Вновь: ошибка координат - Никита Владимирович Чирков Страница 16

не мое. Знания мои могут быть неточными. Но хочется поделиться. Возможно, это уже утеряно. Или еще не открыто тобой. Потом идут две близкие планеты — Кантата и Апотома. Две планеты с большим набором ресурсов. Жаль, далеко. Там нет воздуха и воды. Вот такой наш маленький мир. Названия придуманы давно. Помни. Придуманы со смыслом. Все здесь имеет смысл. Семь планет вокруг звезды ИМБ. Я знаю смысл этого ИМБ, хочется поделиться. Такое знаю я и еще, может быть, кто-то. Редкое знание. Пришло неожиданно. Лучше останется со мной. Прости. Так будет безопасней.

12

После шокирующей правды о смерти Морица Рода почти потеряла сознание. Реальность выскользнула из ее рук, пробудив последний, оттого и бескомпромиссный защитный механизм — агрессию. Сначала она начала все громить, будто бы от этого зависела ее стойкость перед враждебным натиском, но с каждой минутой вместе с энергией иссякала и цель защиты. А дальше она не помнит, лишь слова Катарины о ее обезвреживании электрошоком раскрывают пелену тумана прошлого.

Сейчас Рода в сознании, но не спешит, размеренно осмысляет происходящее сейчас — никак не прошлое. Что-то внутри так и просится повременить с выводами или действиями, проталкивая вперед остальных нужду отделиться от окружения, чтобы фокусировка на чем-то маленьком и безопасном возымела восстановительный эффект. Вот Рода и сидит в кресле, поджав ноги и руки, словно комочек, разглядывая небольшой кабинет Катарины: обычный стол с мониторами слева в углу, чтобы был видно помещение, где справа стоит во всю стену стеллаж с ящиками разных размеров. Катарина вытащила стул из-за стола и поставила ближе к Роде, заполнив пустоту в центре.

— Извини. Ты была в жутком состоянии, ну я и решила, что хватит тебе травм… на какое-то время как минимум. Это было правильно с моей точки зрения. В данном случае я надеюсь, ты поверишь мне не только как специалисту, но и как заинтересованному в твоем благополучии человеку.

— Ненавижу, когда мне лгут, Катарина, — Рода говорила аккуратно и вдумчиво.

— Считай это заботой.

— Не буду. Ваша забота мне вредит больше.

— Директор…

— Я не про него. — Катарина поняла, что Рода говорит не только о последних событиях, взгляд ее пронзал в самое сердце, чему невозможно было не удивиться от такого человека. С минуту они молчали, потом Рода, аккуратно выводя на чистую воду лжеца, заговорила: — Мои настоящие родители погибли на Опусе. Андрей взял меня к себе и воспитал как свою дочь. Катарина, ты знала об этом?

— Да, — неожиданно спокойно ответила она, словно вопрос был о чем-то незначительном. — Совет, о котором ты не просила: он тебя воспитал, это стоит очень многого и не дано тому, кому плевать на ребенка.

— Это окупает ложь?

— Ничего, потерпишь. И пока в твоей голове не начали происходить предсказуемые мыслительные процессы, я успею закинуть еще кое-что — оставь это на потом.

— Звучит так, будто бы у меня есть мотивация заниматься чем-то иным.

— Ну, если ты приняла смерть человека, который тебя воспитал, и наличие хищников тебя не особо волнует, то да, можешь смело сидеть и утопать в жалости к себе. Знаешь, я даже тебе камеру выделю, там безделье входит в норматив дня.

— Зачем кому-то врать о его смерти? Официально…

— Рода, а ну, соберись! Я стою достаточно высоко, чтобы знать, как понятие «официально» мало пересекается с правдой. Без Андрея у нас может быть очень много проблем. Он был приближен к Козыреву и прикрывал каждого из нас…

— Ну или дело в том, что отец просто знал о ваших делишках в Тиши, сам их одобрял и, насколько мне известно, но тут не ручаюсь, держал всех на коротком поводке. И теперь вы боитесь, что все эти тесты на людях, которые незаконны, бесчеловечны и, что самое главное, секретны, могут всплыть наружу. Не знаю, как хорошо осведомлен тот же Козырев, но что-то мне подсказывает, что люди, те самые, которые только вчера бунт устроили, вряд ли обрадуются тому, как вопреки нравственности и морали Техгруппа продолжает эксперименты над людьми. Ну так что, Катарина, эту ложь мы перетерпим?

С минуту они молчали, испытывая друг друга в молчаливой борьбе, где молодость смогла выстоять лишь за счет упрямости, подтолкнув старшую на нечто столь откровенное, сколь простое и точное:

— Ответь мне на вопрос, только честно: ты не хочешь допустить даже шанс того, что он жив из-за его лжи? Неужели твоя злость столь сильна? — Рода с трудом скрывала нахлынувшие чувства, допуская лишь блеск в глазах от подступающих слез. — Потому что если это личное, то ты тупая дура, Рода. Я не хочу даже допускать идею, что я и остальные переживаем его смерть тяжелее, чем ты — не родная, да, но та, кого он считал дочерью.

— Да ничего ты не переживаешь! — Привычный нрав девушки проявил признаки жизни. — Вся ваша работа и жизнь построены на лжи, даже это место! И сейчас ты снова лжешь сама себе, ищешь способ выкрутиться, чтобы снять с себя вину и ответственность за его смерть, ведь именно твой муж, Катарина, устроил катастрофу, которая привела к смерти моего отца. Но знаешь, это я еще могу от тебя и вас всех принять, но то, что ты пользуешься моей болью ради своего эго… Может, и хорошо, что ты так и не стала матерью.

— Закрой свой рот! — прорычала сквозь зубы Катарина, вскочив на ноги. Рода никогда не то что не видела ее такой, даже представить не могла этот вспыхнувший образ. — Наглая, надменная мразь! Как ты смеешь такое говорить? Что вообще с тобой не так?

Рода быстро сознала свою излишнюю своевольность, столкнувшись с закономерной реакцией, попытка исправления которой вот уже почти слетела с ее языка, но Катарина пресекла извинительную инициативу:

— Молчи. Хватит. Так мы ни к чему не придем.

Вернувшееся самообладание вновь удивило Роду, зародив в ней еще и некоторое восхищение Катариной как примером сильной женщины. Катарина сделала несколько шагов в свободном пространстве, подумала, собралась с силами и, не скрывая разочарования, решила подвести неприятный итог:

— Я пыталась заботиться о тебе, пыталась говорить на равных. Все это я делала из благих намерений. Возможно, когда-то ты созреешь для этого. Возможно, когда-то ты повзрослеешь. До тех пор тебе не понять ни меня, ни нашу с твоим отцом работу.

Откровенный, кажущийся и вовсе судьбоносным разговор оказал на обеих влияние большее, чем они могли осознать в той непродолжительной, но невероятно важной тишине.

В кабинет Катарины ворвался сам Директор. Переполненные страхом глаза