Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой - Петр Ингвин Страница 15

– Мне даже неудобно было отлучаться. Когда ты пошел… за тобой следили, представляешь?

Мне на щеки словно кипяточком плеснули.

– Прямо… там?

– Отсюда. Милослава сначала глаз не спускала, потом успокоилась. Думала, что сбежишь? Или зачем-то руки на себя наложишь, как показывал. Или, как воображает мелкая, – Тома кивнула на подкармливавшую лошадь Зарину, одновременно косившуюся на нас, – колданешь как-нибудь. Ты же ангел, вдруг умеешь?

Она сглотнула вырвавшийся смешок.

– По коням! – поплыло над лесом.

Зарина приглашающе помахала Томе. Мне помогли взобраться за щит царевны. Деревянный изнутри, ко мне он был обращен холодным начищенным металлом. На щитах в этом мире рисовали узоры, цветы и орнаменты – как и на бляхах ремней, на пластинах лат, ножнах, шлемах, седлах и прочей ерундистике, что усердно покрывалась гербами их носителями на родной Земле. Столь наплевательское отношение к геральдике и принадлежности к определенному дому напрягало. Впрочем, я западных фильмов насмотрелся и книжек о рыцарях начитался, а о том, как заведено у моих предков, понятия не имею. Может, было именно так, и передо мной именно они?

Когда дорога снова принялась вытрясать душу из привьюченого, словно бурдюк, тела, я спросил:

– Можно три вопроса?

– Только три? – Благодушие и покой царили на лице Милославы.

– Для начала. Но очень волнующие. Куда едем, зачем и, главное, что с нами будет потом?

– Правильные вопросы.

Милослава с минуту что-то обдумывала, словно распределяла файлы по папкам «говорить» и «не говорить».

– Первое. «Куда», – вскоре начала она. – В башню Варфоломеи, цариссы Западной границы. Самой сильной цариссы региона.

– Ты ее дочь? – с большой долей уверенности предположил я.

А в уме щелкнуло: «регион» – словечко явно не из лексикона предков. И построение фраз похоже на современный мне язык, а никак не на что-то самобытно-древнее.

Царевна кивнула.

– И Карина с Зариной. И не только. Говорю же: самая сильная. Теперь – «зачем». Мы обязаны доставить ангелов в крепость. Для этого нужно собрать надежную свиту, чтобы не получилось как с Гордеем. Боец был знатный, а думалка хромала. Еще: ангелы, вообще-то, ничьи, но при желании могут стать чьими-то, вот и появилась мыслишка…

Словно ужалило: чьи-то? Нас хотят приватизировать?

Общество религиозного фанатика и обманщика Гордея вспоминалось во все более радужных тонах. Впрочем, несмотря на выказываемый пиетет, он тоже считал нас имуществом.

– Что будет потом? Скажу одно, – продолжила Милослава, – все будет по закону. Как – не знаю. Третья заповедь гласит: соблюдай закон. Так и сделаем.

– Гордей тоже упоминал заповеди, – припомнил я. – У вас, должно быть, другая нумерация. Впрочем, и у нас в разных конфессиях по-разному. Последняя у вас тоже «не возжелай жену ближнего своего» или что-то другое?

– Как?! – Милослава подавилась воздухом, а затем заржала громче своей испугавшейся гулко вторившей лошади. – Слов нет, одни междометья. А четвертая? Ну-ка, повесели еще.

– Почитай отца твоего и матерь твою, – хмуро сказал я.

– Придумают же, – чуточку успокоилась Милослава. – Сказано: почитай матерь свою и чужую, ибо Алла, да простит Она нас и примет, дала нам мир, а они дали жизнь. Четвертая заповедь звучит только так, отступление – грех. Грех – это смерть. Ясно?

– Угу.

Царевна почти не управляла конем. Ищейкой, взявшей след, тот сам находил дорогу. Или у здешних коняк навигатор в голове? Как у наших голубей, отчего они всегда возвращаются.

Скорее всего, Милослава часто ездит этими местами. Самое скучное объяснение обычно самое правильное.

В начале разговора справа приблизилась Зарина с Томой за плечами. Розовенькие ушки обратились в локаторы. Милослава шуганула ее неким крепким словцом, дальше нам никто не мешал.

– Почему ты сказала Гордею «Вы вымираете»? – нарушил я молчание. – Кто вымирает?

– Их семья. Совсем слабая. Теперь еще лучшего бойца лишилась. – Задумавшись, царевна стрельнула глазами по сторонам и выдохнула, пересилив себя: – А как жизнь у вас? Там?

Ее палец пронзил небо.

Сказать, что вопрос меня поразил – ничего не сказать.

– Закон запрещает слушать ангелов, – напомнил я. – Не слушать истории ангелов, не спрашивать о нашем мире. Кто слушал – жуткое наказание.

– Именно, – спокойно согласилась царевна. – Но закон есть закон, а жизнь есть жизнь. Так как там у вас?

– Не боишься?!

– Наслушались алла-хвалинских идиотиков? Заруби на носу или где хочешь: человек отвечает только за то, что докажут. Мы здесь вдвоем. Во всевидящее око Аллы я не верю. Значит, если не проболтаемся, никто не узнает. Где никто не знает, закон бессилен.

Вспомнилось, как в одном школьном кабинете кто-то расписал стену паскудными надписями. Принялись искать виновных. Валерий Вениаминович сказал: «Он был один». «Почему вы так уверены?» «Было б хотя бы двое – я уже знал бы».

– А если проболтаюсь я? – Хотелось бы видеть глаза Милославы, но в доступности был только зад, а он эмоций не выдавал. – Мало того, специально сообщу?

Царевна, как нарочно, поерзала в седле, устраиваясь удобнее. Равнодушно раздалось:

– И что? Кто тебе поверит, если я, царевна, буду отрицать? Ты моложе, беспокойней, фантазия богата. Вскоре свои интересы могут возникнуть. Мое слово окажется весомей. А с тобой однажды произойдет несчастный случай.

Оп. Я заткнулся. Искренне верующие отныне нравились мне больше. Ненавижу местных атеистов.

– Так как же там у вас?

– Нормально у нас.

Бронзовый щит встал холодной стеной не только между телами.

Лес кончился. Царевна чуточку расслабилась, остальные тоже повеселели.

– Наша земля! – за последними деревьями звонко объявила Зарина.

Счастливая улыбка осветила ее лицо, руки раскинулись, обнимая мир. Угораздило же родиться в подобной семейке. Пары лет не пройдет, будет как остальные – прожженной циничной убийцей. Пока же малявка единственная из туземцев вызывала хоть какую-то симпатию.

Под нами колосилось поле, засеянное чем-то. Какой-то культурой. Из меня агроном, как из Милославы Франциск Ассизский. Это такая мать Тереза, только мужик.

Небо потихоньку сгущалось темнотой.

– Успеем, – прикинула царевна.

Через полчаса поле сменилось широкой утоптанной дорогой, первой в этом мире. Надеюсь, не единственной. Лошадям стало легче.

Мои руки обнимали ледяной металл талии царевны, пальцы цеплялись за портупею. Живот, грудь и щека терлись о щит. Вперед смотреть я не мог, но приободрившиеся и радостно засуетившиеся окружающие подсказали, что мы куда-то приближаемся. Отряд поднажал и перед закатом прибыл к охраняемым воротам.

– Спешиться! – бросила царевна.

– Что там? – не утерпел я.

– Цекада, – с радостью «объяснили» мне несколько голосов.

Частокол из высоченных заостренных бревен был мрачен и суров, он вызывал необъяснимое ощущение надежности. Неплохое