Да здравствует ворон! - Абэ Тисато Страница 16

– Ты погибнешь на священной земле. Если ты действительно считаешь, что справишься с этим, значит, я тебя переоценивал и мне нужно пересмотреть свое мнение. И все-таки отправить тебя на верную и к тому же ненужную смерть я не могу. Остынь.

Однако дама упорствовала.

– Я и правда разгорячилась. Но я действительно готова рискнуть жизнью и сделаю все, чтобы избежать сражения. Можно помочь вам?

«Ох, как нехорошо-то», – подумал Сигэмару.

И тут Сумио выразительно вздохнул:

– Девица, подождите.

В ответ на неслыханное прежде обращение «девица», которым Сумио словно подтрунивал над ее происхождением, девушка только вытаращила глаза.

– Я не буду терпеть придирки тех, кто сам сидит в безопасности, пока мы делаем дело. Прежде чем совершать такие глупости, поблагодарите сначала тех, кто бьется за вас, не жалея жизни.

Масухо-но-сусуки покраснела.

– Какие еще придирки? Я вовсе не… – забормотала она, но Сумио продолжал грозно наступать:

– Хватит! Скажу прямо: уходи отсюда, женщина!

Получив такой отпор, Масухо-но-сусуки залилась краской. Она открывала и закрывала рот, но с ее губ не срывалось ни звука. Так ничего и не сказав, она вымученно поклонилась и быстро ушла. Никто ее не остановил.

– Прости, – кратко произнес молодой господин. Сумио лишь отмахнулся.

Акэру посмотрел на него с мукой на лице:

– Извини, что тебе пришлось взять на себя эту неприятную роль. Это я должен был ей высказать.

– Не обращай внимания. Займемся сменой караула. – И Сумио энергично встал.

Тихая не спускал с него глаз.

– Разве с ней можно так? – спросил он, когда Сумио подошел к нему взять меч.

Тот криво улыбнулся:

– Если бы я не обошелся с ней так, мы бы не смогли ее остановить. А она все равно меня никогда не любила. Что уж теперь… И вообще, важнее было прогнать ее отсюда.

– Да, но… – начал было Тихая, но, глянув в лицо друга, прикусил язык.

Ночной ветер принес капли дождя. Зимнего дождя.

Масухо-но-сусуки, съежившись на спине у коня, возвращалась в Сиондзи. Дорогой она облетела гору Тюо по широкой дуге, поэтому успела промерзнуть до костей.

– Что с вами?! – удивленно воскликнула Кикуно, которая когда-то занималась воспитанием девушки, а сейчас взяла в свои руки управление Окагу.

С тех пор как произошло землетрясение, в Сиондзи устроили лечебницу, и все дамы помогали лекарям. Но Масухо-но-сусуки чувствовала себя беспомощной, глядя на тяжелораненых.

Когда все было в порядке, она командовала придворными дамами: отдавала приказы приготовить одежду, помогала Хамаю на церемониях, раздавала указания. Однако в кризисный момент она осознала, что все это были иллюзии.

Хамаю оставалась невозмутима. Это она велела открыть Сиондзи, а всеми делами распоряжалась Кикуно. Только теперь Масухо-но-сусуки заметила, что окружающие ждали от нее указаний, просто чтобы позволить ей сохранить лицо. «У нас есть кимоно вот такого и такого цвета, как вы полагаете, какое лучше?» – «Пожалуй, лучше это». Ткнуть пальцем в ответ на такой вопрос могла бы любая. Ведь это не она на самом деле приказала принести ткань и готовила варианты на выбор. Даже эти мелочи решал кто угодно, кроме нее. А вот когда потребовалось быстро давать указания, оказалось, что от нее нет толка. Как только она пыталась что-то сделать, Кикуно менялась в лице и говорила: «А вы побудьте с госпожой Сакурой».

Внутри копились досада и раздражение. Вот почему девушка наговорила лишнего Ямаути-сю. Ей хотелось плакать от злости на себя саму, но в то же время она думала, что Сумио позволил себе слишком много.

– Госпожа Масухо-но-сусуки… Барышня?!

Кикуно, помогавшая ей переодеться, выслушав ее, улыбнулась так ласково, что в груди стало больно.

– Мы можем только довериться мужчинам. Что бы вы ни сказали, вы станете им помехой.

– Я и сама это понимаю. Наговорила глупостей. Но я не могла промолчать…

Она не хотела сражений. Не хотела, чтобы хоть кого-нибудь ранили, поэтому и думала, что сумеет ради этого сделать все что угодно. Оказалось, ей это не по силам.

