Стефан Корджи - Демон пучины(Конан) Страница 14

Беседа продолжилась.

– Да если все наши предки здесь прожили, куда же мы денемся?

– Почему ты сказала: нельзя уходить? – допытывался Конан.

– Ох, господин,- кокетничала хозяйка,- так старики говорят, зачем сказки повторять?

– Какие сказки? – поинтересовался киммериец и неожиданно для себя зевнул. Видно, сказывалась тяжелая прошлая ночь. Он уже несколько раз ловил на себе тревожный взгляд Зубника, но не придавал этому никакого значения. Парень трусоват, да и своему чутью Конан доверял больше, чем страхам деревенского лекаря. Сейчас он был совершенно спокоен, его даже забавлял этот разговор с расплывшейся теткой, отчаянно строившей ему глазки.

– Когда-то давно, говорят, деревня еще от воды далеко стояла, старичок какой-то зашел, воды попить попросил, да только заняты все были, женщина какая-то возьми да и скажи: неохота мне за водой идти, хочешь, так сам иди к реке и пей.- Хозяйка вдруг замолчала, посмотрев куда-то за спину Зубнику. Тот мигом обернулся, но ничего не увидел. Скучным голосом она закончила: – Ну, а старичок-то непростой был, взял да заколдовал деревню. Теперь, сказал, далеко не нужно будет ходить, вода сама подойдет, а пить ее не я, а вы будете: пока всю реку не выпьете, отсюда – ни ногой. Так вот и живем с тех пор…- Заметив очередной зевок Конана, женщина засуетилась: – Может, господа отдохнуть хотят с дороги? Я могу комнатку приготовить.

Еще час назад предложение задержаться в этом гнилом болоте даже не рассмешило бы киммерийца, но сейчас невесть откуда взявшееся благодушное настроение не позволило отказаться.

– Так и быть, хозяйка, отдохнем, надеюсь, за наше серебро у тебя найдется местечко посуше?

Не обращая внимания на умоляющий взгляд слуги, Конан проследовал в отведенную им комнату, тут же повалился на жесткий тюфяк и, недоумевая, где же это он успел так утомиться, заснул. Где-то далеко, на грани сознания он улышал вначале тревожный голос Зубника: «Господин, на тот берег пошла лодка, они что-то затевают!» и уже совсем во сне, его толкали и пихали, знакомый булькающий тенорок с сожалением сказал: «Я бы лучше его себе оставила…»

Глава 8

Пробуждение принесло массу неожиданностей. Конан очнулся на полу в совершенно незнакомом доме без малейших следов сырости, крепко связанный по рукам и ногам. С ним не было ни кинжала, ни мешочка с деньгами. Голова кружилась, язык с трудом ворочался в пересохшем рту. Рядом лежал Зубник и обреченно глядел в потолок. Киммериец хотел окликнуть слугу, но убедился, что голос ему не повинуется. Скрипнув зубами, он рванулся изо всех сил, пытаясь освободить руки, это не удалось, но Зубник повернул голову на звук и радостно вскрикнул:

– Очнулись! Я уж совсем испугался, что уморили они вас! – Заметив отчаянные гримасы Конана, слуга понимающе закивал: – Знаю, знаю, сам слышал, как они говорили: очухается, но говорить еще день не сможет. Да вы не волнуйтесь, господин, мы им живые и здоровые нужны. Ох, я вам скажу, и злые тут люди живут! Мы еще у этой тетки обедали, а гонца уже на тот берег послали, я сам видел лодку,- Зубник разглагольствовал, лежа связанный на полу, охотно сообщая все, что ему удалось узнать,- Потом вы изволили вина выпить, отдохнуть решили. Я сразу догадался, что вино непростое, глаза у вас стали, как у коровы,- хитрый слуга старательно не замечал гневного взгляда короля, который, казалось, метал молнии,- а я что? – человек подневольный. Ну, когда вас уже вязать стали, я, конечно, заступился, да их человек пять было – тут и мне досталось. Я им говорю: это же Конан, король Аквилонии, а они ржут! Так по башке дубинкой огрели,- до сих пор гудит!

