Валерий Иващенко - Воин и Маг Страница 16

Вид отсюда был просто удивительным. Ночью прошёл первый весенний дождь, и теперь всё выглядело отчётливо-ярко, свежо, словно отмытая винным спиртом от копоти картина. Изломанный контур крепостных стен с башнями по углам, теснящиеся внутри постройки с главенствующим над ними изящным главным зданием. За стенами почти вплотную подступила к воротам россыпь домишек города, разрезанная уходящей на юг дорогой. А вокруг всего этого на некотором отдалении раскинулось бескрайнее море лесов. Дымчато-зеленоватое, если приглядеться – чуть волнующееся, уходящее во все стороны насколько видят глаза.

Вон там, далеко на полночи, заканчивается сфера владений Империи и начинаются земли Царства Света. И правит там не столько король Хенрик, сколько церковники, почитающие Единого бога. На закат и восход простираются такие же пограничные земли с редкими городами и деревнями. А на полдень уходит тракт в серединные баронства Империи. Впрочем, ничего этого не видно за зелёным покрывалом леса.

Лишь где-то за горизонтом, на южном восходе, виднеются вершины гор. Там начинается Набатный кряж, который тянется на восход, прикрывая от полночных ветров Бриарвуд и Мирквуд, а там дальше, уже и смыкается с высоченными (насколько Карлос помнил из рассказов учителя) горами, отделяющими Империю от страны орков. Кстати…

Уцепившись руками за выложенный из камня зубец башни, он всмотрелся в раскинувшиеся, казалось, под самыми ногами город и окрестности. Как ни странно, следов закончившейся недавно войны с орками, беспощадной волной прошедшейся по этим местам, почти и не было. Лишь слишком новое, выделяющееся на фоне остальных, нарядное здание городского магистрата, которое в здешних краях называют чудным словом ратуша. Да виднеющиеся под шапкой пены глыбы разрушенного каменного моста через речушку… Как там её назвала Нелли?..

Парнишка против воли вспомнил события этой нежной и волнующей ночи, и жаркий румянец выхлестнул на его щёки, ещё не знающие ужасов бритья. Воровато оглянувшись – не увидал ли кто ненароком? – Карлос улыбнулся и каким-то новым, непривычным ещё усилием воли вернул мысли в более безопасное русло. Нет, как же всё-таки непохоже после родных каменистых степей баронства Кейрос! Там леса в диковинку, зато на коне раздолье. А тут… Карлос поневоле задумался, а каково же тут развернуться тяжёлой, закованной в железо доспехов, баронской коннице. Да ну – никакого простора! Только на пехоту с лучниками и вся надёжа… А всё ж богато живут здесь – места хорошие…

Со стороны подъёмного моста, при нужде поднимающегося к воротам замка и дополнительно прикрывающего их, донёсся грохот копыт. Свесившись через парапет таким образом, от которого пришла бы в восхищённый ужас сестра, парнишка наблюдал, как по тяжёлым, потемневшим брёвнам настила в замковые ворота проехал богато одетый всадник. А следом ещё трое, у одного из которых на поднятом стоймя копье горделиво развевался штандарт с ощетинившимся чёрным волком.

«Вау! Да это ж барон собственной персоной! А я тут торчу…» – Карлос спохватился и кубарем слетел по лестнице, едва успев увернуться от захлопнутой за собой крышки люка.

Эстрелла ещё раз повертелась перед большим, в старинной вычурной раме зеркалом, вновь и вновь придирчиво изучая платье, которое за ночь пошили безвестные портные из города. С вечера какой-то мальчишка снял мерки и тут же унёсся прочь, сопровождаемый грозным напутствием баронессы Амалии. На все расспросы она очаровательно улыбнулась и ответствовала, что, мол, есть тут одна семья потомственных портных… «Если барон за такие расходы не выгонит меня и дочь из замка» – тут баронесса усмехнулась – «то надо будет взять их сюда. Уж больно хорошо и быстро шьют».

И вот теперь Эстрелла не нашла даже, к чему придраться. И красиво, и удобно. Даже брату пару одежды изготовили чудо-мастера. Кстати, судя по шагам – это братец и бежит.

В дверь постучали.

– Ну, донья, ну красавица… – восхищённо-завистливо протянула служанка Молли (та самая, белобрысая хоббитянка), с восторгом глядя на хозяйку, и пошла отворять.

– Карлос, вот. – указала старшая сестра на стол, где лежала его одежда. Ничуть не стесняясь присутствия с детства привычной Молли, Карлос мигом переоделся и тоже осмотрел себя в зеркало.

– А недурственно!

Эстрелла кивнула. В самом деле, черные с блеском облегающие брюки в паре с великолепной, белоснежной рубашкой с распашным кружевным воротом чудно подходили к его белой коже и чёрным вьющимся волосам. Затем она шагнула ближе и застегнула ещё одну пуговку на его груди.

– Ну вот ещё! – привычно взвился Карлос против тирании старшей сестры, – Простора нет! Давит!

И расстегнул обратно.

Эстрелла молча ткнула пальчиком в весьма симптоматичное покраснение на шее брата, чуть виднеющееся опять, при свободно распущенном вороте. Карлос пристальнее глянул на себя в зеркало, этак очаровательно, еле заметно запунцовел и молча застегнул пуговку обратно.

А затем бросил на сестру быстрый, испуганно-оценивающий взгляд искоса. Точно такой же, как когда она проведала, что это он разбил любимую маменькину вазу гномьего хрусталя. Или когда нечаянно залил шоколадом её новое платье из харадского шёлка. Но на этот раз, против обыкновения, сестра читать мораль не стала. Лишь чуть усмехнулась и пробормотала.

– Кажется, я знаю, кому на самом деле надо намылить шею…

Барон оказался мужчиной мощного, крепкого сложения и с присущим истинно сильным людям добродушием. Сердечно поприветствовав гостей, он затем сжал в ласковых объятиях сына. Valle картинно застонал, задрал глаза к потолку, подпёртому закопчёными балками. Охнул, почувствовав, как хрустнули его косточки. Рядом с отцом он казался стройным ясенем, выросшим возле могучего дуба. Баронесса Амалия улыбалась, глядя на них, и не могла сдержать радостных слёз, почему-то набежавших на глаза.

– Мам! – горячим шёпотом позвала её крутящаяся возле дочь. – На кухне уж всё готово!

Баронесса незаметно смахнула влагу платочком из рукава, подала супругу известный знак, и тот радушно и громогласно пригласил всех «отведать нашего скромного завтрака».

Принц незаметно улыбнулся донье Эстрелле, и та в ответ тоже улыбнулась, как она умела – одними глазами. После чопорной, чинной и строго регламентированной трапезы в императорском дворце здешние свободные, домашние нравы показались глотком прохладной воды в душный день. Барон блистал шутками – незамысловатыми, дружескими, не относящимися ни к кому конкретно, но заставляющими всех чувствовать себя раскованно и весело.

После пармезанского салата речь зашла об охоте, и Valle кстати упомянул, что гости никогда не охотились на медведей и кабанов.