Масухо-но-сусуки считала, что ушла из дома и самостоятельно встала на ноги. А на самом деле оставалась все той же надменной, не знающей жизни девицей из аристократической семьи.

Когда она все это высказала Кикуно, та, немного помолчав, мягко упрекнула хозяйку:

– А что плохого в том, что вас берегли как любимую дочь? Все остальное – просто капризы.

Масухо-но-сусуки шмыгнула и сердито посмотрела на Кикуно:

– Хочешь сказать, что до сих пор даже мои капризы были по их плану?

– Именно так. И в чем-то вы все-таки добились своего.

– Что ты имеешь в виду?

– Вернулась госпожа Сакура. Хочет поговорить с вами.

Ее отвели в личные покои Хамаю в глубине основного здания Сиондзи. Там действительно было пустовато – просто диву даешься.

Раньше Хамаю жила в покоях побольше, но уступила их тем, кто нуждался в лечении, а сама устроилась в маленькой комнатке, застланной татами. Разумеется, постель с балдахином там поставить было негде, поэтому она каждый день вынимала на ночь и убирала утром футон, как простолюдинка. Кое-кто не вынес такой жизни и уехал домой, но Масухо-но-сусуки упрямо оставалась при своей госпоже.

– Это ты? – спросила Хамаю. Она сидела у маленького письменного столика, одну ногу согнув в колене и поставив на пол.

Ради экономии супруга наследника зажгла маленький светильник вместо яркого, с блуждающим огоньком. Комната тонула в голубоватом мраке, среди которого резко выделялась хозяйка в оранжевом свете, будто кукла или какое-то создание не от мира сего.

Она протянула Масухо-но-сусуки плетенку для сидения, и та устроилась рядом. Кикуно села чуть позади и левее от своей хозяйки.

Хамаю иногда выбиралась из своей комнатушки, чтобы проверить ближайшие пункты, где помогали пострадавшим, и все же в основном сидела затворницей в Сиондзи. Масухо-но-сусуки знала, что сегодня госпожа куда-то уходила по делам, но куда – не ведала. Когда она спросила Хамаю, та слегка кивнула:

– Да, слетала тут в Западный дом.

Узнав, что госпожа виделась с министром запада, Масухо-но-сусуки растерялась:

– К моему отцу?

– Угу. Родители тебя любят. – Хамаю чуть улыбнулась. – Они сказали, раз неизвестно, что дальше станется с Тюо, их не волнует служение правителю и позиция дома – лишь бы дочь вернулась в западные земли.

И правда, отец уже несколько раз просил ее приехать домой. Это она сама упрямилась и делала вид, что не слышит его. Неужели теперь ее увезут насильно?

Масухо-но-сусуки напряглась, Хамаю же, будто и не замечая ее состояния, небрежно бросила:

– Конечно, положение сложное. Мне не сразу удалось их убедить. Но сегодня я наконец получила согласие. Поэтому слушай.

Она вдруг заговорила торжественно:

– Это приказ, Масухо-но-сусуки. Ты должна вернуться в мир и стать наложницей Его Высочества.

За окном сверкнуло, и комната на миг озарилась светом. Тут же с вершины горы донесся раскат грома.

Масухо-но-сусуки не сразу поняла, что приказала ей Хамаю.

– Что ты говоришь?! – с трудом выдавила она хриплым голосом.

Хамаю невесело улыбнулась:

– Ты ведь уже поняла. Я не могу выносить дитя, поэтому ему нужна наложница.

Она понимала, что для государства рождение наследника – самый важный вопрос. Однако шоком для нее стало не это.

Молодой господин и Хамаю были друг для друга дурной компанией – друзьями по детским шалостям, но вместе с тем она видела и как они иногда пересмеивались, забавляясь, словно щенята.

Она со страхом и нетерпением ждала, какой же ребенок родится у этой пары, так мало похожей на союз супругов. Поскольку ей самой грозила та же участь – остаться бездетной, она прекрасно понимала чувства Хамаю, когда та узнала, что ей не выносить дитя. Поэтому ее пугало, что госпожа совершенно не выказывала печали по этому поводу.

– Ты поняла меня, Масухо-но-сусуки? Ты родишь дитя для Надзукихико вместо меня, – сказала супруга наследника с беззаботной улыбкой, а ее придворная дама лишь в изумлении смотрела на свою хозяйку.