Эрик Голд - Серая башня Страница 15

— Да, — сказала девушка, тем не менее, поднимаясь сама. — Я ищу чужеземца по имени Конан. Может быть, вы смогли бы указать мне на него…

Конан ткнул себя пальцем в грудь.

— Это я, — пояснил он.

— О, господин! — в третий раз повторила девушка и кинулась целовать ему руку. — Я так и знала, что это вы! Вы осенены божественной благодатью! Богиня ведет вас! Богиня свела меня с вами! Я так и знала, что эти парни — просто тени, посланные мне, чтобы призвать вас! О, да, царица не ошиблась! Вы тот, кто спасет нас… — Девушка клонилась все ниже и ниже и опустилась на колени.

— Встаньте и расскажите все, как следует, — велел Конан.

— Да, да, — ответила девушка. — Меня зовут Кецува, я послана царицей Аринной за вами.

Конан огляделся.

— Не стоит говорить в таком месте, — заявил он. — Я знаю место получше. Там, может быть, не слишком хорошо пахнет, зато хозяин — отличный парень, и мы спокойно побеседуем о чем угодно, не опасаясь шпионов.

Кецува согласилась.

* * *

Кулем принял Кецуву и Конана с распростертыми объятиями. Он отвел парочку в отдельную комнату и шепнул Конану, что с наемником все в порядке.

Комната была квадратной. Скамьи тянулись по трем стенам, кроме той, где имелся вход. Они были очень широкими, на них можно было спать. Посередине стоял квадратный стол. На нем — подсвечники с ароматными свечами.

Кулем принес все самое лучшее из сладостей, что у него нашлось, — конфеты, сладкие пирожки, орехи, халву. Затем он доставил большое деревянное блюдо с копченым мясом в остро-сладком соусе, по краям блюда была выложена зелень трех сортов.

— Ты будешь пиво или вино? — спросил Конан у девушки. Она зарделась и молчала.

— Вино, — решил Копан. — Слабенькое, но сладкое. Надеюсь, у тебя есть что-нибудь стоящее, Кулем?

Лицо Кулема вытянулось еще более, он хмыкнул и ушел.

Кецува принялась рассказывать обо всем, что произошло во дворце, с такими подробностями, что Конан почувствовал неловкость, будто находился при отправлении высочайших сугубо интимных нужд.

— Но что же это я, — опомнилась Кецува. — Вам же не это интересно! — И она слово в слово передала записку царицы. — Что же нам теперь делать? — спросила она.

— Доверьтесь мне, — ответил Конан, понятия не имея, что делать.

— Я вам уже доверилась, — объявила Кецува. Конан задумался. Ему вспомнилась царица — какой он увидел ее в ночи. Она была прекрасна, она благоухала, как цветок в райском саду. Конан снова захотел увидеть ее и заключить в объятия. Сердце его забилось неровно.

Кулем вернулся и водрузил на стол красный глиняный кувшин с рисунком в виде длинноногих птиц. Другой рукой он поставил два серебряных кубка — большой и маленький. Кецува схватила маленький и засмеялась от смущения.

Кулем наполнил ее кубок. Вино пахло совсем недурно. Конан наполнил свой кубок сам, пригубил из него и убедился, что вкус соответствует запаху.

— Я должен попасть во внутренние покои, — сказал Конан, когда Кулем ушел. — Ты сможешь провести меня? Если я попаду в сад, я найду, что сделать!

— Я проведу вас. Встретимся через два часа. — Кецува отставила свой кубок, вскочила и объяснила в точности, где должны они встретиться. — Богиня ведет вас, я верю! — сказала она напоследок.

* * *

Кулем оставил кабак на попечение напарника и пошел наверх спать.

Рабыня поджидала его. Она уже согрела ему постель и, накрывшись с головой одеялом, читала вполголоса молитву о ниспослании ей живительной мужской влаги. Кулем почувствовал поднимающееся в нем желание, но потом увидел высунутую из-под одеяла ногу рабыни, и желание пропало.

— Сойди! — приказал он.

Рабыня послушно выскользнула и свернулась калачиком на коврике возле кровати. Черные волосы, белая тонкая кожа — рабыня происходила из знатного, но разорившегося рода, который докатился до того, что отцы стали продавать собственных дочерей. Эта девушка обошлась своему владельцу в немалую сумму.

Кулем принялся раздеваться и встал на коврик.

Рабыня прижалась нежной, едва сформировавшейся грудью к его щиколотке и спросила:

— Господин желает, чтобы ему размяли ноги? Кулем размотал набедренную повязку и повалился на постель.

— Потом, Марьям, потом, может быть, — сказал он. — Не сейчас.

Сон быстро смежил ему веки.

Проснулся он от едва слышного хихиканья.

— Марьям? — спросил он.

— Да, господин? — немедленно отозвалась девушка.

Кулем вздрогнул. Он пугался способности Марьям бодрствовать всегда, когда бодрствует он. Он подозревал, что она вообще не спит — и это было страшнее всего.

— Ты не спала?

— Нет, я только что проснулась. Я услышала, как проснулся господин, и проснулась.

— А ты слышала, как кто-то хихикает? Ты слушала?

— Нет, господин.

Кулем не поверил ей, но все равно ему было приятно.

Снова раздалось едва слышное хихиканье.

— А теперь? — спросил Кулем. Вместо ответа Марьям взвизгнула.

— Ай! Меня укусили! — завопила она. — Ай!

Кулем нагнулся с кровати и схватил Марьям.

— Иди сюда, — сказал он.

Рабыня перебралась к нему на кровать. Он почувствовал что-то у своей ноги. Это что-то быстро продвигалось вверх. Кулем вскочил и поймал это. Оно слабо укусило его за палец. Кулем с силой сжал кулак. Существо в кулаке пискнуло и затихло.

— Зажги свет! — приказал Кулем.

Марьям зажгла фонарь у кровати. Кулем раскрыл кулак и увидел на ладони маленькое существо, какое-то неизвестное насекомое с пятью ногами. Насекомое было раздавлено.

Кулем в отвращении сбросил насекомое на пол.

— Надеюсь, оно не ядовито, — сказал он. Хихиканье раздалось опять. Кулем спрыгнул с кровати и кинулся на другое насекомое, с удовольствием раздавив его. На лице Кулема отразилось чувство отрешенной радости. Снова услышав хихиканье, да не из одного места, а из нескольких, он взвился и стал красен лицом.

— Дави их, дави! — крикнул он и последовал собственному призыву.

Марьям закрыла лицо ладонями и тихонечко заныла.

— Марьям! — завопил Кулем. — Марьям, дави! Но она не смогла заставить себя спуститься с кровати. Эти маленькие существа казались ей зловещими. Что-то демоническое было в них, что-то из самой глубины мрачной преисподней.

* * *

Конан остался сидеть в кабаке и после того, как проводил Кецуву и Кулем тоже ушел. Напарник кабатчика, второй пайщик заведения, нравился киммерийцу куда меньше. Он был гораздо толще и не перескакивал через стойку, а медленно и величественно огибал ее, неся свой живот, как атрибут царского достоинства.

Он предложил Конану комнату наверху, где можно спокойно выспаться, но киммериец не испытывал желания спать. Дикое возбуждение блуждало в нем. Он даже представить себе не мог, что глаза иногда имеют свойства крепко закрываться, а сознание — выпадать из реальности.