Скрипучая дверь внезапно распахнулась, в комнату вошли двое мужчин. Они составляли разительный контраст людям, которых Конан видел в сырой деревне на берегу реки. Худые, с темной нечистой кожей, очень жилистые, как будто из них хорошенько отжали воду. Мрачные глаза их горели темным огнем, несмотря на то, что углы плотно сжатых губ у обоих были опущены, лица явно выражали радость.

– Смотри, проснулся! – глухим низким голосом сказал один и, присев перед Конаном, стал бесцеремонно ощупывать его ноги и руки. Осмотром он, судя по всему, остался доволен.- Да, Гранода не обманула, отличный самец!

Услышав, что его называют самцом, киммериец так рванулся в своих веревках, что чуть не оторвал кисти рук. Он по-прежнему не мог сказать ни слова, но глаза его готовы были испепелить наглецов.

– Не рыпайся, не порвешь,- добродушно похлопал его по щеке незнакомец, легкомысленно сокращая срок своего пребывания на земле. Вдобавок, у этого гнусного вора на поясе висел кинжал короля Аквилонии. Еще мгновение, и Конан бы, рванувшись, вцепился ему зубами в горло, так велико было оскорбление. Он не успел этого сделать, обидчик уже встал и повернулся к товарищу:

– И зачем только Гранода отдала такого мужика? – спросил он.- Ее-то раз в двадцать хуже будет. Мокрица и есть мокрица!

Приятель ответил громким хохотом:

– Свой, видать, роднее. А этот, гляди, гляди, как зыркает! Такой и горло перегрызет – не пикнешь!

На Зубника особого внимания не обратили, видно, не было в нем никаких особых достоинств. Дверь снова противно скрипнула, мужчины ушли. Конану казалось, что от бешенства у него лопнет голова, лишенный голоса, он не мог отвести душу даже в проклятьях. Какие-то люди, напоив его отравленным вином, словно вещь, меняют на другого, наверняка прикарманив все деньги и вещи, находившиеся в лодке! И без того странное путешествие затягивалось по вине отвратительной толстухи и ее коварного гостеприимства! Зубник молчал, то ли чувствуя за собой вину, то ли думая о чем-то своем. Лежать было неудобно, связанные за спиной руки затекли и саднили, натертые крепкими ремнями.

Довольно скоро вернулись те же двое, ловко и быстро, несмотря на сопротивление Конана, перевязали пленных, дав им свободу передвижения, но, к сожалению, не нападения: ноги соединили короткими веревками так, чтобы можно было делать маленькие шажки, правую руку киммерийца накрепко притянули к левой Зубника. То же проделали и с ногами. В такой клоунской упряжке их заставили встать и пинками вытолкали за дверь. Все проделывал ось молча и с большой сноровкой, отчаянная попытка Конана ударить головой одного из мужчин закончилась ощутимым ударом по шее. Заметив, что Конан облизывает пересохшие губы, один из сторожей одобрительно хмыкнул:

– Водички хочешь? Сейчас получишь. Если заработаешь.

Выйдя из дома, они оказались на небольшой каменной площадке. Рядом стояло еще несколько убогих хижин, далеко внизу виднелась река. Киммериец сообразил, что сейчас они находятся на другом берегу, в деревне, прилепившейся над обрывом. Поминутно спотыкаясь и падая, подгоняемые суровыми охранниками, они прошли мимо домов и стали спускаться по неровной каменной лестнице, спирально уходящей вниз. В тот момент, когда свет вверху померк и уже стало казаться, что пленников ведут в какое-то подземелье, их путь снова осветился. Грубо вырубленные древние каменные ступени, истертые тысячами шагов, привели к странному сооружению, стоявшему в широкой нише у самой воды. Покосившееся подобие деревянного ворота с натугой крутили двое изможденных мужчин. Третий зачерпывал воду широкой бадьей и сливал ее в желоб, ведущий к вырубленной прямо в скале вертикальной шахте. Там стоял еще один высохший, похожий на скелет человек и подставлял под струю висящие на веревках ведра. Конан догадался, что таким способом наверх в деревню подается вода. Все это выглядело крайне примитивно. Самым странным было то, что несколько вполне крепких мужчин, явно из местных, просто наблюдали за происходящим со стороны, не принимая в работе никакого участия. При появлении пленников все оживились и принялись громко обсуждать достоинства вновь прибывших.