Сергей Фомичев - Пророчество Предславы Страница 15

Овда улыбнулась в ответ.

— Существует всё, во что верит хоть кто-нибудь, — сказала она. — И перестаёт существовать, когда иссякает вера. Ты можешь верить или не верить — это ничего не меняет. Но было бы глупо с твоей стороны не учитывать возможность существования сил, о которых тебе ничего не известно. Глупо и опасно.

Эрвела помолчала, а потом сказала:

— Не хотелось бы мне, чтобы с нынешней бедой твой змеевик оказался связан. Ты Мене его показывал?

Чародей кивнул.

— Где она?

— На мельнице осталась. Провожать не захотела, сказала, мол, только беспокойство прощанием будоражить. Придёт, думаю к вечеру, — Сокол ухмыльнулся. — Когда след мой простынет.

Когда они вышли на улицу, Сокол внимательнее разглядел коня. Это оказался тот самый игреневый конь, на котором Эрвела появилась когда-то в пограничье перед их небольшим поисковым отрядом.

Он был прекрасен. Тёмно-коричневой шерсти, с дивным сиреневым отливом, с белоснежной роскошной гривой и хвостом. Его длинные и тонкие ноги производили впечатление сильных и быстрых. Но действительных возможностей этой породы не знал никто. Таких коней Соколу не доводилось видеть уже давно. Овды, считая лошадей друзьями, никогда не продавали и не дарили их людям. Даже в конюшнях князей, царей и императоров таких животных встретишь нечасто.

— Как его зовут? — спросил восхищённый чародей.

— Как назовёшь… — пожала Эрвела плечами. — Ему всё равно как его называют люди.

— Пусть будет Игрец, — предложил Сокол. — Существует предание, что масть эта родилась от сказочного бога Игреца, и что никому из смертных не удавалось вывести её нарочно. Только по воле случая рождаются такие лошади.

Игрец давно унёс чародея, а Эрвела всё стояла на гребне холма, наблюдая за мерным течением Оки. Не столько наблюдала, сколько думала. О Соколе, о змеевике его странном, о вселенской напасти, что вот-вот обрушится на далёкий неизвестный ей город. Потом вдруг что-то поняв, вздрогнула. Оглянулась, разыскивая по привычке коня. Но не было его, отдала чародею, а другого не позаботилась прихватить. Вздохнула и отправилась к Бабенскому оврагу пешком.

Домик Армаса кое-как прибрали, но жильё он пока напоминал мало. Колдуны частью разошлись, частью спали, разобрав сухие углы, а Мена вполголоса беседовала с Ушаном. Судя по усталым глазам, оба всю ночь не спали. Проговорив в поисках верного средства против напасти, даже не заметили, как рассвет наступил.

Эрвела, поприветствовав Ушана, отозвала ведунью в сторонку.

— Сокол уехал, — сообщила она.

Мена кивнула.

— Я тут подумала… — владычица замялась. — Ты амулет его видела?

— Вихрев? — не сразу сообразила девушка. — Да, показывал как-то. В Елатьму ко мне приезжал ради этого.

— Ничего тебе в нём странным не показалось?

— Непростой змеевик, — согласилась ведунья. Но пояснять не стала. Не любила она намёками общаться.

— Боюсь, не связан ли он с напастью нынешней, — наконец, поделилась Эрвела тревогой. — Скажи, вот тебе видение было про Псков. А та тварь, что объявилась, она к амулету не тянулась случаем? Нет ли меж ними родства или связи какой?

— К змеевику не тянулась, это точно, но какое-то сходство, пожалуй, есть, — Мена нахмурилась. — Наверняка не скажу. Мало мне удалось подсмотреть. Закрылось то, что в мир пришло, а может, не осознало ещё цели.

Мена задумалась.

— Вихрь, я знаю, Чернобогу служил. Однако не почуяла я ничего похожего. Да и не отозвался мне змеевик. Блеснуло что-то смутное, но что именно не понять.

Эрвела нахмурилась. Видимо и она ожидала от разговора большего.

— Вот что, — сказала овда. — Если нетрудно попробуй разыскать Елену, племянницу вихреву. Селяне с попом во главе прогнали её. Да так, что ни я, ни сёстры взять след не можем. Соколу я пыталась намекнуть. Но у него голова другим занята, а больше одной мысли за раз он думать не умеет.

Мена улыбнулась. Точно подметила владычица, не возразишь, — водится за чародеем такое. Она и не стала возражать, согласилась поискать женщину, но не прямо сейчас.

— Пока тут никак к согласию не придём, всё на месте топчемся.

Она махнула с досадой рукой, и Эрвела понимающе кивнула.

— Раз Сокол уехал, пойду стало быть отосплюсь, — решила ведунья. — Здесь-то не больно поспишь.

Нижний Новгород. Те же дни.

Константин налаживал союз с той же тщательностью, с какой скорняк сшивает шубу из множества мелких шкурок. Хотя шубу ли? Лучше сказать удавку на толстой шее московской.

Недели не проходило, чтобы из Нижнего не отправлялось очередное посольство. Не реже объявлялись и посланцы союзников. По большому счёту кроме лесных княжеств и Рязани все прочие сторонники, уже давно обговорив главное, обсуждали лишь тонкости. Но, как и всякая добрая шуба, союз не из одних только шкурок состоял. Важны были крепкие нити. И тут в ход шло и серебро, и торговые послабления, и уступки в верованиях — ведь Литва ввела у себя особую разновидность православия, а многие земли и вовсе пребывали в язычестве. Тут следовало действовать осторожно, не давая воли непримиримым людям, вроде Печерского настоятеля Дионисия. Слишком высока ставка.

Помимо прочего, с начала года поднялась небывалая свадебная суета. И браки — не последнее средство в политике, и родственные ниточки крепят союз не хуже серебра.

Ещё Волга не унесла навстречу солнцу последние льдины, пожаловал в Нижний Новгород Семён Судаков, посланец новгородских властей. Вопреки обыкновению ни воевод, ни бояр, Константин на встречу с ним не позвал, пригласил только младшего сына. Это поначалу озадачило Бориса, но первые же слова посланца всё прояснили. Дело оказалось семейным, и в отсутствие старших братьев, его предстояло решить им с отцом. Судаков приехал по просьбе архиепископа Василия Калики, от имени коего сватал Константинову дочь Евдокию за тверского князя Михаила.

«Вот и у сестры детство кончилось» — подумал Борис.

Дело долго улаживать не пришлось. Сватом сам Калика выступил, хотя бы и через Судакова, а жених, пусть и не на Твери ещё сидит, но парень бойкий, ждать долго не будет.

А ближе к лету, когда посольство из Тракая вернулось, старый князь вновь призвал сына.

— Пора бы и тебе, Борис, о женитьбе подумать… — начал Константин без лишних предисловий. — Ты уже не малец. В делах государственных толк имеешь, они тебе, вижу, по нраву. Так что готовься. Князь Ольгерд согласился отдать за тебя свою дочь.

Про «подумать» это отец образно выразился. Думать особенно не о чем. Всё давно решено и без княжича. Да и не удивился Борис обороту такому. Все старшие братья давно оженились, у Дмитрия свои дети уже подрастали, а сестра только недавно просватана. Стало быть, пришёл и его черёд.