Руди расстелил постель и тщательно обследовал помещение. Мда. Бревна крепкие, в окно разве пятилетний ребенок пролезет. Может и правда помещение для военнопленных, совмещенное с пыточной? Завтра с утречка за тебя и возьмутся, сегодня то все устали. Он залез на нары и укрылся колючим, шерстяным одеялом. Сразу стало как-то спокойней, в детстве, бывало, забьешься под одеяло и все проблемы уходят. Единственное личное пространство которое было у Рудольфа за всю его недолгую и сумбурную жизнь. Будь что будет.

Глава 4

— Твари, выродки, ублюдки, — брызнул слюной Отто Шредер. — Немцы вынуждены сосуществовать с унтерменшами, но они нам неровня! Варвары, веками смешивающие кровь в свальном грехе. У арийца может быть лишь одно отношение к неполноценным — брезгливость!

Класс замер, вслушиваясь в слова. Сейчас все они немцы, в независимости от происхождения. Раса белокурых бестий, победителей и господ. Отто пробуждает гордость в детских сердцах. Лица мальчишек возвышенны и высокомерны. Плечи расправляются, глаза горят негасимым огнем. Они будущие вершители судеб этого мира, который или станет немецким или сгорит. Пройдет всего несколько лет и эти мальчишки встанут на острие разящего удара, под знаменами с черной свастикой. А пока они слушают.

— Эти дикари неспособны к мышлению, — Отто обводит класс налитыми кровью глазами. — Их удел быть рабами. Творчество, искусство, наука, недоступны их примитивному мозгу!

— Зато стреляют они хорошо, — дополнил знакомый голос. По классу прошел легкий смешок.

Рудольф обернулся и увидел сидящего сзади Герта Прийера с простреленной головой. В правом виске аккуратная дырочка, левая сторона черепа отсутствует напрочь, превратившись в кровавое месиво. Багровые сгустки и осколки черепа выплеснуты на парту, вытекший глаз студенистой массой застыл на щеке. Герт конвульсивно затряс головой, страшно улыбнулся, пустил ртом кровавые слюни и просипел:

— Вот так Руди, а ты живой, несправедливо, — и потянул посиневшие руки к горлу.

Рудольф отдернулся в ужасе, заорал и… проснулся. Весь мокрый от пота, постель взбита, сердце билось словно у кролика. Полутьма, над головой навис низкий, давящий потолок. Фух. Надо же как.

— Плохой сон?

Руди вздрогнул при звуке чужого голоса. На скамейке, возле окошечка сидел Стрелок. Сидел и смотрел. Давно интересно? Извращенец какой — то.

— Кошмар, — признался Рудольф и сел. Голова раскалывалась, тело ломило, одеяло сброшено на пол.

— Бывает, — посочувствовал бандит. — Вставай. Мы уходим.

— Куда? — напрягся Рудольф.

— Гулять. Тут одежда кое-какая. Переодевайся, я буду на улице.

Рудольф спрыгнул с нар и зябко поежился. Прохладненько, времени интересно сколько? Он расправил камуфляжный костюм из плотной ткани, немецкий, в мелких, коричнево-зеленых пятнах. Старый, застиранный, крепко поношенный. Кому он принадлежал? Безымянному немецкому солдату, убитому и раздетому до нитки? Такому же пленнику, сгнившему заживо в этих лесах? Пятен крови вроде не видно, спасибо и на этом. Хотя вот эта аккуратно заштопанная дырочка может оказаться от пули. Вот и еще одна. Колени на брюках затерты до белизны.

— Побыстрее. — донеслось снаружи и Руди поспешно оделся. А ничего, удобно. Натянул растоптанные резиновые сапоги и стукнул каблуком. Поздравляю с обновками господин Штольке.

Рудольф вышел на улицу. Едва рассвело, солнца не видно, над вершинами елей собралась промозглая, серая дымка. Перед входом ждал Стрелок в грубой, выцветшей куртке и высоких, резиновых сапогах. На плече винтовка, освобожденная от лоскутов ткани, за спиной плоский рюкзак. Что он задумал?

— Только умоюсь, — с достоинствоп пояснил Рудольф, и молча направился к умывальнику.