Дорога крови - Алена Трутнева Страница 15

– Если ты явился за едой, то проваливай отсюда к своим двум проклятым! – лениво отозвался один из лежавших на куче тряпья мужчин.

– У меня к вам просьба. – Мальчишка протянул руку, на его раскрытой ладони тускло поблёскивали несколько монет. – Это всё, что у меня есть.

Нищие жадно уставились на медяки.

– Ну, проходи. – Один из мужчин с обвязанной грязной тряпкой головой и недобрым прищуром белёсых глаз поднялся с земли и направился вглубь тупика. – За мной.

Айзек зажал монеты в руке и с тревожно колотящимся сердцем пошёл следом за нищим, ощущая на себе тяжёлые недоброжелательные взгляды притулившихся вокруг мужчин и женщин.

– Проклятый! Проклятый! – Несколько маленьких ребятишек запрыгали вокруг него, показывая языки и тыкая пальцем. – Черноглазый демон!

– Брысь отсюда! – от грозного окрика мужчины малышей словно ветром сдуло.

Не пригласив мальчика сесть, сам провожатый Айзека опустился на криво сколоченную скамью в затемнённом углу рядом с тремя другими мужчинами, чьи лица почти полностью скрывала тень.

– Не боишься, что мы просто заберём деньги, а тебя вышвырнем отсюда? – поинтересовался один из сидящих скрипучим старческим голосом.

– Боюсь, – честно ответил Айзек. – Но мне больше не к кому обратиться. И я предложу вам больше, если вы мне поможете.

– Говори.

Мальчик переступил с ноги на ногу.

– Феда умерла. Я хочу вас попросить… Попросить… – Айзек сжал кулаки и на мгновение замолчал, стараясь сдержать слёзы. – Помогите нам вырыть для неё могилу. Земля промёрзла. Нам с Нэнси не управиться. Я заплачу вам – только, конечно, постепенно. Буду зарабатывать и всё отдавать вам.

Один из мужчин усмехнулся.

– А если мы запросим с тебя непомерную цену? Ну, скажем, сто медяков? Иначе зимовать вашей Феде в подворотне. Кому ж охота связываться с проклятой старухой и её внучком?

Подобная цена была полным издевательством, но в Айзеке нежданно-негаданно взыграла гордость. Впервые за всё время, проведённое на улицах, мальчишка почувствовал, что не желает уступать и торговаться. Айзек расправил щуплые плечи и вскинул голову.

– Сто медяков? Идёт! Но тогда вы ещё и похороните её.

Мужчина, приведший его сюда, расхохотался.

– Нахалёныш! Смело и самоуверенно для шестилетнего мальчишки!

– Мне уже семь. Но дело не в возрасте, правда? И в старости можно быть тупым. – Айзек сверкнул глазами на предложившего цену мужчину.

– Ах ты, сволочь мелкая!

– Погоди! – Мужчина с забинтованной головой остановил поднимающегося товарища. – Мальчишка определённо хорош. Дерзкий и смелый. Из него выйдет толк. Поможем ему. За сто медяков.

Низко висящее небо тоже плакало вместе с ними, посыпая снегом свежевырытую могилу – одинокую, за чертой города. У Айзека и Нэнси не было денег заплатить за место на кладбище, и потому им пришлось хоронить Феду вне городских стен.

«Не важно, – уговаривал сам себя Айзек, – всё равно моя добрая бабушка попадёт прямиком в небесное царство. Она заслужила это. По-другому быть не может».

Нэнси рыдала, стоя на коленях у края могилы. Айзек приблизился к ней и обнял.

Сердце разрывала невероятная тоска, а пустота, поселившаяся в груди, казалось, никогда не исчезнет. Больше не увидеть ему ласковых глаз Феды, не услышать её заботливого голоса. Горе рвалось наружу слезами, которые не желали литься из глаз, хотя душа Айзека буквально исходила ими. Раньше он слишком часто плакал по пустякам, а теперь, когда случилось настоящее горе и отчаяние терзало и рвало сердце мальчика на части, глаза были сухими.

Нэнси рядом с ним снова всхлипнула и до боли вцепилась в руку Айзека. Мальчишка крепче обнял её и поджал губы – ему так хотелось кричать от невыносимой утраты, но он не позволит себе этого. Теперь он уже взрослый.

– Готово! – Мужчина, тот самый, что затребовал сто медяков, закончил забрасывать могилу землёй и опёрся о лопату.

Айзек высвободился из хватки Нэнси и вытащил из-под плаща дощечку – ещё вчера он старательно вырезал на ней имя бабушки.

– Зачем это? – Помогавшие рыть яму нищие подошли поближе, с интересом наблюдая, как мальчик вкапывает дощечку у края свежей могилы.

– Там написано «Феда». Это как память о ней.

– А кто написал?

– Я. – Айзек положил руки на холодную мёрзлую землю. – Это мой прощальный подарок бабушке.

– Сам написал? – недоверчиво присвистнул один из нищих. – Башковитый.

– Это не сложно… – Мальчик краем глаза наблюдал, как расходятся сделавшие своё дело мужчины.

Один из них задержался около него.

– Говорят, ты должен нам теперь сто медяков…

– Да, я помню и обязательно заработаю их… – Айзек очень старался, чтобы его голос не дрожал от невыплаканных слёз. – Я начну сегодня же.

Нищий довольно кивнул и двинулся следом за своими товарищами, оставив Нэнси и Айзека одних у могилы.

Мысленно попросив Феду передать родителям, если они тоже уже мертвы и встретятся ей, как он тоскует по ним, мальчишка встал и взял трясущуюся от холода и слёз Нэнси за руку.

– Идём. Здесь ветрено.

Девушка неохотно поднялась и пошла с ним.

В тот день Айзек ясно осознал, что смерть одного человека не разрушает незыблемый порядок жизни вокруг. Кроме самых близких людей другим не было и дела до произошедшего. Мир продолжал бесконечный бег, не замечая отсутствия одного из своих созданий. Торговцы точно так же, как вчера, громкими выкриками привлекали внимание идущих по своим делам горожан; бедняки проходили мимо мальчишки, уткнув взгляд в землю; важно шествовали знатные дамы, сопровождаемые молчаливыми грустными служанками; проносились по узким улочкам наездники, топча зазевавшихся простолюдинов. И так изо дня в день, не замечая смерти, собиравшей урожай посреди всей этой суеты – еженощно и ежечасно.

Только сейчас Айзек понял, что город до краёв полон смерти. Каждый день её костлявая рука выхватывает себе жертву из числа живущих, опаляет своим ледяным дыханием то старика, то ребёнка, то больного и немощного калеку, то полного сил и пышущего здоровьем мужчину. Её выбор слеп, а жребий – неминуем. Она оставляет зияющие пустоты в душах родственников умершего по всему городу. По всему свету.

Улица вывела Айзека к рынку, и мальчик остановился, глядя на привычную, но казавшуюся неуместной и притворной суету вокруг. Он был не уверен, имеет ли право продолжать жить своей обычной жизнью сейчас, когда его бабушка лежала под толщей мёрзлой мёртвой земли. А он снова будет улыбаться едва тёплому осеннему солнышку, тонуть в море звуков и запахов вокруг, смеяться, встречаться с людьми, пытаясь наняться в помощники, как будто ничего и не случилось. Глаза обожгли слёзы.

«Стоп, – приказал себе Айзек. – Так не пойдёт. Ты обещал быть сильным».

А бабушка – ему очень хотелось верить – поймёт его и не